Вадим Кожевников - Степан Буков

• Название: Степан Буков
• Автор: Вадим Кожевников
• Жанр: Русская классическая проза

Аннотация издательства: В однотомник Вадима Кожевникова вошли повести "Степан Буков", "Петр Рябинкин" и "Сидор Цыплаков". Советский человек, его психология, характер, его мировоззрение — основная тема настоящей книги. Один из героев повести, Рябинкин, бывший фронтовик, говорит; "Фронт — школа для солдата, но хороший солдат получится только из хорошего человека". Вот о таких хороших солдатах, о простых рабочих парнях и пишет В. Кожевников. В книге освещаются также важные, всегда волнующие проблемы любви, товарищества и морали.

---

— У кого? У меня? Не самое высшее. Но расчеты, которые я вам представил, товарищами произведены по моему заказу. У них образование у всех самое что ни на есть лучшее.

— Столько людей успели допросить, да еще с пристрастием, диспетчеров, водителей, дорожников — просто обвинительный акт!

— А у меня опыт, — сказал притворно-добродушно Буков. — Служил в Особом подразделении, доводилось всякий розыск вести.

— А теперь против кого же ведете?

— Зачем против? За! — удивился Буков. Добавил твердо: — Я же слышал, на автобазе выступали люди; пятьдесят процентов порожний прогон. А сейчас за что автотранспорт борется? За то, чтобы порожних рейсов не было. Под погрузкой стоят с невыключенным мотором, жгут зря горючее. Простой экскаваторов тоже. У прикрепленной машины баллон, допустим, спустит, жди, томись в бездействии. Водители сами толкали на то, чтобы задуматься.

— А теперь вы толкаете?

— Не я, — улыбнулся Буков. — Дело!

Приняли решение создать комиссию.

Буков попросил жалобно:

— Только меня вводить не надо. Сергея Струнникова, пожалуйста. Сильно смышленый товарищ. А я только так, на подхвате. — Произнес извиняющимся тоном: — Я знаете как волновался! Боялся, собьюсь или кто собьет. А вот слушали. — Признался, потупившись: — Трусил, конечно. Поэтому, может, излишне на голос нажимал. Заметили?

Секретарь парткома Лебедев попросил Букова задержаться, спросил, когда остались наедине:

— Ты что же, без разведки — и сразу в бой? Мы к бюро этот вопрос готовили, занимались. Ну ладно, обошлось. А мог бы и сорваться.

Буков сказал:

— Самосвал, он где себя показывает? На выемках грунта под большое сооружение. А тут добыча на года рассчитана. Транспорт не временный, а постоянный нужен. Чтоб он, как конвейер, действовал от завода, и заводу только служил, и на стоимости продукции не сильно отражался.

— Смотри, какой знающий!

— Это не от себя, от людей, — сказал Буков. Пояснил: — У меня память на хороших людей. От каждого чего-нибудь прихвачу. — Сообщил радостно: Вот молодые ребята, инженеры, приняли меня в свою компанию. Набираюсь полезного. — Попросил: — Надо бы их транспортер тоже обсудить. Со свинцового рудника предлагают тянуть. Руду, полагаю, выгода, а насчет породы — это лишнее хватили: в отвал тянуть — себе дороже получится.

— А свою жизнь как обустроил? Почему бессемейный? — спросил Лебедев.

— Не довелось.

— Подходящую не нашел?

— Нашел, да тут же и потерял окончательно.

— Война?

— Нет, в мирной обстановке.

— А моя при мне сохранилась, санбатская. Зашел бы!

— Чего же, зайду, — согласился Буков. Помедлил, помолчал, потом произнес увещевательным тоном: — Только ты завышенно обо мне не думай. Я, по существу, с чужими мыслями только выскочил. В одиночку не додумался бы.

Вышли они из парткома вместе.

Неба было просторное, звездное, светящееся, далеко в пространстве зазубренная горная гряда с застывшими потеками ледников на вершинах. Ветер с гор был прохладный, с запахом родниковой воды. Лебедев кивнул на горы:

— Вот она — холодильник и фабрика рек, на все века. Солидное сооружение природы.

— Подходящее, — согласился Буков. — Но мы тоже кое-что от себя можем выдать заметное.

— Для того и живем, — улыбнулся Лебедев щекой, глубоко впавшей, с бурыми следами шва.

— Откуда отметина? — осведомился Буков.

— Из воздушного пространства, — сказал Лебедев. — Я фрица подбил, он меня тоже. Сыпались оба на парашютах. Он в меня из парабеллума, а я его из ТТ приветствую. На земле продолжили. Фрицы на машинах к месту приземления спешат. Ну, думаю, все. Но ведомый сначала прошелся штурмовкой, потом сел, открыл обтекатель за кабиной, я туда — взлетели. Спасибо сказать долго не мог. Ничего не получалось, пока щеку не зашили. Жена скобки накладывала. Боли не чувствовал, тревожился только: она у меня красивая, а я после такой штопки, думал, получусь не очень. А все же до сих пор любит!

