Милий Езерский - Конец республики

• Название: Конец республики
• Автор: Милий Езерский
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1993

Завершающая часть великой тетралогии Милия Езерского «Власть и народ» об истории Древнего Рима. Борьба убийц Цезаря Брута и Кассия, сына Помпея Великого - Секста - интриги и разврат наследников Цезаря - Антония и Октавиана.

Здесь все три книги (части) романа одним файлом.

---

— А зачем мы даровали амнистию псам-убийцам? — отозвался Лепид, вставая. — Вот вино и фрукты. Возляг, прошу тебя, рядом со мною. Ты мне расскажешь о намеченных новых законах. А где же виночерпий? — обратился он к рабу. — Опять опаздывает? Скажи ему, что больше не буду марать своих рук о его варварское лицо!

Не успел раб выйти, как вбежал испуганный виночерпий. Это был лысый грек, с брюшком и маслянистыми глазами.

— Снова опоздал? — вымолвил Лепид свистящим шепотом. — Ступай к атриенсису, — пусть пришлет сюда Халидонию. Подожди. Не забудь сказать ему, чтобы он дал тебе тридцать ударов.

Грек упал на колени.

— Господин мой, — крикнул он с ужасом. — Прости меня еще раз… Ради высокого твоего гостя, друга трижды божественного диктатора! — И, обратившись к Антонию, заговорил по-гречески, умоляя его сжалиться над ним.

— Прости его, — сказал Антоний, — пусть наша дружба не будет омрачена криками истязуемого.

Лепид привстал на ложе.

— Встань, — сурово сказал он греку. — Я прощаю тебя последний раз. Позови Халидонию.

Когда вошла гречанка, настроение Антония изменилось.

— Поглядеть на нее — хороша! — воскликнул он.

Девушка была в легкой льняной тунике, обнажавшей колени, и в светлых сандалиях. От нее пахло духами — Лепид любил, чтобы рабы и невольницы, прислуживавшие за столом, душились.

Узнав консула, Халидония опустила глаза. Антоний подозвал ее. Гречанка хотела поцеловать у него руку, но он, не стесняясь Лепида, обхватил ее стан.

— Как живешь? — спрашивал он по-гречески. — Довольна ли? Господин отпустил тебя на волю?

Узнав, что она продолжает оставаться рабыней, Антоний шутливо обратился к Лепиду:

— Ты, наверно, влюблен в кого-нибудь, если не исполняешь обещанного.

— Не влюблен, а забываю, — ответил Лепид. — А забывчивость в такое тревожное время простительна.

— Я напоминаю тебе.

— Завтра она будет отпущена на волю. Антоний задумчиво поглаживал плечи девушки.

— Я хотел бы, чтоб она покинула твой дом и переселилась в мою виллу… Габии недалеко от Рима, и она могла бы бывать в Городе…

— …и видеться с тобою? — подсказал Лепид. — Понимаю. У тебя хороший вкус, Марк Антоний!

Девушка зарделась и, мягко освободившись из объятий консула, поспешила наполнить фиалы вином. Прислуживая, она избегала взглядов Антония: впервые ее удостоил внимания высший магистрат, и впервые она, бедная гимметская пастушка, могла помечтать о лучшей жизни.

Она слушала звучный голос Антония, но слов не понимала.

А консул говорил:

— Я изменю закон божественного Цезаря о судах: к декуриям всадников и сенаторов прибавлю третью декурию, которая будет состоять из центурионов и воинов. Таким образом в число судей должны будут выбираться центурионы и воины наравне с сенаторами и всадниками. Я возобновлю обжалование гражданами судебного приговора, уничтоженное Суллой и Цезарем: отныне каждый гражданин, обвиненный в преступлении против общественного порядка, не будет зависеть от воли продажных магистратов. И, наконец, предложу закон об обожествлении Цезаря.

— Твои законопредложения делают тебе честь, — сказал Лепид, подымая фиал. — Я должен обратить твое внимание на недовольство, которое вызовут выступления против законов Цезаря: противодействие твоих врагов…

Антоний тряхнул головою.

— Муж, предком которого был Геркулес, не страшится подлых нападок помпеянцев. Разве может меня уязвить стрела презренного Октавия, место которого было под ложем Цезаря?

Лепид засмеялся.

Допив вино, Антоний простился с другом, потрепал по щеке Халидонию и направился к двери.

VIII

Около восьми месяцев вел Цицерон упорную борьбу против Антония, и эти восемь месяцев подорвали его здоровье.

