Борис Минаев - Ельцин

• Название: Ельцин
• Автор: Борис Минаев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-235-03398-6

Уникальность этого биографического исследования определяется уже самой темой — новая книга серии «ЖЗЛ» посвящена первому президенту Российской Федерации Б. Н. Ельцину. В этом человеке странным образом уживались два начала, которые и определяли к нему отношение в эпоху перелома. Одна часть людей видела в нем выдающегося строителя новой России, другая — разрушителя великого государства. Но кем бы он ни был на самом деле, одно не подлежит сомнению: Ельцин был востребован самой историей.

---

Продолжаю цитировать записи очевидцев этих событий:

«Теперь, сидя в агрессивно настроенном зале, Ельцин находится перед дилеммой — терпеть невыносимые для него унижения (курсив мой. — Б. М.) и лавировать в поисках компромисса или послушать совета тех, кто давно уже склонял его к ликвидации съезда».

Пожалуй, самое интересное в политике — варианты. Решения, которые уже готовились к исполнению, но в последний момент откладывались. Они передают истинную логику процесса. Они же дают нам возможность пофантазировать: а как могло бы быть?

В этот момент в кармане пиджака Ельцина («старый темно-синий» давно уступил место новому, серому, с некоторым стальным отливом) лежат странички с текстом его выступления, где, в частности, говорится:

«Превратившись исключительно в трибуну разрушительной критики, неспособный на созидательную работу, Съезд сам снял с себя всяческую ответственность за судьбы России и ее народа. Съезд изжил себя. Принимая из рук народа власть Президента, я дал клятву служить новой, демократической России. Сегодня во имя этой клятвы я должен пойти на решительные меры».

Но эти слова так и не были произнесены.

Лев еще готовится к прыжку. Ельцин еще остается в логике поиска «третьего пути». В кулуарных встречах с координаторами фракций обещает, что «силовые» министры будут утверждаться, то есть практически назначаться Верховным Советом, и это гигантская политическая уступка с его стороны…

Сейчас, перечитывая все эти заявления и контр-заявления, вспоминая, как сам сидел у телевизора и следил за трансляцией важнейших заседаний съезда, безусловно, испытываю сложное чувство.

Да, депутаты раздражали бессмысленным словоблудием. Да, Хасбулатов доставал интриганством и гипнотической скукой заунывного голоса. Да, бесконечные политические маневры заставляли зрителя отчаянно взреветь: в конце концов, да пропади всё пропадом!

Но это была жизнь.

Больше того, в этой съездовской жизни (а заседания проходили на глазах у всей страны в течение двух недель!) была мощная, детективная интрига. Была ярость и был понятный, тревожный, бередящий душу сюжет.

Это была открытая политика.

Время закрытой политики, в которое мы все живем, безусловно, обладает рядом преимуществ. Но я думаю, что пафос 1992 года, пафос страны, которая была готова участвовать в решении своей судьбы, голосовать, топать ногами, свистеть и аплодировать, выходить на улицы, хотя бы следить за трансляцией заседания, как за детективным фильмом, — это пафос самой истории.

Пафос отторжения от политики, даже отвращения к ней, который неизбежно приходит после эпохи перемен, мне, в общем, тоже понятен. Но что происходит в эти годы с Историей?

Вечный и тревожный вопрос.

Проходит еще несколько дней, и примерно к 6 декабря становится ясно — Ельцин увяз в дискуссии.

Хасбулатов предлагает принять решение о конституционных поправках: они позволяют Верховному Совету формировать правительство (или расформировывать его). Ельцин возражает: «Если поправки будут приняты, Верховный Совет может стать единым властителем в России со всеми вытекающими отсюда последствиями».

Впрочем, тут же оговаривается: «Я не против того, чтобы на какие-то ключевые посты министры утверждались Верховным Советом».

Им по-прежнему движет логика компромисса.

Но компромиссом и не пахнет!

Что же так обидело, так задело Ельцина в тот момент? Что ударило его настолько сильно, что, приехав со съезда, он заперся в бане, а затем ночью начал диктовать своим помощникам выступление о референдуме? Чья-то мелкая пакость, гнусность, пущенная в спину, когда он выходил из зала? Покровительственный тон Хасбулатова? Общая тупиковость ситуации? Затянувшийся съезд, который он просто физически больше не мог выносить?

Думаю, что нет. Все эти дни Ельцин и его команда лихорадочно просчитывали варианты. Решение зрело долго.

На десятый день работы съезда Ельцин в своем выступлении использовал термин «ползучий переворот». Это было уже серьезно. Воспоминания о том, как Ельцин расправился с предыдущим переворотом, причем далеко не «ползучим», были еще очень свежи.

