Наталья Иртенина - Царь-гора

• Название: Царь-гора
• Автор: Наталья Иртенина
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9533-3517-1

Судьба порой совершает вовсе неожиданные повороты. Молодой ученый Федор Шергин, испытав очередной творческий кризис и полосу неудач, уезжает по совету близких на родину своих предков — на Алтай. Рассчитывая развеяться и отдохнуть, Федор помимо воли оказывается втянутым в круговорот странных событий: ночное покушение в поезде, загадочный попутчик, наконец участие в расследовании сибирской загадки вековой давности, связанной с его легендарным прадедом — белым офицером, участвовавшим в секретной операции по спасению царской семьи, и поиски таинственной алтайской Золотой орды…

---

— Золотые горы нам тут, матушка, не обещаны…

Федор одеревенел, резко повернулся и шагнул в сторону, уходя за прикрытие массивной квадратной колонны. Его пробрала холодная дрожь, и он стал успокаивать себя тем, что это просто случайность. Сильный запах ладана, прежде едва ощущавшийся, теперь обволакивал его плотным невидимым облаком. Он поднял взгляд и увидел того самого попа, стоящего перед ним будто Христос перед мытарем.

— У вас лицо человека, подошедшего к последнему пределу, — произнес священник. — С таким лицом либо налагают на себя руки, либо круто меняют жизнь. Исповедаться не хотите?

— Спасибо, — вежливо отказался Федор и молвил с неким вызовом: — А все-таки Золотые горы мне обещаны, — он сделал паузу и добавил, словно иронизируя: — батюшка.

— Глупости, — решительно отмел его заявление священник, но вдруг задумался. — А знаете что. Если уж вам вправду обещано. Поезжайте на Алтай. Даст Бог, все сладится.

— Зачем, мне на Алтай? — страшно изумился Федор.

— Затем, что алтайские горы Золотые. Их так называют испокон веку. А если вы там не найдете себе пристанища, я дам вам записку к своему знакомому, тамошнему священнику. Он вас приютит.

Не дожидаясь согласия, батюшка подошел к свечной конторке и черкнул на «заздравном» листке несколько строк.

— Вот вам путевка в жизнь, — пошутил он, вручая листок ошеломленному Федору. — От глупостей же сохрани вас Бог.

Священник военной походкой ушел в алтарь, оставив его одного разделываться с половодьем противоречивых чувств. Федор повернулся к женщине в черном.

— А вы верите в случайности? — спросил он.

— Это бывает, — она улыбнулась, поправив очки.

Федор поискал в карманах деньги на пожертвование. Их оказалось много.

— Не поймите меня неправильно, — он вывалил на прилавок горку крупных купюр, последнее, что оставалось от бывшей уже работы, — просто удивительные случайности у вас тут происходят.

— Тоже бывает, — кивнула свечница, снова улыбаясь.

Теперь она показалась Федору красавицей. Поразительно, подумал он, как украшает женщину сочувствие к ближнему. А ведь еще несколько лет назад его пугало обилие дурных, уродливых лиц на улицах и в студенческих аудиториях, особенно у девиц. Федор относил это печальное явление на счет вырождения нации, слишком жадно припавшей к общему котлу цивилизованных ценностей с портретами американских президентов. Но в последнее время лицо нации явным образом улучшило свои очертания, и это, вероятно, не могло не приводить к мысли, что возрождаемая любовь к отеческим гробам не такое уж пустое занятие.

Бумажку с алтайским адресом Федор прочел, сунул в карман и тут же забыл о ее существовании. Не то чтобы он совсем отвергал мысль о необходимости ехать в алтайские дебри, но все же основывать свои жизненные планы на чудесах и руководствоваться в делах мистическими влияниями он не привык. Хотя, разумеется, все когда-то происходит в первый раз, и, возможно, надо было как раз начинать.

Федор посидел в кафе, выпил чашку кофе и съел бутерброд с ветчиной. Чаевых не оставил — официант не понравился ему лицом и манерами, да и денег было непривычно мало. Затем он спустился в метро и поехал в университет. Там Федора давно ждали для серьезного разговора на тему перспективности его дальнейшего пребывания в стенах альма-матер. Уже год он числился в аспирантуре, но еще того дольше фигурировал в негласных списках золотой столичной молодежи, и оба эти факта решительно противодействовали друг другу. Федор до сих пор не мог объяснить себе, как произошло подобное раздвоение его личности, однако приводить все к единому знаменателю не спешил. За него это отлично могли сделать другие.

Завкафедрой встретила его так будто поджидала с вечера и провела в нетерпении всю ночь. Мужа у Елены Модестовны никогда не было, и к тридцати восьми годам к ней крепко пристал ярлык матери-одиночки с непреходящей тоской по мужу-подкаблучнику. По мнению Федора, к науке она была непригодна ни в каком виде, и ему всегда хотелось каким-нибудь образом сказать ей об этом.

