Борис Минаев - Ельцин

• Название: Ельцин
• Автор: Борис Минаев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-235-03398-6

Уникальность этого биографического исследования определяется уже самой темой — новая книга серии «ЖЗЛ» посвящена первому президенту Российской Федерации Б. Н. Ельцину. В этом человеке странным образом уживались два начала, которые и определяли к нему отношение в эпоху перелома. Одна часть людей видела в нем выдающегося строителя новой России, другая — разрушителя великого государства. Но кем бы он ни был на самом деле, одно не подлежит сомнению: Ельцин был востребован самой историей.

---

Приговор.

9 августа 1996-го он принимает присягу в Кремлевском дворце. Произносит торжественную клятву президента, держа руку на Конституции. Большая речь, торжественный парад…

Церемонию сократили до двадцати пяти минут. И тем не менее выдержал ее Ельцин с большим трудом. Это видели все, кто был в зале. Ну а те, кто наблюдал за инаугурацией по телевизору, о многом в тот день догадались.

После инаугурации он уезжает в Завидово — готовиться к операции.

Но отдых не принес желаемого результата. Наоборот, у Ельцина сильно упал гемоглобин. Вот как он описывает свое состояние: «Слабею с каждым днем, есть не хочу, пить не хочу, только лежать… Позвал врачей. Это что, конец? Да нет, говорят, Борис Николаевич, не должно быть. Всё идет по плану… Таня, Лена, Наина — все в шоке. За несколько дней я сильно осунулся».

Осунувшегося Ельцина интенсивно готовили к операции. Ее перенесли на начало ноября, хотя первоначально предполагалось — в сентябре. Необходимо было восстановить ресурсы организма, поднять гемоглобин.

Вообще решение делать операцию в России тоже было неочевидным, многие российские кардиологи честно предупреждали его: аортокоронарное шунтирование — технология, отработанная именно в западных клиниках, и будет даже спокойнее, если он решит делать эту операцию где-то на Западе.

Нет, он будет делать операцию только в России. (Кстати, позднее российские медики привлекли легендарного американского кардиохирурга Майкла Дебейки, он прилетел в Москву и консультировал наших специалистов.)

Ему назначили коронарографию — болезненное исследование, когда в сердце через катетер вводят йодсодержащую жидкость и проверяют работу клапанов. Исследование показало: затруднен кровоток, закупорены сосуды. Если до исследования предполагаемой целью операции было восстановление нормальной работы сердца, то после него стало ясно — операция нужна по «жизненным показаниям». Оказалось, что все еще хуже, чем предполагалось вначале.

Тем не менее он продолжал активно работать, Встречался с премьером Черномырдиным, обсуждая новый состав кабинета, назначил нового главу администрации (Анатолия Чубайса).

Постепенно, шаг за шагом он приближался к назначенному сроку. На сутки, на двое он ложился в ЦКБ, еще одно обследование, еще один разговор с врачами, и все-таки часы неумолимо приближали его к этому дню. Рано или поздно эту главную государственную тайну предстояло сделать достоянием гласности.

Для президента Ельцина вердикт врачей ставил ряд не просто психологических, скажем так, личностных, но и политических проблем. Он снова должен уйти из рабочего кабинета. Должен исчезнуть из Кремля (и с экранов телевизоров) на довольно длительный срок — на месяц, два, три… Врачи уходят от ответа на вопрос, когда окончательно будет восстановлена работоспособность, напускают тумана.

Убедить президента, что хранить операцию в тайне — нельзя, опасно, рискованно, — было непросто. Ему написал письмо новый пресс-секретарь Сергей Ястржембский. «Это не личное дело Ельцина и его семьи», — говорилось в нем. Ястржембский выражал позицию новой кремлевской администрации: об операции нужно говорить.

И все же я почти уверен — если бы шунтирование пришлось делать до выборов 96-го года, Ельцин исходил бы из своей прежней логики: его здоровье — его личное дело. Ни к чему лишние разговоры, ни к чему очередной вал публикаций и слухов вокруг этой темы. Но, пройдя эти выборы, он стал другим. Изменился менталитет — если раньше он относился к этому, исходя из советских стереотипов («чем меньше люди знают, тем лучше»), то сейчас, после выборов, приблизился к мысли прямо противоположной — чем больше знает народ, тем лучше.

И вот, наконец, он дает интервью РТР в своей резиденции в Завидове. Сидит в зимнем саду, одетый по-домашнему, говорит совершенно по-другому, чем обычно перед телекамерами…

Обращается к стране, объясняя очень простыми словами то, что должно произойти. Он не хотел говорить об этом, но россияне должны знать правду — он хочет повысить свою работоспособность, он хочет нормально работать. Отдельный акцент Ельцин сделал на том, что операция будет проходить именно в России. И все же в этих простых словах было что-то неожиданно щемящее — Б. Н. не прощался, нет. Но он предупреждал о возможном прощании.

