Джеймс Клавелл - Гайдзин

• Название: Гайдзин
• Автор: Джеймс Клавелл
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-367-00859-3

«Гайдзин» — это последний роман японской саги Джеймса Клавелла. Будучи продолжением «Тай-Пэна», он принимает сюжетную эстафету в 1862 году. В стране появляются гайдзины (иностранцы), горящие желанием вести с Ниппон торговлю. Однако японцы во главе с подневольным императором, соперничающими военачальниками и сражающимися друг с другом самураями всё ещё живут по законам, запрещающим даже использование колёс в повозках. Не менее экзотично и воодушевлённое повествование о любовных историях, словно вдохновлённых самим Александром Дюма.

---

Струан и Анжелика прибыли поздно. Он передвигался с огромным трудом, сгорбившись, несмотря на все старания держаться прямо, помогая себе двумя тростями, принимавшими на себя его вес. Анжелика, лучась от счастья, держала его под руку. Их сопровождал доктор Хоуг, заботливый и всегда начеку. Его приветствовали громкими криками, ещё громче приветствовали её, затем, с облегчением опустившись в кресло, он поприветствовал своих гостей и пригласил разделить торжественный ужин, который был накрыт на столах.

— Но прежде, друзья мои, — сказал он, — прошу вас поднять бокалы. Я пью за самую прекрасную девушку в мире, мадемуазель Анжелику Ришо, мою невесту.

Гром поздравлений со всех сторон. Китайские слуги в ливреях подносили шампанское ящиками. Джейми Макфей добавил несколько радостных слов, и вечер начался. Вина из Бордо и Бургундии, особое шабли, очень любимое в Азии, коньяки, виски — все эксклюзивно импортировавшиеся домом Струана — джин, пиво из Гонконга. Австралийские запеченные говяжьи бока, несколько барашков, зажаренных целиком, пироги с курятиной, холодная соленая свинина, окорока, картофель из Шанхая, запеченный и фаршированный поджаренным беконом и маслом, а также пудинги и шоколад, новый продукт, вывозившийся из Швейцарии. После того как остатки ужина убрали и из зала вынесли семерых упившихся гостей, Андре Понсен занял своё место за роялем, и оркестр заиграл.

С большой церемонией по отношению к Малкольму сэр Уильям попросил для себя первый танец. Следом за ним был Сератар, потом другие посланники — за исключением фон Хаймриха, который слег с дизентерией, — адмирал и генерал. После каждого танца Анжелику окружали разгоряченные, широко улыбающиеся лица, а потом, обмахиваясь веером, она возвращалась назад к Малкольму, восхитительная со всеми, но при этом неизменно внимательная к нему. Всякий раз, когда её приглашали, она поначалу отказывалась и только через некоторое время давала ему убедить себя:

— Но, Анжелика, я люблю смотреть, как ты танцуешь, моя дорогая, ты танцуешь так же грациозно, как делаешь все на свете.

Сейчас он наблюдал за ней, раздираемый между счастьем и отчаянием, ужасно мучаясь своим бессилием.

Время близилось к полуночи, сейчас она потягивала шампанское и пряталась за своим веером, с привычным кокетством поигрывая им, дразня тех, кто обступил её со всех сторон, потом отдала свой бокал, словно королева или богиня, одаряющая простых смертных, вежливо извинилась и скользящей походкой вернулась к своему креслу подле Струана. Рядом собралась оживленная группа: Сератар, сэр Уильям, Хоуг, другие посланники и Понсен.

— Да, мсье Андре, ваше исполнение великолепно. Не правда ли, Малкольм, дорогой?

— Да, великолепно, — произнес Струан, чувствуя себя скверно и стараясь скрыть это. Хоуг внимательно посмотрел на него.

Она продолжала по-французски:

— Андре, где вы прятались последние несколько дней? — Она взглянула на него поверх веера. — Если бы мы были в Париже, я была бы готова поклясться, что у вас появилась новая дама сердца.

— Всего лишь работа, мадемуазель, — непринужденно ответил Понсен.

Потом по-английски:

— А, печально. Париж осенью особенно чудесен, он пьянит почти так же, как весной. О, подожди, пока я покажу его тебе, Малкольм. Мы обязательно должны провести там один сезон.

Она стояла рядом с ним и почувствовала, как его рука легко легла ей на талию, она опустила свою руку ему на плечо и стала поигрывать его длинными волосами. Его прикосновение нравилось ей, его лицо было красивым, он был красиво одет, и кольцо, которое он подарил ей сегодня утром, крупный бриллиант в окружении бриллиантов помельче, привело её в восторг. Она опустила на перстень глаза, покручивая его, восхищаясь игрой камня, гадая, сколько оно стоит.

— Ах, Малкольм, тебе понравится Париж. Если попасть в сезон, это просто удивительный город. Мы могли бы?

— Почему же нет, если тебе хочется.

Она вздохнула — её пальцы пристойно ласкали ему шею — и сказала, словно какая-то мысль только сейчас пришла ей в голову:

— Возможно, как ты думаешь, chéri, как ты думаешь, мы могли бы провести там медовый месяц — мы танцевали бы все ночи напролет.

