Василий Шумилов - Чекисты

• Название: Чекисты
• Автор: Василий Шумилов
• Издательство: Лениздат
• Жанр: Шпионский детектив
• Год: 1967

---

Огромная коллекция порнографии — картины, открытки и целые сочинения — была обнаружена в комнате, где находились жена и двое детишек Зайцева, в шкафу, рядом с иконой, висевшей в углу. Жене своей, уборщице одного из магазинов, Устин Гаврилович объяснял свой интерес к порнографии как исключительно научный, медицинский. Ведь Устин Гаврилович был врачом-психиатром. Но почему же тогда работал он гардеробщиком? Да нет, давно уже, оказывается, не работал. С тех пор успел побыть и грузчиком в магазине иностранной книги, и официантом, и разносчиком телеграмм, — пестрая у него была биография.

Зайцеву предъявили обвинение в изготовлении и распространении антисоветчины, в создании подпольной группы, участники которой имели условные клички, распространяли листовки и вели контрреволюционную пропаганду. Обвинялся он также в попытках передать представителям иностранного государства список промышленных и военных объектов с данными секретного свойства.

Анкета этого человека, заполненная в ходе предварительного следствия, была весьма противоречива. Родился в селе Поповке Тосненского района Ленинградской области. Учиться уехал почему-то в Одессу, в медицинский институт. Диплома не имеет. Был на оккупированной территории, затем на фронте. Имеет орден Красной Звезды. Одно время состоял в народной дружине, активно участвовал в дежурствах.

Рядом со сведениями лестными имелись и нелестные. В Ленинграде Зайцева уволили из психиатрического диспансера за грубое обращение с больными, приведшее даже к несчастному случаю. Перестали ему доверять врачебную работу, требовали представить диплом. Некоторое время он служил медицинским братом, снова грубил больным и. коллегам.

Зайцев заранее обдумал свое поведение на случай ареста. Отвертеться от авторства «Нашей программы», злобно-антисоветской и антисемитской, не удалось. Но рядом с «Программой» перед следователем лежали подобные же сочинения под названием «Критика программы соседом» и «Ответ соседу». Чья эта критика? Что это за сосед? На эти вопросы Зайцев с готовностью назвал имя своего соседа по квартире, художника-оформителя Анатолия Т. По словам Устина Гавриловича, это и был главный распространитель порнографических открыток. И вообще очень плохой человек. А еще хуже его жена...

Работа следователя — это поиск истины, а не торопливый подбор причин для осуждения. Если Анатолий Т. действительно соучастник Зайцева в антисоветской деятельности, то не слишком ли торопится Устин Гаврилович объявить его виноватым?

Для непосвященного суть следствия состоит в вопросах следователя и ответах обвиняемого. Когда же листаешь девять толстенных томов этого дела, то кое-что начинаешь представлять более полно. Рядом с протоколами допросов — документы, справки, фотографии, листы опознания по фотографиям. Уйма справок! И нужны они зачастую лишь для того, чтобы документально установить: обвиняемый говорит неправду.

Перед следователем был человек, уверявший, что он — Устин Гаврилович Зайцев, что родился в селе Поповке Тосненского района. Естественно, что следователь поехал в Поповку, проверил церковные книги дореволюционных лет. Зайцева Устина Гавриловича в них не значилось.

Надо было искать стариков, которые могли бы припомнить живших тут Зайцевых. Старики, действительно, вспомнили одну такую семью. Да, был у них сын Алексей, кровельщик, примерно 1905 года рождения. Раз еще приехал из армии в отпуск, да загулял и по пьянке опоздал в свою часть. А Устина у них не было.

Тогда следователь едет в Одессу, в медицинский институт. Перерыты все списки, все документы, опрошены многие люди, но следов Зайцева обнаружить не удается. Не было такого студента в Одессе. Позвольте, как же не было, если в письмах Устина Гавриловича, посланных сюда с требованием выдать диплом, имеются доказательства того, что автор этих писем действительно учился в Одессе, помнит многих преподавателей, знает даже расположение помещений? В институте накопилась папка таких писем. Устин Гаврилович требовал, сотрудники института старались найти о нем сведения, но так и не нашли. Теперь их просит следователь из Ленинграда, а сведений все равно нет. Их просто не существует.

Что же делал Зайцев в период оккупации? В розысках участвуют работники архивных учреждений Одессы. Удается установить, что гражданин Зайцев за кражу стекла был осужден оккупационными властями на полгода тюрьмы, о чем даже было напечатано в газете оккупантов. На следствии Зайцев подтверждает этот факт, добавив, что из-под стражи ему удалось бежать.

Трудно представить, какое количество справок подшито в этом деле. Справки различных загсов, Архива военно-медицинских документов, Центрального военно-медицинского управления, Министерства обороны. Справки-проверки по дактилоскопическим картотекам. Справки о судимостях. Справки гороно, Управления профессионально-технического образования, отдела здравоохранения, справки по поводу номеров госпиталей, которые Зайцев почему-то путает. Справки-характеристики со всех мест его работы. Всюду он, к слову сказать, скандалил, конфликтовал, склочничал.

Вскоре после начала следствия Юрий Александрович стал сомневаться: действительно ли перед ним Зайцев Устин Гаврилович, не другое ли это лицо? Тем более, что близкие знакомые называли его Костей. Следователь настоял на розыске всех документов, когда-либо заполнявшихся на Зайцева, всех написанных им анкет. Внимательно изучив эти материалы, Юрий Александрович обнаружил разночтения.

Следователь повел наступление, требуя, чтобы обвиняемый назвал подлинное свое имя. Под давлением улик Зайцев сказал: «Хорошо, я сам все напишу». Ему предоставили такую возможность. Но, не написав и страницы, он спешно ее разорвал и стал глотать смятые клочки бумаги. Потом вроде бы опомнился, еще раз пообещал все написать и снова передумал.

Преступник отчаянно боялся правды. Поединок был не из легких. Но моральное наступление вел человек, убежденный в правоте своего дела, не привыкший отступать. И наконец пришел день, когда преступник заявил: «Я все вам скажу: я — Файнер Борис Григорьевич, родился в 1914 году».

Дальнейший ход дела несколько ускорился. Снова следователь поехал в Одессу, снова все проверял «по второму кругу». О Файнере был собран большой материал, из которого стало понятно, почему обвиняемый так боялся правды.

И вот перед нами жизнь человека, до отказа начиненная ненавистью, нездоровой эротикой и одновременно фанатической религиозностью. Ненавидит он свою родину, ненавидит еврейский народ, а значит, и национальность своих родителей, заодно ненавидит и русский народ. Выражено это не только в составленных им документах, но и в его дневнике. Что же любит он? В дневнике этом, густом, пахучем наборе отвратительных фактов жизни, слухов и сплетен, есть все же и изъявление сочувствия, нечто вроде хорошего отзыва: в первом случае о Даллесе, американском государственном секретаре, а во втором — о герое одного голливудского фильма, летчике-фашисте, способном к непрерывным убийствам. Может, любил он хоть своих родителей? Любил первую жену или любит нынешнюю?

Писать о таком человеке стоит, чтобы найти объяснение возникновению подобных взглядов. Как дошел он до жизни такой?

Итак, в семье петербургского юриста Файнера, человека в какой-то степени прогрессивного, активного атеиста, родился сын Борис. Первенец вызывал всеобщее восхищение своими способностями. Дома был баловнем, ему отвели отдельную комнату для занятий, он много и не по возрасту читал, собирал книги. Младший его брат рос без особой опеки, считался ребенком неважного здоровья, и ставки на него родители не делали. К слову сказать, здравствует он и поныне, работает архитектором и, привлеченный в качестве свидетеля по делу какого-то Зайцева, впервые узнал, что родной его брат живет чуть ли не на одной с ним улице.

Семейство Файнеров вскоре переезжает в Одессу. Начав с увлечения книгами Мережковского и Бердяева, Борис заводит дружбу с церковниками. Пятнадцати лет от роду он... крестится, нарекшись Константином. Делает шаг назад от отца-атеиста.

Родители посылают его учиться в Ленинград. Поступает он в сельскохозяйственное училище, расположенное в селе Поповке Тосненского района. Однако здесь явно недооценивают его «исключительных» способностей, и Борис возвращается в Одессу. Спустя какое-то время поступает в Одесский медицинский институт. Ведет себя там развязно, вызывающе. В 1938 году его арестовывают за участие в антисоветской организации церковников, где он уже в ту пору пробовал силы в сочинении антисоветских «программ». Перепуганные родители хлопочут, сын помещен в больницу с диагнозом «шизофрения» (он уже слушал курс психиатрии, знает кое-какие симптомы этой болезни и довольно успешно симулирует). Это спасает его от суда, но отнимает немало времени, учебу приходится прервать. После долгого перерыва он возобновляет учение, но ведет себя по-прежнему, исповедуя свой излюбленный принцип: все кругом быдло, а я личность исключительная.