Юрий Крутогоров - Куда ведет Нептун

• Название: Куда ведет Нептун
• Автор: Юрий Крутогоров
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1990
• ISBN: 5–08–001914–X

На крутом берегу реки Хатанга, впадающей в море Лаптевых, стоит памятник — красный морской буй высотою в пять метров.

На конусе слова: «Памяти первых гидрографов — открывателей полуострова Таймыр».

Имена знакомые, малознакомые, совсем незнакомые.

Всем капитанам проходящих судов навигационное извещение предписывает:

«При прохождении траверза мореплаватели призываются салютовать звуковым сигналом в течение четверти минуты, объявляя по судовой трансляции экипажу, в честь кого дается салют».

Низкие гудки кораблей плывут над тундрой, над рекой, над морем…

Историческая повесть о походе в первой половине XVIII века отряда во главе с лейтенантом Прончищевым на полуостров Таймыр. Его исследования стали яркой страницей в истории великой северной экспедиции.

---

Мы с Берингом в этот раз долго говорили. Он отлично понимает все значение Таймыра. Пройти вдоль него, выяснить, что собою представляет, уже есть во многом разгадка северного пути. Он сказал: «Тяжко тебе будет, Прончищев». Кто в том сомневается? Но речь постепенно пошла не только о тяготах, вполне понятных в предстоящем путешествии. Беринг говорил, что по берегам Лены, далее по побережью моря придется встретиться с обитающими в тамошних краях народами. «И народы открывать — тоже ваше дело» — так было сказано мне. И предупредил: туземцам не чинить никаких препятствий, быть к ним добрыми. И не под опасением военного суда, но по пониманию чести русского человека. Как он умно сказал: «То есть милость всякого путешественника, желающего открыть новые земли и берега». Сам он, будучи в 1-й экспедиции, оставил якутам семена пшеницы и овса. И этим премного доволен.

Руководя всеми отрядами экспедиции, Беринг должен пойти на судне в сторону американского материка. «Я найду этих кыхмыльцев», — сказал он мне. Оказывается, так чукчи называют обитателей большой земли к востоку от Чукотки — Америки. Саму же Америку чукчи зовут Кыымыком.

Многие командиры отправляются с женами. Беринг берет с собою племянника, совсем юношу, «для морского осведомления». С радостью узнал: штюрманом при нем будет Свен Ваксель, швед. Он берет с собою моего юного друга Лоренца.

Команда будущего «Якутска» полностью укомплектована. Адмиралтейств-коллегия оказывает нам всевозможную помощь. Обер-секретарь Кирилов, президент коллегии адмирал Головин к нашим просьбам относятся со всем вниманием.

Скоро март.

Не могу в себя прийти.

Вот событие, от которого голова закружилась.

Не знаю, какими путями Таня узнала подворье, где собирается наша экспедиция. В четвертом часу пополудни Лушка-комарница отыскала моего Рашида и вручила записку. Завтра в семь ноль-ноль вечера мне назначено быть в Летнем саду у статуи «Милосердие».

Я увижу ее. Счастье тут же сменилось тревогой. Что изменит теперь эта встреча? Мои паруса распущены. Невозможно на что-то надеяться. В теперешнем моем положении… как совместить любовь и долг?

Но что с того? Увидеть! Запечатлеть любимые черты.

Таня. Начертание этого имени уже приводит кровь в волнение.

Пишу во втором часу пополуночи.

Завтра. Нет, уже сегодня.

Для этого я проснулся? Видно, для этого. Лейтенант Прончищев, ты балбес, каких больше нет на свете.

Как все описать? Есть ли сейчас в столице человек счастливее меня?

Я ее видел.

Потом допишу. Отойду малость.

В Летний сад пришел загодя. Навстречу бежала по аллее Таня. Я никогда не смогу сказать на бумаге о том состоянии, которое охватило меня. Сколько горя было в ее глазах, когда она спросила, уезжаю ли я. Она бессвязно говорила одну фразу: «Зачем так, зачем так?»

Что мог я ответить? Я молчал, в рот набравши воды. Все слова, которые я приготовил, твердя их всю ночь, потеряли всякий смысл. Я притянул ее к себе, целовал губы, нос, щеки. Она отвечала. И я впервые назвал ее на «ты».

«Таня, я люблю тебя. Ты не знаешь, как я тебя люблю».

В ответ услышал слова признания: «Я не могу без тебя жить».

Мы опять прильнули друг к другу. Я целовал ее мокрые щеки, соленые от слез губы. Она растерла лицо снегом и, умывшись таким образом, предстала в ином виде. Она светилась, она освятилась.

«Ты уезжаешь в марте, уже сейчас?»

«Да».

«Но можно ли остаться?»

Я ответствовал, что не могу изменить долгу, изменить себе. Я объяснил, что этот поход венчает долгие мои размышления о службе. Как парус не в силах сопротивляться ветру, так и я не в состоянии уйти от предназначенного. Я всегда бегу от высоких слов, но Таня распахнула меня, мне хотелось быть с нею искренним.

И она поняла. Она не посмеялась надо мной, сказала, что за это еще более любит меня. Но глаза ее погасли, когда она спросила:

«Но как же наша любовь?»

До сих пор не пойму, откуда хватило решимости сказать:

«Таня, едем со мной».

«Разве это возможно?»

«Многие наши командиры, даже Беринг, едут с женами».

«Но я не жена тебе. Мы не венчаны».

«Мы обвенчаемся в дороге».

«Где будет первая ваша остановка?»

«В Твери».

Она приложила сжатый кулак ко рту. Зажмурила глаза.

«Я приеду в Тверь».

Тогда я поднял ее на руки. Возле статуй «Правосудие» и «Наказание» опустил ее наземь.

Казалось, я неосознанно пришел в то место. Но нет! Бег мой подчинялся внутреннему велению.

Сейчас это, может быть, смешно. Но тогда я сорвал шапку с башки, преклонил колени перед изваяниями. Я говорил:

«Пусть само божье провидение вершит нашу любовь».

Стоя на коленях, я целовал ее руки. Они были холодны, а кончики пальцев перемазаны красками.

«Смоковницы распустили свои почки, и виноградные лозы, расцветая, издают благовоние. Встань, возлюбленная моя, прекрасная моя, выйди». Сам господь бог сказал за меня эти слова.

Рассказал все Семену. «Прончищев, ты счастливец!» — кричал мой друг.

«Прончищев, ты счастливец», — говорю я сам себе.

И все существо откликается на эти слова.

Счастливец! Счастливец! Счастливец!

На память пришла одна встреча на италийской земле. Один итальянец читал мне сонет великого Петрарки. Там были такие слова: «Он в будущем основал свое блаженство». Не умея устроить жизнь сиюминутную, человек ждет счастья в дне завтрашнем. Игра нашего воображения причудлива. Так было и со мною до встречи с Таней. Что будущее? Блаженство жизни теперь переполняет меня. Как легка любовь разделенная!

Приходил с отцом Лоренц. Мальчик зачислен в экспедицию волонтером. Отец его говорил, что будущему моряку надобно испытать жизненные невзгоды с малых лет.

Сам Свен Ваксель станет исполнять должность штюрмана в камчатской команде Беринга.

Мы хорошо побеседовали, несмотря на то, что Свен недостаточен в русском языке. Но нам помогал Лоренц.

Какой же магнит в нашей экспедиции! Свен в родной Швеции был благополучен. Попросился в Россию. Здесь, на Балтике, тоже ни в чем не сомневался. Но, узнав о планах Беринга, уже не мог жить прежней жизнью. «Может быть, ради такого путешествия и стоит прожить жизнь». Он сказал это просто, от души. Важно, кому душа принадлежит — моряку или служителю во флотской форме.

Я вспомнил о Харитоне. Он же истинный моряк. Почему с нами не пошел?

3 марта 1733 года покинули столицу.

Когда-то вернемся?

Какой же путь далекий предстоит пройти?

Дорога в протяженности своей не так долга, когда ставишь перед собою не конечную, а ближнюю цель. Путь становится подвластен.

Тверь. В ней озаботимся всем нужным пропитанием.

Будем ждать, когда Волга сбросит лед. А там по воде на Каму.

В обозе почти тысяча человек. Матросы, солдаты, корабельные мастера.

Лоренц едет в моей кибитке. Убежал из отцовского возка. Забавный малый. «Мистер Дампьер», — зову я его. «О, мой штюрман!» — откликается он. «Не таким ты себе представлял кругосветное путешествие?» Он заметил резонно, что наш обоз напоминает больше цыганский табор. «Будет еще море, где не бывал твой капитан Дампьер». Лоренц сказал, что отец его собирается писать книгу о нашем путешествии. И пишет дневник. Смотри-ка.

Проезжали Тверской Отроче монастырь. О нем есть легенда. «В лета великого князя Ярослава Тверского бысть у него отрок Григорий, зело любим и верен во всем…»

Я рассказал Лоренцу, как однажды отрок, обиженный князем, ушел от него в скит и построил этот монастырь.

Меня удивило, как Лоренц теперь мерит людей.

«Зачем, — спрашивает, — князь обидел отрока?»

«Легенда об том не говорит».

Лоренц смеется: «Я бы того князя никогда не назначил флота лейтенантом».

Я обнял его. Если отец его напишет книжку, упомянет ли, что в нашем путешествии был двенадцатилетний отрок? Потомкам трудно будет в то поверить…

Начало марта открылось днями солнечными. Да в Сибирь ли еду? На Таймыр ли? Чувство такое, что в деревню. Глупец ты, Прончищев! Верно, я поглупел. Все мысли о Тане.

О погоде пишу — о Тане думаю.

Окрест смотрю — Таня тут скоро будет проезжать.

Оставил Рашида в столице. Уговор наш тайный — он в Тверь доставит Таню. Я и ямщика подыскал, дал ему задаток.

Для путешественника кибитка — лучшее прибежище. Я вздремнул, и во сне явственно услышал слова: «…Венчается раб божий Василий… рабе божией Татьяне».

Сон? Глас свыше?

Как я ранее жил, не зная такого ожидания?

Вечером будем в Твери. Буду искать священника, который нас обвенчает.

Прончищев, черт тебя возьми, ты же счастливец! Гадал ли об этом еще месяц назад?