Александра Ленель-Лавастин - Забытый фашизм: Ионеско, Элиаде, Чоран

• Название: Забытый фашизм: Ионеско, Элиаде, Чоран
• Автор: Александра Ленель-Лавастин
• Издательство: Прогресс-Традиция
• Жанр: История
• Год: 2007
• ISBN: 5-89826-270-9

Национальный вопрос особенно болезнен для стран, претерпевших национальное унижение. Таким унижением было поражение фашистской Румынии во Второй мировой войне. Одним из способов восстановления национального престижа является воздвижение на пьедестал исторических героев нации. Для Румынии ими стали выдающийся ученый М. Элиаде, известный публицист Э. Чоран и драматург с мировым именем Э. Ионеско.

Автор книги, не умаляя их профессиональных заслуг, сосредоточивает внимание на социально-политических взглядах, гражданской позиции в трагичные для страны годы фашизма. Доказывая на огромном фактическом материале их профашистские настроения, А. Ленель-Лавастин предостерегает современные поколения от некритической эйфории в отношении «великих румын», способной объективно привести к поддержке обретающего силу неофашизма.

Книга написана живым, ярким, нередко полемичным языком и предназначена для широкого круга читателей.

---

Во вторую рубрику этого хорошо структурированного отчета отнесены разнообразные «индивидуально проведенные мероприятия». Среди них значатся организация ряда радиопередач, публикация переводов и разные «акции по кинопропаганде». В третьей рубрике перечислены его контакты с различными журналами и иными печатными органами: в его задачи входит обеспечение публикаций в них статей, посвященных Румынии, размещение переводов румынских авторов. Среди печатных органов называются «Журналь дей деба», еженедельники «Демэн» и «Комба», а также журналы «Поэзи», «Конфлюанс» и «Кайе дю Сюд» (под руководством Жана Баллара). Последний упоминается в последующих донесениях особенно часто. Приведенный список заслуживает подробного рассмотрения. Уточним, что вследствие установления вишистскими властями жесткого контроля над прессой и введения цензуры свобода выражения в указанных журналах практически отсутствовала. Вместе с тем власти допускали для них определенную культурную автономию — при условии, что они не затрагивали никаких серьезных тем; такая стратегия создавала видимость нормального положения дел. В этом плане выбор Ионеско имеет значение: очевидно, что он не собирался устанавливать связи с журналами, известными как органы интеллектуального коллаборационизма, с адептами «петэновского искусства», с горячими сторонниками нового режима.

В рамках действовавших ограничений писатель остановил свой выбор на тех изданиях, где, напротив, делались попытки объединить усилия для воссоздания независимой литературы — хотя бы в ограниченных масштабах. Таков был, в частности, лионский журнал «Конфлюанс», где главным редактором был Рене Тавернье, Жое Буске вел отдел рецензий на новые книги, где публиковался Анри Мишо. «Конфлюанс» принадлежал к числу небольших журналов, старавшихся печатать молодых поэтов, а для тех из них, кто уже получил признание, заменял печатные органы, ставшие гнездами коллаборационизма (например, NRF). Это вовсе не означало отсутствия у таких журналов политической двусмысленности. В «Конфлюанс», выходившем с подзаголовком «Журнал французского возрождения», часто звучали открыто пропетэновские нотки. В 1944 г. его тираж достигал 5000 экземпляров. Несколько меньшим был тираж «Поэзии», выходившей под заглавием «Поэзия-40, ...-41, ...-42, ...-43, ...-44». В этом журнале, основанном на небольшие средства Полем Зегерсом, с 1943 г. публиковались Жан Тардье, Мишель Лейри, Жан Полан. Он также принадлежал к числу печатных органов, которым отдавал предпочтение Ионеско. Следует отметить, что Поль Зегерс и Рене Тавернье поддерживали отношения с Арагоном, являвшимся одним из главных вдохновителей и организаторов подобной литературной «контрабанды», целью которой было защитить возрождение французской поэзии, пусть и в такой форме. Симпатии атташе по печати, затем главного секретаря по культуре румынской дипломатической миссии явно были ориентированы в направлении этих изданий. Однако в его донесениях упоминались и иные печатные органы, в том числе и те, кто, будучи созданы после оккупации вишистским министерством информации, выступали рупорами петэновского режима. Упомянем, в частности, католический еженедельник «Демэн», где главным редактором был Жан де Фабрэг.

