Лидия Бердяева - Профессия: жена философа. Стихи. Письма к Е. К. Герцык

• Название: Профессия: жена философа. Стихи. Письма к Е. К. Герцык
• Автор: Лидия Бердяева
• Жанр: Биографии и Мемуары

"Профессия: жена философа" - дневники Лидии Бердяевой, жены знаменитого христианского философа Николая Бердяева. Здесь же размещены стихи Лидии Бердяевой и её письма к Е. К. Герцык.

---

* День поминовения усопших (фр.).

** Религиозные обряды, паломничества, молитвенные четки (фр.).

37//38

рили о Лейбнице[84] и о Декарте[85]. О. Ав<густин> дал мне новую тему для работы: о предопределении (по Св. Писанию).

Вечером чтение «Войны и мира». Главы о смерти Андрея — самые глубокие из всего, написанного Толстым.

Суббота, 3 ноября 34

Днем Ни был в лечебнице для рентгенизации. Вернулся и говорит: «Мне казалось, будто я в аду. Какие-то синие очки, нечто вроде эшафота...»

После завтрака пришли Либ с женой[86] и о. Стефан (священник). Либ засел у Ни, рассматривая книги в его библиотеке (он помешан на книгах и тратит все свои деньги на библиографические редкости, главным образом — русские). О. Стефан принес показать свой переплет. Он этим зарабатывает.

За обедом Ни говорит о довольно грубом обращении персонала (скорее женского) в больнице, где он сегодня был. «Это с тобой так, а что же с бедняками, кот<орые> там лечатся?»

Ни: «Да, жизнь — жестокая вещь!»

Я: «Какого еще чистилища нужно, когда эта жизнь и сама по себе достаточна, чтоб, как огнем, очистить людей. К чему и кому нужны эти запугиванья? Неужели пытками, муками можно сделать кого-нибудь лучше? Я думаю, наоборот. В этих запугиваньях чувствуется какой-то садизм».

Ни: «И мазохизм. То и другое. В книге "Назначение человека" я писал об этом».

Я: «Верю, что люди после смерти проходят разные планы, прежде чем достигнуть Царства Отца (ведь сказано, что "у Бога обителей много"). Каждая душа проходит эти обители. Но "обители эти" не есть ни чистилище, ни ад, а лишь более высокие и более низкие духовные планы; для каждой души — разные. Я не верю в перевоплощения здесь, на этой земле. Земной план есть лишь один из многих, куда души приходят из других и уходят в другие, более или менее высокие, но в том же теле (лишь более или менее одухотворенном). И это потому, что тело не есть нечто случайное, подобно одежде; [тело есть выражение души и духа, есть оформление духа.] Тело так или иначе оформляется духом через душу, а так как дух — един, то и тело, т. е. форма — едина, но лишь более или менее духовна».

38//39

Воскресенье, 4 ноября 34

Первый холодно-осенний день с дождем и туманной сыростью. Была у обедни в St.-Germain. Чудесный орган и плохая, слащавая проповедь. В газетах речь Думерга[87](по радио), попытка спасти тонущий корабль парламентаризма.

[За завтраком говорили о статье.] Ни читал статью Ф. Степуна об А. Белом[88]. «Эта статья написана в очень лирических тонах. Я так не пишу. Во мне нет лиризма. Если есть, то лиризм философский. Степун восхищается и А. Белым, и всей эпохой символистов, видит в ней вершину, расцвет русской культуры (Розанов, Блок, Вяч. Ив<анов>[89]. А я отношусь к ней более критически, несмотря на то, что был ближе к ней и более с ней связан».

Я: «Именно потому, что ты слишком близко знал эту среду, [ты и относишься к ней более критически.] В твоей природе вообще преобладает такое отношение. Ты видишь лучше все отрицательное».

Ни: «И тем не менее я все же признаю всю значительность этого периода русской культуры [и ее представителей ставлю выше современных, напр<имер>, французских, хотя бы в лице Поля Валери; Клоделя[90], Жида и пр.».

Я: «Те, во всяком случае, более оригинальны, каждый по-своему».]

К чаю приходит Генриетта Паскаль[91]. Как всегда, оживленная, полная новых начинаний (часто весьма — увы! — фантастических). За ней Ф. И. Либ. К 8 ч. все уходят на заседание Рел<игиозно-> фил<ософской> академии, где Ни будет говорить на тему «Христианство и война». Я не иду, т. к. сегодня была уже в Париже и к вечеру устала... Остаюсь одна. Мама внизу вяжет, читает вечерние молитвы... В доме и вокруг тишина. Я люблю эти тихие вечера. Замечаю, что в тишине душа как бы расширяется, а в шуме — съеживается, как резиновый мячик.