Сперва он написал I филиппику против Антония, в которой порицал его политику, обвиняя в нарушении законов Цезаря и в чрезмерном честолюбии, советуя следовать теории Аристотеля — быть первым гражданином среди граждан. Боясь македонских легионов, на которые мог опереться Антоний, чтобы уничтожить амнистию, оратор подстрекал друзей к неурядицам, советуя возбуждать воинов, сеять среди них рознь и недовольство. Когда Антоний и Фульвия отправились в Брундизий навстречу македонским легионам, аристократы склонили на свою сторону Октавиана, и тот поспешил в Капую под предлогом продажи вилл, принадлежавших его матери, а на самом деле — чтобы набрать себе телохранителей среди ветеранов Цезаря.

Переехав в Путеолы, Цицерон следил за деятельностью Октавиана, который распространял среди воинов эпистолы с обвинением Антония в измене делу Цезаря. Легионарии чуть не взбунтовались, и только обычное хладнокровие и присутствие духа спасли Антония: он велел казнить подозрительных центурионов в своем доме, в присутствии разъяренной Фульвии, — стареющая матрона выказала себя кровожадной гиеной, принимая участие в пытках людей, — одежды ее были забрызганы кровью.

Цицерон знал о злодействах Антония. Он стал писать II филиппику и, закончив ее, послал Аттику.

Шагая по холодному атриуму, в который врывался ноябрьский ветер, Цицерон говорил Тирону, оторвавшись от работы над трактатом «De officiis».[3]

— Нужно умиротворить общество, изменить нравственный уровень жизни. Богатство и власть развращают людей, это не высшие жизненные блага, а бремя, которое должно переносить. Следует жить, занимаясь земледелием и торговлей, принимать участие в политической жизни. Целью правительства должно быть общее благо, а достигнуть его возможно строгим соблюдением законов, восстановлением добродетелей, щедростью нобилей, честностью, порядочностью…

— Но если идеальная республика, — возразил Тирон, — ставит целью своего существования благо народа, воздержание от наступательных войн, подобных тем, какие вели Красс и Цезарь, уничтожение жестокостей и вероломства, стремление сдерживать данное слово, то не есть ли это возврат к древним временам?

— Ты меня правильно понял, сын мой, — оживился Цицерон, — я стою за аристократическую республику, в которой не было бы ни Гракхов, ни Мариев, ни Сулл, ни Цезарей, а единый сенат, состоящий из ораторов, правоведов, ученых, философов и писателей…

— Но ведь ты, господин мой, пытаешься привить идеи Платона к римской жизни!

Цицерон не ответил. Он прислушивался к приближавшимся голосам людей.

— Кто там? — спросил он, приоткрыв дверь и выглянув на улицу.

— Письмо от Октавиана Цезаря! — крикнул грубый голос.

Тирон распахнул дверь, и в атриум проник вооруженный гонец в мокром плаще, в забрызганных грязью калигах.

«Что мне делать? — писал Октавиан. — Антоний во главе легиона Алауда двинулся на Рим. Задержать ли его в Капуе или идти на столицу?»

Не колеблясь, Цицерон посоветовал Октавиану двинуться на Рим: он боялся отмены Антонием амнистии и возникновения новой гражданской войны.

Вскоре Цицерону стало известно, что Октавиан ошибся, думая, что Антоний шел во главе одного легиона, — их у него было два.

«Октавиан трусит, — писали друзья, — и опасается, как бы Антоний не объявил его врагом республики». Узнав о походе Октавиана на Рим во главе трех тысяч воинов, Цицерон успокоился.

События следовали одно за другим. Вступив в Рим раньше Антония, Октавиан объявил его изменником дела цезарьянцев и предложил ветеранам поддерживать сына диктатора. В то же время, боясь аристократов, он пытался ладить с ними. Популяры считали его своим вождем, а аристократы — своим защитником, хотя многие не доверяли ему, видя его растерянность и двуличность. Прибытие в Рим Антония, эдикт его, в котором он презрительно отзывался о низком происхождении Октавиана («из фамилии ростовщиков») и намекал на причину усыновления его Цезарем («любовник диктатора»), а затем второй эдикт о созыве сената с предупреждением, что не явившиеся будут считаться приверженцами Октавиана, — возымели свое действие: воины покидали Октавиана, разбегались, а Цицерон побоялся вмешаться в это дело.

Однако восстание двух тибурских легионов, требовавших отомстить за смерть Цезаря, расстроило планы Антония, — войска перешли на сторону Октавиана. Римское общество растерялось: аристократы считали Октавиана своим, а он очутился во главе мятежных легионов, готовых мстить за убийство Цезаря.

Положение Антония стало опасным: если остальные легионы перейдут на сторону Октавиана, он очутится во власти аристократов. Однако Антоний не показывал беспокойства и на заседании сената старался быть веселым: с радостью в голосе он объявил, что Лепид заключил мир с Секстом Помпеем, и, восхваляя его, предложил благодарственное молебствие. Сенат рукоплескал.

Возвратившись домой, Антоний собрал друзей и спросил, следует ли ему примириться с Октавианом или отправиться в Галлию к Лепиду. Мнения разделились. Молчали только Люций и Фульвия.