Эльмира Нетесова - Фартовые

• Название: Фартовые
• Автор: Эльмира Нетесова
• Жанр: Боевик

---

Как и любой следователь, Яровой знал, что фартовые, стараясь не привлекать к себе повышенного внимания, не грабят, не делают налетов там, где живут, где имеют хазы. Именно так он высчитал, что этим районом стала городская окраина кож- завода, с ее многочисленными частными домами, хибарами-завалюшками, списанными под снос фанзами.

В то же время Аркадий Федорович понимал, что и внезапная проверка этих хижин ничего не даст. У воров есть стремачи и осведомители. Они не опоздают предупредить своих.

Этой проверкой можно лишь спугнуть банду. Изгнать из этого района в другой. Поймать — вряд ли удастся. Фартовые всегда имеют при себе пусть липовые, но документы. К жителям кожзавода приезжали друзья, знакомые, родственники, не только из Южно-Сахалинска, а и с материка. Каждого проверять не будешь. Да и люди в случаях таких проверок возмущались, жаловались на милицию.

И вот тогда помог Яровому счастливый случай. Пришел к нему под вечер лейтенант милиции. Вроде без особой причины визит нанес. И рассказал, что несколько месяцев назад задержал он при проверке документов мужика медвежьей внешности и с кличкой Медведь. После установления личности помог ему. Тот пожил в общежитии с месяц и приглядел себе женщину. Та на кожзаводе живет. В старой щелястой избе. Медведь, ухаживая за бабой, избу на ноги крепко поставил. Стены тесом обшил, крышу перебрал, выровнял. Крыльцо обновил. А потом решил из пустующего сарая баньку смастерить. Когда глянул, там, оказалось, двое ханыг живут. Пригрелись. Но один из них — может, и фартовый. Медведь рассказал, что тот старик его к себе в шайку звал. Подрались оба тогда. Медведь боится за себя, пришибет ненароком того старика и в тюрьму может угодить. А он семьей обзаводится, вот и обратился, чтобы милиция сама разобралась.

— Так он уже их спугнул, — не поверил в удачу Яровой.

— Нет. Он их через щели увидел. И себя, говорит, ничем не выдал.

…Фартовые и впрямь основались здесь неплохо. Сарай стоял далеко от дома, в самом конце огорода. Раньше там хозяева скотину держали. Но уехали, продав дом, люди на материк и опустел сарай на много лет. Напоминанием о былом остался полный чердак соломы и сена, опилки в углу, ржавые вилы, да скребок с лопаткой.

А что еще нужно фартовым? Сарай плотно закрывался. Обзор из него — во все стороны. Так что стремачей снаружи морить не стоило. Жили они тут спокойно. Ночью, едва темно становилось, спускались к реке. Берегом — в город. Так ближе. И обратно тем же путем. На сарай брошенный кто внимание обратит?

Не могли предположить фартовые, что лохматый Медведь, отремонтировавший дом, вздумает и сарай пустить под баню. Тот вечером, стоя во дворе, прикинул все. Даже ночью в огород вышел, чтобы глянуть, как лучше воду подвести. Из сарая голоса померещились. Оказалось, под самым боком банда пригрелась…

А на вторую ночь видел в окно Медведь, как провела милиция через его двор плюгавого заморыша-воришку. Всего одного и поймали. Медведь разозлился. Решил в следующий раз сам справиться. Не обращаться к властям.

А пойманный милицией сявка Дяди действительно не мог знать, куда слиняли фартовые еще по сумеркам. Его самого небрежно выковырнул из прелого сена милиционер, едва не наступив на голову.

Фартовые в эту ночь тряхнули ростовщика Цыгана, забрав у него из дома все наличные. Тот пожелал им засыпаться не дойдя до хазы. Но обращаться в милицию не стал. Слишком хорошо знал норов законников. А те, с наваром, ушли в распадок. Где далеко от посторонних глаз прятала общак «малина». И трое милиционеров, оставленных в сарае, так и не дождались фартовых…

А воры словно почуяли неладное, не торопились возвращаться и завернули в знакомый притон, где им были рады в любое время суток.

Остаканившись для сугреву души, побалагурили с пухленькой чувишкой, худой и жадной бандершей, которой сколько ни дай, все мало было, фартовые расползлись по углам, прихватив за занавески свободных от клиентов баб. И только Дядя ни на одну не оглянулся. Он сидел мрачный. Один за столом глушил водку стаканами. Хмель не брал его.

Бандерша, копошась в облезлой тумбочке, жаловалась на жизнь, на невзгоды. На девок-лентяек и обжор, на жадных клиентов, Эти жалобы были бесконечны, как дождь. Уж коль зарядил, пока до костей не достанет, не остановится.

Дядя не слушал бабу. Зная бандершу много лет, привык к ее всхлипам и не обращал внимания на них.

Повернулся лишь когда скрипнула дверь. Думал, кто-то из кентов вернулся, решив проглотить стакан водки. Но нет. К столу подошла девушка, совсем непохожая на клевую. Разве только одежда…

У пахана водка сосулькой поперек горла встала.