После посещения храма состояние его души было противоречивым и неспокойным, как море с пятибальной зыбью. С одной стороны, расхотелось совершать прыжки из окна и потянуло к чему-то большому и светлому. С другой — он слишком хорошо осознавал, что пути к светлому ему не одолеть и вряд ли стоит к тому стремиться. Ведь там, в конце пути, непременно окажется своя Елена Модестовна и приобщение путников к оному светлому будет происходить под ее свербящим контрольным взглядом, от которого не ускользнет ни одно отступление претендента от заведенных правил и заповедей.

Федор сел на стул и, кинув ногу на ногу, благосклонно выслушал претензии Елены Модестовны к его кандидатской диссертации, существующей пока лишь в виде названия.

— Вы прекрасно понимаете, — заключила она, под конец речи утекая взором мимо него, — что, при всем уважении к вашему отцу, мы будем вынуждены поставить вопрос прямо…

— Помилуйте, Елена Модестовна, — вскинул руки Федор, — вы прекрасно понимаете, что мой уважаемый родитель тут вовсе ни при чем. Просто меня не устраивает тема моей диссертации. Слишком пресно, по-моему. «Проекты политического устройства России в годы Гражданской войны» — в этой теме, знаете, не хватает оккультного перца. На худой конец, какой-нибудь конспирологии.

Елена Модестовна, чуть побледнев, насторожила взгляд.

— Отчего это вас потянуло к псевдонауке? — спросила она подозрительно.

— Да вот, побывал недавно на одном семинаре, — охотно объяснил Федор, — на тему как раз действия темных сил и оккультизма в истории. Очень современное звучание, знаете. А вы как на это смотрите?

По правде говоря, из того семинара он вынес мрачное впечатление, что всю мировую историю и современность нужно подвергать немедленному экзорцизму. Но, к сожалению, добавлял он про себя, изгнание духов зла не поможет избавиться от проблемы с украденными алмазами. Авторитетные люди, уважающие конкретность в делах, очень плохо поддаются экзорцизму.

— Я на это смотрю как на вашу избалованность и недисциплинированность, — ответила завкафедрой и поджала крашеные в ниточку губы. — Но если вам так угодно… Как, по-вашему, должна звучать тема?

Федор откинулся вместе со стулом, опасно поставив его на задние ножки, и, не гадая, выпалил:

— «Гражданская война как проект обустройства России». Годится? И заметьте, проект вполне действующий. Даже во мне самом ощущаю этот разлагающий мою цельность процесс. Буквально чувствую в себе распад на враждующие лагеря.

Елена Модестовна бесстрастно подвинула к нему чистый лист бумаги, быстро смирившись с капризом enfan terrible.

— Пишите заявление.

Федор прихлопнул стул всеми четырьмя ногами к полу.

— Что вы, Елена Модестовна, я же пошутил. Вы однако не дослушали. Так вот, о враждующих лагерях внутри меня. Представьте себе, одна моя половина заявляет о желании разложить вас сейчас на этом столе и заняться с вами сексом. Другая половина, представьте себе, с ней спорит, уговаривает не делать глупостей, за которые потом будет мучительно стыдно.

Елена Модестовна сделалась мертвенно серой и сжала губы до их полного исчезновения. Федор с наслаждением следил за подземными толчками гнева в этой холодной глыбе мемориального мрамора. Но взрыва не произошло.

— Этот пьяный дебош, — процедила она со стиснутыми зубами, — вам так не сойдет, имейте в виду. Пошел вон, щенок.

— Не смею больше обременять вас своим присутствием, — откланялся Федор.

Он отправился гулять по университетскому городку, растекаясь мыслью по поводу странностей человеческой судьбы. Иной раз, к примеру, судьба дает себя знать, что называется, обухом по голове, единожды и навсегда. Иногда же, а может, и чаще всего ее не допросишься явиться и направить тебя по нужной дороге. С некоторых пор Федору казалось: жизнь проходит не то чтобы мимо, а как-то зря. В неясных перспективах он подумывал о женитьбе. Если жениться, тогда жизнь будет проходить, вероятно, не зря, но все же как-то мимо. «А может, в самом деле поехать в горы, — спрашивал он себя, — размышлять там о вечном, собирать кристаллы бытия и складывать из них слово “Бог”?»

Он дошел до стадиона и направился вдоль трибуны. На скамейках повыше курили студенты. Федор уловил слабый запах анаши. Парень в красной куртке, с некогда обваренной чем-то едким щекой, монотонно рассказывал историю из старого детского фольклора «о черной руке и зеленом диване». Только у него фигурировала черная горелая береза и пустая станция метро.

— …огромная, и ты в ней как мошка. А красотища неописуемая, но ты понять не можешь, что именно красиво, — а просто ощущение, что красотища.

На Федора посмотрели, и рассказчик спросил, не проявляя враждебности: