Джеймс Клавелл - Гайдзин

• Название: Гайдзин
• Автор: Джеймс Клавелл
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-367-00859-3

«Гайдзин» — это последний роман японской саги Джеймса Клавелла. Будучи продолжением «Тай-Пэна», он принимает сюжетную эстафету в 1862 году. В стране появляются гайдзины (иностранцы), горящие желанием вести с Ниппон торговлю. Однако японцы во главе с подневольным императором, соперничающими военачальниками и сражающимися друг с другом самураями всё ещё живут по законам, запрещающим даже использование колёс в повозках. Не менее экзотично и воодушевлённое повествование о любовных историях, словно вдохновлённых самим Александром Дюма.

---

Губы старика искривились, обнажив желтые зубы.

— Ну так и что?

— Все сацума поднялись бы против нас, и с полным основанием, к ним присоединились бы княжества Тоса и Тёсю, и мы развязали бы всеобщую гражданскую войну, которую сейчас не в состоянии выиграть. Голосуйте! Да или нет?

— Я голосую за нападение, только за нападение, — упрямо повторил старик. — Сегодня — при любой их попытке высадиться на берег, завтра — на Иокогаму.

Издалека донесся скерл волынок.

Ещё четыре катера направились к причалу, три из них были битком набиты шотландскими пехотинцами, которые должны были присоединиться к своим товарищам, уже построившимся на берегу. Барабаны гремели, волынки нетерпеливо завывали. Сэр Уильям, Тайрер, Лун и три его помощника находились в последнём катере.

Когда они сошли на берег, капитан, командовавший отрядом, отдал честь.

— Все готово, сэр. Наши люди патрулируют этот причал и его окрестности. Морские пехотинцы сменят нас здесь через час.

— Хорошо. Тогда выдвигаемся к миссии.

Сэр Уильям со своей свитой уселся в карету, которую для них с таким трудом перевезли и на руках вытащили на берег. Двадцать матросов взялись за постромки. Капитан отдал приказ начать движение, и кортеж тронулся: флаги развевались, солдаты окружали их со всех сторон, впереди шествовал тамбурмажор двухметрового роста в великолепном мундире, замыкали процессию китайские носильщики из Иокогамы, которые, изрядно нервничая, волочили за собой тележки с тюками и чемоданами.

Узкие улочки между приземистыми одноэтажными лавками и домами были пугающе безлюдны. Как и неизбежное заграждение у первого деревянного моста, переброшенного через канал, заполненный гнилой водой. Как и следующее за ним. Из проулка выскочила собака, рыча и скаля зубы. Сильный пинок тут же подбросил её в воздух и отшвырнул шагов на десять, после чего она поднялась и захромала прочь. Новые улицы и мосты, столь же пустынные. Однако продвижение кортежа к миссии было мучительным из-за кареты и из-за того, что все улицы были приспособлены исключительно для пешеходов. Карета снова застряла.

— Может быть, нам стоит пойти пешком, сэр? — спросил Тайрер.

— Нет, клянусь богом, я въеду в миссию в карете! — Сэра Уильяма душила злость на самого себя. Он забыл, какие узкие здесь улочки. В Иокогаме он тайно решил взять с собой карету просто потому, что колеса были запрещены, желая таким образом ещё раз выразить бакуфу своё неудовольствие. Он выглянул в окно и крикнул:

— Капитан, если вам понадобится снести дом-другой, пусть это вас не останавливает.

Но до этого дело не дошло. Матросы, привыкшие обращаться с тяжелыми пушками в тесноте нижних палуб, добродушно чертыхаясь, поддергивали, подталкивали и наполовину проносили карету через все узкие места.

Миссия располагалась на небольшом возвышении в предместье Готэньяма, рядом с буддийским храмом. Это было двухэтажное, все ещё не законченное строение в британском стиле, окруженное высокой стеной с воротами. Строительные работы начались уже через три месяца после подписания Соглашений.

Строительство шло мучительно медленно отчасти потому, что англичане настаивали на использовании привычных для них строительных материалов, например стекла для окон и кирпича для несущих стен, — их приходилось доставлять из Лондона, Гонконга или Шанхая, — а также на строительстве фундамента и других подобных элементов, которых японские дома, как правило, не имели, будучи деревянными, намеренно легкими в постройке и ремонте из-за частых землетрясений и по той же причине поднятыми над землей на столбах. Основные проволочки, однако, объяснялись нежеланием бакуфу иметь какие бы то ни было иностранные здания вне иокогамского Поселения.

Но даже недостроенная, миссия была заселена, и ежедневно на верхушку высокого флагштока взвивался британский флаг, вызывая ещё большее раздражение у бакуфу и местных жителей. В прошлом году миссия была временно оставлена по приказу предшественника сэра Уильяма, после того как ронины ночью убили двух охранников у двери его спальни, чем привели британцев в бешенство и доставили огромную радость японцам.

— О, мы искренне сожалеем… — сказали бакуфу.

Но само место, отданное англичанам в бессрочную аренду — по ошибке, как заявляло бакуфу с тех самых пор, — было выбрано удачно. Вид, открывавшийся со двора миссии, был лучшим во всей округе, и отсюда они могли видеть флот, ставший на якорь в боевом порядке на безопасном удалении от берега.

Кортеж прибыл, ощетинившись ружьями, чтобы снова вступить во владение. Сэр Уильям решил переночевать в миссии, дабы приготовиться к завтрашней встрече, и, суетясь, бегал туда-сюда, когда его остановил капитан, поднеся руку к треуголке.

— Да?

— Поднять флаг, сэр? Обеспечить охрану миссии?

— Немедленно. Все по плану, побольше шума: барабаны, волынки и так далее. На закате пусть волынщики проиграют отбой, и заставьте их и барабанщиков разок пройтись с музыкой взад-вперед.

— Слушаюсь, сэр. — Капитан подошел к флагштоку. Торжественно, под гром барабанов и скерл волынок «Юнион Джек» снова взлетел на верхушку мачты и заплескался там, наполняя души гордостью. В тот же момент, как было условлено заранее, с флагмана грянул приветственный бортовой залп. Сэр Уильям взял шляпу на отлет и вместе с остальными трижды прокричал здравицу королеве.

— Отлично, вот так-то лучше. Лун!

— Хейа, масса?

— Погоди-ка минутку, ты не Лун!

— Я Лун Два, масса, Лун Один приходить ночью, чоп-чоп.

— Хорошо, Лун Два. Ужин на закате, ты делать каждый масса оч-чень удобный, ладно.

Лун Два угрюмо кивнул, ему было крайне не по себе в таком уединенном месте, открытом для нападения, в окружении тысячи притаившихся враждебных глаз, на которые никто не обращал внимания, хотя почти каждый должен был чувствовать на себе их взгляд, — поразительное легкомыслие. «Я никогда не пойму варваров», — подумал он.

В ту ночь Филип Тайрер не мог заснуть. Он лежал на одном из соломенных матрацев, брошенных поверх потертого ковра на полу, устало переворачиваясь с боку на бок каждые несколько минут. В его голове неприятно путались мысли о Лондоне и Анжелике, нападении, завтрашней встрече, ноющей боли в руке и сэре Уильяме, который весь день раздражался по пустякам. В маленькой комнате было холодно, этот холод напоминал, что скоро наступит зима. Застекленные окна выходили на большой, красиво спланированный парк позади здания миссии. Второй матрас в той же комнате предназначался капитану, но тот ещё не вернулся с обхода.

Не считая возни собак, рыскавших в поисках пищи, и редкого мяуканья бродячих кошек, город был погружен в тишину. Время от времени он слышал далекое звяканье корабельных колоколов флота, отбивавших склянки, да гортанный хохот размещенных там солдат, и чувствовал себя спокойнее. «Эти бойцы не знают себе равных, — думал он. — Мы здесь в полной безопасности».

В конце концов он встал, зевнул, на цыпочках подошел к окну, открыл его и облокотился на подоконник. Снаружи была сплошная темень, плотные облака заволокли все небо. Ни одной тени нельзя было различить, но он видел много шотландцев, патрулировавших сад с масляными фонарями. За забором с одной стороны в темноте проступали неясные очертания буддийского храма. На закате, когда волынки проиграли отбой и «Юнион Джек» был по обычаю спущен на ночь, монахи затворили тяжелые ворота храма, прозвонили в колокол, а потом наполнили ночь своим странным песнопением: «Ом-м-ммани-и-и падми-и-ихум-м-м…», повторяя эти слова снова и снова. На Тайрера пение подействовало успокаивающе, в отличие от многих других, которые встретили его свистом, улюлюканьем и грубыми криками монахам, чтобы те заткнулись.

Он зажег свечу, стоявшую у постели. Его часы показывали два тридцать. Снова зевнув, он подтянул одеяло, привалился к стене, подложив под спину жесткую подушку, открыл маленький дипломат со своими инициалами на тисненой коже — прощальный подарок его матери — и достал оттуда свою тетрадь. Читая глазами столбик японских слов и фраз, записанных им на слух, он вполголоса произносил их английский перевод. Перевернул страницу, следующую, потом ещё одну. Потом проделал то же самое наоборот: читал английский перевод и произносил вслух японские слова. Он с удовольствием отметил, что не ошибся ни разу.

— Их так мало, я не знаю, правильно ли я их произношу, у меня так мало времени и я ещё даже не начал изучать письмо, — пробормотал он.

Вчера днём он случайно встретил француза в одной из лавок в японской деревне, которая обслуживала Поселение. Эти лавки тянулись вдоль главной улицы деревни, находившейся в стороне от моря позади Хай-стрит, главной улицы Поселения, и примыкавшей к Пьяному Городу. Все лавки казались одинаковыми, все торговали одним и тем же набором местных товаров от снеди до рыбацкого снаряжения, от дешевых мечей до предметов старины. Он копался на полке с японскими книгами — бумага очень высокого качества, многие прекрасно отпечатаны и иллюстрированы гравюрами — и старался как-то изъясниться перед вежливо улыбавшимся во весь рот владельцем.