Осень 96-го года. Снова ожидание, но уже другое — не возбужденное, нервное, в ажиотаже и прогнозах, а спокойное, фатальное, тихое. Как листва, медленно летящая вниз.

5 ноября.

Несколько черных джипов сквозь дождь и снег ранним утром, еще в рассветной полумгле, разворачиваются при въезде в кардиологический центр. К 12 часам дня журналистов пригласили, чтобы объявить результаты операции… Что же было до этого?

Рано утром Ельцин входит в приемный покой вместе с Наиной Иосифовной. Его встречает толпа людей в зеленых хирургических халатах.

Лица их напряжены, даже бледны.

Он пытается разрядить обстановку шуткой. Шутка звучит, прямо скажем, мрачновато: «Ножи уже при вас?»

Первые слова выдают обычную, типовую реакцию предоперационного больного — волнение перед тем, как сознание покинет тебя и вмешательство врачей в твой организм станет неизбежным.

Но на врачей ординарная шутка действует ободряюще. Они тоже начинают улыбаться.

«Началась операция в восемь утра, — пишет Ельцин в «Президентском марафоне». — Кончилась в четырнадцать. Шунтов (новых, вшитых в сердце кровеносных сосудов, которые вырезали из моих же ног) потребовалось не четыре, а пять. Сердце заработало сразу, как только меня отключили от аппарата». Российские хирурги не очень любят распространяться о ходе операции. Но из того, что говорит сам Ельцин, можно понять — она была далеко не простой.

Заранее было подготовлено два указа — о передаче всех президентских полномочий Виктору Черномырдину (в том числе, разумеется, так называемой «ядерной кнопки») и их возвращении президенту.

Как только Ельцин очнулся, он немедленно подписал второй указ.

Это была символическая процедура, но очень важная для него. Страна должна была узнать, что президентом России по-прежнему остается он.

Политический аспект операции можно было подготовить заранее. Медицинский — нет. Как будет пациент чувствовать себя в послеоперационный период? Этот вопрос волновал всех, не только россиян, за судьбой Ельцина, за его пульсом, за ритмом его сердечной мышцы пристально следит весь мир.

«Что было по-настоящему неприятно и болезненно — огромный шов на груди. Он напоминал о том, как именно проходила операция.

…Уже 7 ноября меня посадили в кресло. А 8-го я уже начал ходить с помощью медсестер и врачей. Ходил минут по пять вокруг кровати. Дико болела грудная клетка: во время операции ее распилили, а затем стянули железными скобками. Болели разрезанные ноги. Невероятная слабость. И, несмотря на это, — чувство огромной свободы, легкости, радости: я дышу! Сердце не болит!..

8 ноября я, несмотря на все уговоры врачей, уже уехал в ЦКБ, минуя специальную послеоперационную палату.

20 ноября сняли послеоперационные швы. В первый раз вышел в парк.

22 ноября я переехал в Барвиху. Торопил врачей, теребил их: когда? когда? когда? Врачи считали, что после Нового года, в начале января, я смогу вернуться в Кремль… Доктор Беленков, очень тонко улавливающий мое состояние, попросил: “Борис Николаевич, не форсируйте. Это добром не кончится. Не рвитесь никуда”.

4 декабря я переехал из санатория на дачу в Горки, можно сказать, домой. Родные заметили, что я сильно изменился. “Как изменился-то?” — спрашиваю. “Ты какой-то стал добрый, дедушка”, — смеется внучка Маша. “А что, был злой?” — “Да нет, просто ты стал всех вокруг замечать. Смотришь по-другому, реагируешь на все как-то по-новому”.

Да я и сам чувствовал, как изменился внутренне после операции…

9 декабря я перелетел на вертолете в Завидово, где должен был восстановиться окончательно. Туда, в Завидово, ко мне прилетел Гельмут Коль. В сущности, это не был дипломатический визит. Гельмут просто хотел меня проведать. Увидеть после операции…

23 декабря я вернулся в Кремль — на две недели опередив самый “ускоренный” график, составленный врачами. Все окружающие обратили внимание на то, как я похудел и как легко стал двигаться. Действительно, не ходил, а бегал. Стал гораздо быстрее говорить. Сам себя не узнавал в зеркале. Другой вес, другое ощущение тела, другое лицо…

За всеми делами незаметно приблизился Новый год.

Хотелось видеть не только привычную кремлевскую обстановку, а просто людей на улице: что они делают, как готовятся к празднику…

“Заеду в магазин, куплю внукам игрушки”, — подумал я.

По дороге с работы заехал в магазин “Аист” на Кутузовском проспекте. Меня окружили продавцы… В игрушечном магазине я не был сто лет.