Вот как он определил истинные, по его мнению, цели этого съезда:

«Первое. Здесь, на Седьмом съезде, создать невыносимые условия для работы правительства и президента, практически деморализовать их.

Второе. Любой ценой внести в Конституцию поправки, которые наделяют Верховный Совет, ставший оплотом консервативных сил и реакции, огромными полномочиями и правами.

Третье. Заблокировать реформу, разрушить все позитивные процессы, не дать стабилизировать ситуацию.

Четвертое. Провести в апреле 1993 года Восьмой съезд народных депутатов, расправиться на нем и с правительством, и с президентом, и с реформами, и с демократией…

Виню себя за то, что ради достижения политического согласия неоднократно шел на политические уступки… С таким съездом работать стало невозможно».

«Последнюю фразу, — пишут помощники, — он произнес с таким мрачным видом, что депутаты буквально оцепенели».

«Я не питал иллюзий, — говорил Ельцин в этой речи, — но все-таки надеялся, что в ходе работы съезда депутаты, с мест особенно, разумно отнесутся к моим предложениям и проявят здравый смысл.

Стены этого зала покраснели от бесконечных оскорблений, площадной брани в адрес конкретных людей, от злости, грубости и развязности, от грязи, которая переполняет съезд, от болезненных амбиций несостоявшихся политиков, их драки — позор на весь мир… Конституция или то, что с нею стало, превращает ВС, его руководство и Председателя в единовластных правителей России, они встают над всеми органами исполнительной власти и по-прежнему не отвечают ни за что».

Так с ними Ельцин еще не говорил.

Подождав, пока оцепенение достигнет высшей точки, он сказал главное:

«Считаю необходимым обратиться непосредственно к гражданам России, ко всем избирателям. Вижу выход из глубочайшего кризиса власти в одном — во всенародном референдуме. Я не призываю распустить съезд, а прошу граждан России определиться, с кем вы».

«Требование о проведении всенародного референдума депутаты выслушали в гробовой тишине, — пишут помощники Ельцина. — То, чего они так опасались, становилось реальностью. Драматизм ситуации усугублялся тем, что в этот день была организована прямая трансляция выступления Президента по двум основным телевизионным каналам. Подготовка к режиму прямой трансляции из зала Съезда держалась в глубоком секрете — (об этом знали лишь В. Брагин, О. Попцов — руководители ТВ и В. Костиков, пресс-секретарь президента).

Выступление Ельцина в режиме прямой трансляции было фактически обращено через головы депутатов прямо к гражданам страны… Когда Р. Хасбулатов догадался, что идет прямая трансляций выступления Ельцина, он побледнел как полотно, но ничего изменить уже не мог».

Ельцин предложил депутатам, которые поддерживают президента, покинуть зал и перейти в соседнюю Грановитую палату (дело происходит, напомню, в Большом Кремлевском дворце).

Но демонстрации силы не получилось (да и какой силы? Ельцина в тот момент поддерживают единицы «избранников», многие еще не определились), не получилось резкого и эффектного неожиданного хода. Основная масса депутатов, пошумев, осталась сидеть в зале.

Кстати, именно в ходе Седьмого съезда Ельцин пришел к очень важному, знаковому для себя решению — принял отставку Геннадия Бурбулиса, государственного секретаря и первого вице-премьера, человека, который сыграл огромную роль в создании первого ельцинского правительства и во многом повлиял на стратегию первых шагов новой российской власти.

Вот как описывает эти события Вячеслав Недошивин, пресс-секретарь Бурбулиса в те годы:

«Г. Б. в костюме, но без привычного галстука, с мокрой после тенниса, прилипшей ко лбу челкой, ходил вокруг стола.

— Геннадий Эдуардович… газеты, агентства рвут телефоны, “Эхо Москвы” уже в восемь сообщило, что вы и Козырев (министр иностранных дел. — Б. М.) по настоянию президента подали в отставку. Надо как-то реагировать?

— Значит, надо так, — сказал он наконец. — Учитывая положение президента, из этого решения можно извлечь даже определенную политическую выгоду. Это богатый для открывающихся возможностей ход… Но что уже ясно сейчас. Надо, наконец, реализовать наши мысли о партии, может, президентской партии, вообще структуры, работающей на будущее, на выборы. Короче. Полчаса назад я разговаривал с Ельциным. Он позвонил мне и сказал, что я назначен руководителем группы советников президента. Должность госсекретаря упразднена. Козырев остается министром иностранных дел».

Что же стояло за этой отставкой, как и за другой — Михаила Полторанина, вице-премьера, которая последует чуть позже?