— По этой линии я только ушибленный. Не организовалось у меня счастье, — мрачно сказал Буков. — Взошла на горизонт подходящая, на бензозаправщике работала. В кино вместе ходили, и так просто. Я ее все время нудил: "Учись!" И уговорил. Поступила в автодорожный техникум в другом городе. Написала, будто из-за сильной любви ко мне только послушалась. Конечно, спасибо за это. Но разве так только любовь выражают? Ответил: "Значит, учись". И на этом писать кончил. Она, конечно, обиделась.

Спросил обеспокоенно:

— Может, я чудной?

— Душевный. Вот ты кто, — твердо сказал Лебедев.

— Хватил через край, — застеснялся Буков. Поспешно пробормотал: — Ну, пока. — Свернул к стандартному дому — общежитию для холостяков.

XX

Как в тяжелые нервные военные годы, так и в спокойное послевоенное время Степан Буков в общем сохранял свой живой вес в норме с плюсом или минусом в три-четыре килограмма. Терял он обычно от переживаний. Расстраивался для посторонних незаметно. После смены походка становилась тяжелая, сердитая, если во время работы от глупости других случались неполадки и от этого он простаивал.

Он просто на глазах мог отощать, сидя в кабине экскаватора и беспокойно поглядывая в дверцу с опущенным стеклом, когда случался простой. Если же все обстояло нормально, он сидел в кабине экскаватора с выражением блаженного отдыха на лице, какое бывает у летчика, доверившего машину автопилоту. Только вся разница: Буков с этим выражением на лице ворочал рукоятями контроллеров, то беря их на себя, то отдавая вперед, работал ногами на педалях, вертя головой то вправо, то влево, поскольку не было у него такого прибора — автомашиниста, на который можно положиться почти как на человека. Это летчик может лететь по прибору, на землю не глядя, по тысяче километров в час отхватывать запросто. А у Букова каждый метр забоя — серьезное, ответственное пространство. Тут, как Зуев любил наставлять, надо все время аналитически мыслить и оперативно оценивать каждый факт. Вот крупногабаритный кусок, можно его ковшом подцепить на зубьях и свалить в думпкар, но ведь так и повредить емкость недолго. Приходится сначала наваливать подушку из мелочи, а потом сверху положить крупный габарит. Вот куски руды обнаружились, надо их подлопатить в сторонку, пока идет выборка породы. Потом, когда руда пойдет, прихватить и эти куски. Клад не клад, а все же ценность. Выскреб жилку на полковша — ювелирная работа. А ковш не совок, емкость — вагонетка на восемь кубов. Он сумеет и коробку спичек с земли поднять так же, как глыбу камня многотонную.

Буков работает на дне карьера, на самом нижнем его горизонте, у восточного борта, куда еще железнодорожную ветку не протянули, но будут тянуть, это точно.

Котлован налит тяжелым, жгучим зноем, синевато-сизым от едкой загазованности свыше нормы. Буков договорился с директором карьера, чтобы вызвали вертолет, вот он сейчас висит в котловане, как гигантский вентилятор, махает лопастями, проветривает помещение.

В кабине экскаватора поставлен кондиционер, но Буков не считает справедливым, что у него может быть персональная, относительная с пеклом котлована прохлада, и поэтому включает свой кондиционер редко. Главное, надо, чтобы скорее железнодорожную ветку наладили: электровоз дизельным топливом не чадит, выхлопных труб не имеет. Самый гигиенический вид транспорта, помимо всего прочего!

Ребята шутили: по случаю запыленности надо требовать к спецовкам паранджу.

Буков с механиком карьера помозговал — пустили дождевальные установки собственной конструкции. Под сильным напором они не брызжут, а только водяной пылью взвешенные частицы обволакивают, освежают, ну и воздух, конечно, увлажненный, прохладный.

Перед работой Буков всегда просматривает у буровиков взрывной паспорт, который дает геологическую характеристику фронта забоя, чтобы заранее точно знать, с какими пластами придется иметь дело. В зависимости от этого и настраивается. Если сплошная порода, давай темп. С выходом руды бди, чтобы не свалить ценный материал в отвал. Пойдет рудное тело, сразу появляется хорошее настроение — к самому себе уважение прибавляется.

Если руда бедная, то ее вывозят в специальный складирующий отвал. Сейчас наука и техника еще не обеспечивают выгоду переработки бедных руд. Но, надо полагать, придумают дешевую методику, и тогда все в дело пойдет выцедят медь и из никудышной пока, нищей руды.

В среднем как получается? На тонну руды три куба вскрыши, в год по вскрышным работам — пятьдесят миллионов кубов, поделим на три — цифра хорошая получается.

Когда забой обеспечен транспортом, а взрывники раскрошили уступ по всему фронту по оптимальным параметрам и габаритов по норме не больше двух процентов, тогда работа идет без особых о ней мыслей — нервы отдыхают, и ты можешь размышлять о чем угодно. Как бы полуотсутствуешь на рабочем месте.