При чтении отчетов и донесений дипломата Эжена Ионеско обращают на себя внимание следующие обстоятельства. Во-первых, он принадлежал к числу тех немногих сотрудников представительства, которые обладали привилегией ставить личную подпись на служебных отчетах и других донесениях. Они отправлялись в Бухарест без визы и без каких-либо дополнительных разрешений его руководства. Во-вторых, Ионеско, по-видимому, обладал удивительной свободой передвижения; ни в одном из документов, имевшихся в нашем распоряжении, не значилось, что для посещения различных точек Франции ему пришлось испрашивать какое-либо разрешение. По всей вероятности, руководство им осуществлялось не столько через административные каналы (МИД и посольство), сколько непосредственно из Бухареста, со стороны министерства пропаганды, в ведении которого в то время он находился. Играли ли здесь роль друзья, прежние связи, скрытое влияние отца? Трудно дать ответ на этот вопрос при помощи тех документов, которыми мы сегодня располагаем; ясно лишь, что реальная свобода маневра Ионеско была гораздо большей, чем он стремился показать в письмах к Тудору Вяну.

Пресса и компромисс

К сожалению, служебные обязанности Ионеско не ограничивались поддержанием контактов со сколько-нибудь заслуживавшими доверия поэтическими журналами. В 1943—1944 годах на него была также возложена весьма деликатная миссия — обзор печати. Зачастую он просто цитировал тех или иных авторов, воздерживаясь от всяких комментариев. Так поступил он и 30 октября 1943 г., излагая содержание спора с депутатом Полем Ривом на тему о франко-германском сотрудничестве в рамках национальной Революции. Поль Рив был близок к Марселю Деа и возглавлял коллаборационистскую газету «Ль’Эффор», где пописывали десятка два парламентариев[730]. Аналогично действовал Ионеско и рассказывая об интервью, данном ему Жаном Ривеном[731]. Этот последний в 1945 г. провалился при попытке занять кресло Бергсона во Французской академии (причем к его провалу приложил руку Мориак, выступавший в поддержку бывших участников Сопротивления). В некоторых случаях Ионеско все же дополнял текст собственными соображениями. Например, в отношении исследования, озаглавленного «Болгаро-румынские культурные связи», опубликованного в «La Nouvelle Revue de Hongrie». Основным положением данной работы являлось доказательство производного характера румынской культуры от болгарской (славяно-византийской). Ионеско сделал резюме этой работы. Тема ее была довольно болезненной: с момента аннексии Венгрией Северной Трансильвании летом 1940 г., румынские и венгерские власти устроили настоящую «войну документов» вокруг вопроса о своем «историческом праве» на эту территорию. Аргументы обеих сторон основывались на соответствующих выкладках историков и археологов. Румыния — вассал Болгарии! Следует подчеркнуть оскорбительный характер подобного предположения. Маршал Антонеску, считавший необходимым «раз и навсегда положить конец славянской угрозе», вынашивал гораздо более честолюбивые проекты для своей страны; как он доказывал Гитлеру в 1941 г., «расовые структуры» Румынии позволяли ей играть роль «этнической опоры Рейха»![732] В целях противодействия венгерской пропаганде Ионеско предлагает «создать румынский научно-исследовательский журнал, который бы регулярно и научно обоснованно информировал бы французскую интеллигенцию не только о национальных и исторических истинах румынской нации, но и о наших культурных и духовных достижениях и ценностях нашей цивилизации»[733]. Создается впечатление, что читаешь Элиаде! Во-первых, непонятно, как, в данном контексте, «национальные истины» могут сочетаться с какой бы то ни было «научной обоснованностью»; во-вторых, общий стиль совершенно не соответствует отвращению автора «Нет» к этническо-националистским идеям. Ионеско явно приходится идти на компромисс.