Бандерша сразу почуяла поживу. И предложила:

— Клавдя, займи гостя, я закусь освежу.

Но та, едва взглянув на Дядю, собралась уйти.

— Куда торопимся? — едва нашелся пахан.

— Пройтись хочу. Воздухом подышать, — ответила Клавдия простодушно.

— Побудь со мной. Просто рядом посиди, — попросил пахан не изменяя своему правилу: не брать бабу силой. Слово за слово…

И в эту ночь милиция не дождалась фартовых. Яровой уже было согласился с тем, что спугнули милиционеры фартовых. Но решил выждать еще один день.

Дядя даже не предполагал, что в сарае фартовых ожидают. Со времени смерти жены не знал пахан женщин. Ни на одну не смотрел. Клавка была первой. С нею пахан провел не одну — три ночи. Ей отдал всю застоявшуюся нежность и ласки. Ей платил щедро, по-купечески.

Кенты, не дождавшись его — ушли на хазу. Бляди для них были обычным делом. Им они отдавали деньги, но не сердце. Меняли их часто, потому ни к одной не прикипали. И едва выпадала минута, сворачивали в притон, чтоб дать разгон крови, знали: воздержание фартовому и вредно, и опасно.

А пахан, как замерзший путник от костра, не мог оторваться от Клавдии. Она казалась ему подарком фортуны, лучшей из удач, улыбкой неба.

Клевая даже не подозревала, какой ураган разбудила она в душе фартового. Он не отходил от нее ни на минуту. Сорил деньгами, ласками, как потерявший голову мальчишка. Он измучил ее и себя. Он потерял счет времени. И заснул мертвецки пьяным лишь на четвертый день.

Клавдия спала рядом, голая, как горе. Пахан крепко держал ее в объятиях, словно остаток жизни. И храпел так, что в притоне дрожали стекла.

Внезапно под утро Дядя вскочил, обхватил голову руками. Его мутило от выпитого и от увиденного.

Проснулась и Клавка. Обняла пахана. Тот, вздрагивая и поеживаясь, не мог ничего сообразить.

— Что за незадача? Ни хрена не варит тыква. С чего мне такое привиделось? — думал он.

А приснилось пахану, вроде летит он над землей высоко в небе. И холодно ему наверху. И хочет он на землю опуститься. А там — ни одного дома, ни живой души не видно. Только белые кладбища с крестами, а вокруг мокрая раскисшая от дождей земля. Хочет Дядя приглядеть себе сухое место. Но его нет. Он кричит сверху, зовет хоть кого-нибудь. Но вокруг ни души. А он совсем замерз, и не может больше лететь. Он падает вниз и видит тройку черных коней. Они бьют копытами от нетерпения, ждут, когда Дядя сядет в возок, разукрашенный бумажными цветами. Дядя влез в возок. Кони понесли быстрее свиста. И только тут, оглядевшись, понял, что попал в ловушку. И вовсе это был не возок, а обычный воронок. И никаких коней. Трое лягашей охраняют Дядю чтобы не слинял… Но воронок не кони. Он не сбивается с пути.

«Неужель кентов накрыли?» — покрылся испариной лоб. Нет, не может быть. Сарай сколько уж лет никому не нужный стоял. И ничего там не намечалось. И все ж надо глянуть. «А то приклеился я тут, как старый козел к молодой капусте, — ругал себя пахан и, торопливо одевшись, выскочил из притона, наспех пообещав Клавдии навестить, как случится время.

Подойдя к сараю, он прислушался. Там тихо. Дверь привычно заперта изнутри. Значит, зря перетрухал. Дрыхнут кенты. «Ничего не стряслось. Просто водяры пережрал лишку», — решил Дядя и, открыв дверь хитроумно приспособленной щеколдой, уверенно вошел в сарай. Закрыв за собою дверь, он пошарил рукой по доске, где всегда лежали спички. Коробка не оказалось.

«Наверное, упал», — нагнулся пахан пошарить по полу. И тут же от удара в темя свалился лицом в пол.

— Говорил я тебе, сволочь, что верну тебе твое! — грохнул в темноте голос Медведя. Дядя сразу узнал его. Но услышать— не увидеть. Дядя как слепой кидался во все углы, а Медведь бил из каждого и всегда точно.

Дядя влипал всем телом в хлипкие, дощатые стены, в земляной пол, в дверь. Его же кулак проваливался в пустоту. От этого боль болела вдвойне.

— Что ж, падла, в темноте твоя взяла. Будь при свете, вкину, не одыбаешься, — пообещал Медведю еле дыша.

— Вкинул бы при свете. Да мусора тебя тут же сгребут.

Это — как два пальца… Кентов твоих уже накрыли. Всех повязали, как фрайеров. Еще вчера. Тебе повезло. Я тебя и за суд, и за прокуратуру, и за милицию… Не все тебе срываться.