— То, как вы танцуете, — истинный восторг для глаз, мадемуазель. В любом городе, — заметил Хоуг, потея и чувствуя себя неудобно в слишком тесном вечернем костюме. — Я был бы рад сказать то же самое о своём умении танцевать. Могу я предло…

— Вы совсем не танцуете, доктор?

— Много лет назад, во время службы в Индии, я танцевал, но бросил, когда умерла моя жена. Она действительно любила танцы настолько самозабвенно, что мне они теперь не доставляют никакого удовольствия. Чудный вечер, Малкольм. Могу я предложить, чтобы мы остановились на этой мажорной ноте?

Анжелика бросила на него острый взгляд, улыбка увяла на её губах, она прочла на его лице озабоченность, перевела взгляд на Малкольма и увидела, что тот совсем обессилел. Как ужасно, что он такой больной, подумала она. Чёрт!

— Ещё рано, — храбро заявил Малкольм, мучительно желая лечь, — не правда ли, Анжелика?

— Должна признаться, я и сама действительно устала, — тут же ответила она. Её веер закрылся, она положила его, улыбнулась ему, Понсену и остальным и приготовилась уйти. — Может быть, мы выскользнем незаметно, а вечер пусть продолжается…

Они вполголоса извинились перед теми, кто был рядом. Все остальные притворились, что не заметили их тихого исчезновения, но после неё в зале осталась пустота. У самой двери Анжелика вдруг спохватилась.

— О-ля-ля, я забыла веер. Я догоню тебя, мой дорогой.

Она торопливо вернулась. Понсен перехватил её.

— Мадемуазель, — сказал он по-французски, — полагаю, это ваше.

— А, вы так добры. — Она приняла веер, в восторге от того, что её замысел удался и что Андре оказался достаточно наблюдательным, как она и надеялась. Когда он склонился над её рукой и легко прикоснулся к ней губами, она прошептала по-французски:

— Я должна увидеть вас завтра.

— Миссия, в полдень, спросите Сератара, его не будет на месте.

Она смотрела на своё отражение и словно видела перед собой другого человека. Рука со щеткой двигалась уверенно, расчесывая спутавшиеся кое-где пряди, кожу головы приятно покалывало, а она поражалась, что все ещё жива и внешне не изменилась после всех этих несказанных мук.

Любопытно. Каждый следующий день после первого давался ей все легче.

Почему так?

Не знаю. Впрочем, ладно. Завтрашний день разрешит проблему с этой задержкой, хотя, возможно, все начнется даже сегодня ночью, и мне больше не нужно будет бояться и плакать, плакать и снова бояться. Десятки тысяч женщин оказывались в той же ловушке, что и я, и все же выбирались из неё без вреда для себя.

Несколько глотков лекарства, и все становится как раньше, и никто ничего не знает. Кроме тебя и Бога! Кроме тебя и доктора, или тебя и повивальной бабки — или ведьмы.

Довольно на сегодня, Анжелика. Уповай на Господа и на Благословенную Богоматерь. Благословенная Богоматерь защитит тебя, ведь ты невинна. Ты открыто помолвлена с замечательным человеком, как-нибудь ты выйдешь за него замуж и будешь жить долго и счастливо. Завтра… завтра начнутся все где и как.

Позади неё А Со готовила постель, собирая с неё чулки и белье. Платье с кринолином уже висело на особой вешалке вместе с двумя другими, полдюжины новых повседневных платьев лежали все ещё завернутые в большие пакеты из рисовой бумаги. Через открытое окно в комнату залетали смех, пьяное пение и музыка из клуба, которые как будто и не думали стихать.

Она вздохнула, всем сердцем желая вернуться туда. Щетка задвигалась энергичнее.

— Мисси хотеть ч'то, хейа?

— Нет. Хочу спать.

— Доблой ночи, мисси.

Анжелика заперла за ней дверь. Дверь в апартаменты Струана была закрыта, но не заперта. По заведенному порядку, как только она заканчивала свой туалет, она стучалась к нему, потом входила и целовала с пожеланием спокойной ночи, иногда обменивалась с ним двумя-тремя фразами и возвращалась назад, оставляя дверь приоткрытой на случай, если ночью ему станет плохо. Такое теперь случалось нечасто, хотя, с тех пор как неделю назад он прекратил принимать снотворное, он проводил ночи беспокойно, почти не спал, однако её никогда не тревожил.

Анжелика опять присела к зеркалу, и ей понравилось то, что она там увидела. Её пеньюар был шелковым, весь в кружевах и очень парижский — сшитая здесь копия того, что она привезла с собой.

Пробкой от духов она рассеянно коснулась груди и за ушами, слегка поправила кружева. Легкий стук в дверь.

— Малкольм?

— Входи… я один.

Неожиданно для неё, он оказался не в постели, а в своём кресле. Красный шелковый халат, глаза странные. В ту же секунду какой-то инстинкт заставил её насторожиться. Она, как обычно, заперла дверь и подошла к нему.