Другие отчеты драматурга свидетельствуют, что он хорошо овладел искусством выражаться двусмысленно. Оно проявляется, в частности, в записке от 1 августа 1943 г., посвященной «историческому скепсису некоторых французских интеллектуалов» из свободной зоны. В ней Ионеско описывает настроения, отмеченные «полным безразличием, иронией и скепсисом», приводя в пример свидетельство некоего «француза — марсельского поэта, редактора лояльного режиму журнала». Его в целом положительное отношение к превращению Франции в протекторат Германии носит на себе «печать кризиса», отражает «психологию побежденных». Тем не менее, отмечает Ионеско, эту точку зрения не следует считать репрезентативной, полностью совпадающей с совокупным общественным мнением[734]. Следует ли на основании этой записки сделать вывод о слабом или, напротив, о сильном влиянии вишистского режима на французское общество? Налицо очевидная и умело выстроенная двусмысленность. Точно так же Ионеско, не колеблясь, нарушает установленные предписания, когда только может это сделать. Так, подружившись с поэтом еврейского происхождения Иларие Воронка, некоторые работы которого иллюстрировали Константин Бранкузи и Виктор Браунер, секретарь по культуре втайне от своих сослуживцев давал ему делать переводы, которые затем публиковались под псевдонимом.

Еще одна характеристика периода пребывания Ионеско в румынском посольстве в Виши: дело происходило летом и осенью 1942 г., когда во Франции были в самом разгаре мероприятия по «окончательному решению еврейского вопроса». Румынское посольство не принадлежало к числу тех дипломатических представительств, которые тогда приняли участие в спасении евреев. Между тем именно так поступили дипломаты на службе в Испании и Италии (в последнем случае ряд инициатив были предприняты генеральным консулом Альберто Калиссе); а также сотрудники представительства польского правительства в изгнании (где особенно отличался рвением Станислав Забелло[735]). Пока действовали выданные Бухарестом инструкции, не рекомендовавшие принимать никаких мер в данной области, ничто не делалось, чтобы вырвать проживавших во Франции румынских евреев из лап полиции. Так, между 27 марта 1942 г. (дата первой уличной облавы, где пострадали румынские евреи) и 25 сентября того же года более 3000 румынских граждан еврейской национальности были депортированы с французской территории. Облава 24 сентября была особенно страшной: к 10.50 полиция арестовала 959 румынских евреев; к 18.45 их число возросло до 1574, в том числе 829 женщин и 183 ребенка. В служебной записке на имя начальника канцелярии префекта Жиронды заведующий отделом Комиссариата по делам евреев заверяет, что предпринято все возможное для предотвращения побегов. Автор этого документа, поставленный в известность, что «в Париже и в парижском регионе будут непрестанно производиться многочисленные аресты румынских евреев», излагает немецкие инструкции по этому поводу: «Немецкие власти в этой связи требуют крайней бдительности со стороны полиции и жандармерии всего бордоского региона с целью ареста румынских евреев, в предвидении этих мер пытающихся пересечь демаркационную линию»[736]. 729 из них впоследствии были депортированы эшелоном № 37. К 1945 г. уцелели лишь 15; 98 детей из этого эшелона были отправлены в газовую камеру немедленно по прибытии в лагерь. Следующая депортация состоялась 28 сентября 1942 г. эшелоном № 38. Среди его узников были 594 румынских еврея; он въехал в ворота Освенцима 29 сентября — в газовой камере были убиты 67 детей.