Около 12ч. ночи Ни и сестра возвращаются с собрания. Ни, как всегда, входит в мою комнату поделиться впечатлениями. На этот раз вид у него какой-то взволнованный. «Ну что? Удачное было собрание?» — «Вот Женя тебе пусть расскажет!» Входит сестра и рассказывает мне о том, что было. Оказывается, Ниговорил с таким негодованием против христиан, оправ-

39//40

дывающих и зовущих на войну, что под конец речи несколько раз стукнул кулаком по столу и кричал: «Это не христиане, а антихристы; всех их надо отлучить от Церкви!» Впечатление было настолько сильное, что многие плакали, но за Ни сестра боялась, в таком нервном возбуждении он был. Хорошо, что сестра была с ним. Она старалась на обратном пути его всячески успокаивать... [Мой хороший Ни!] Ни всю свою жизнь [борется,] идет против течений, не вступая ни в какие компромиссы, и тяжесть такой борьбы делается для него все более непосильной. Но он не из тех, кто смиряется и склоняется перед [злом и неправдой]. Он из тех, которые на поле битвы гибнут, но не сдаются!

Понед<ельник>, 5 ноября

Ни очень плохо провел ночь — почти не спал. Утром у него сильная головная боль... Пришел (за кофе) Ф.Т. Пьянов[92], обеспокоенный здоровьем Ни после вчерашнего его выступления. Ф. Т. П<ьянов> очень расположен к Ни и очень о нем всегда заботится... За кофе говорили о вчерашнем заседании. И у него, как и у сестры, впечатление чего-то очень значительного. К сожалению, те, кот<орые> были на собрании, — не враги, а сочувствующие, а бой направлен был на врагов... Говорили все, и Федотов, и от. Жилэ[93], и Вышеславцев[94] [очень хорошо, дополняя и развивая основные мысли Ни].

Несмотря на нездоровье, Ни несколько часов работал с М-me Вильде над проверкой перевода. За чаем М-me В<ильде> говорила, что ее отец, заслуженный проф<ессор> Сорбонны, возмущается низким уровнем культуры студентов по сравнению с прежними.

И я говорю Ни: «Вот видишь, а ты так возмущаешься русскими! Очевидно, это общее явление. Хотя бы, напр<имер>, в Германии. Чего же ждать от злополучных русских, забитых нуждой! И часто при всем желании не имеющих ни времени, ни средств для учения и чтения».

Хозяйство и заботы о двух часто болеющих мамы (ей уже 85 лет) и Ни отнимают много времени у сестры и у меня. Мы с ней разделили функции: она ведет хозяйство, я — горничная и секретарь у Ни. Прислуги нет, кроме старого А<лександра> В<икторовича>, который иногда помогает, [за плату, конечно,

40//41

убирать комнаты à fond]*. В доме нашем 6 комнат, и так как и я, и сестра любим порядок и чистоту и очень ценим [во всем] эстетику быта, то времени для себя остается немного. Материально кое-как концы с концами сводим, но на лишнее (поездки, театр, концерты) уже не хватает. Ни говорит: «Меня переводят на все уже языки, мои книги расходятся, а на жизнь самую скромную нам не хватает». Мы не могли бы даже удержать наш дом в Clamar’e, если б хозяева в этом году не сбавили цену, т. к. они очень дорожат нами как аккуратными плательщиками. Дом наш 5 лет тому назад был в полном запустении. Мы привели его в порядок, сад наполнили цветами и фруктами. Ни часто говорит: «Мы живем совсем по-монастырски». У нас собираются по воскресеньям, мы же нигде не бываем, кроме, изредка, на собраниях или лекциях. Ни любит бывать иногда в кламарском кино, говорит, что это его отдых от занятий. В Париже не любит ни кафе, ни кино, ни театров. «А кто такая эта Мистэнгет?[95] — как-то спросил он, читая газету. — Ты знаешь, я никогда не был в Opera» и т. п. Я редко встречала человека с такими скромными потребностями. Он ненавидит роскошь, вещи покупает недорогие, но благодаря врожденному вкусу имеет всегда вид хорошо одетого. Аккуратен до педантичности во всем — и в делах, и в ежедневной жизни...

Сегодня по поводу одного ужасного случая: сумасшедший на религиозной почве задушил любимую мать, думая, что в нее вселился дьявол.

Ни: «У нас теперь всюду слишком злоупотребляют этим словом. Всюду видят дьявола, и это порождает такие явления у людей нервно-слабых и впечатлительных, особенно на религиозной почве».

Я: «Но ведь в Евангелии дьявол упоминается очень часто. Разве это случайно? И не прав ли Блуа, сказав: "В XX веке дьявол одержал самую большую победу тем, что его стали отрицать, не верить в его существование"».

Ни: «А я нахожу, что теперь им слишком злоупотребляют и видят даже там, где его нет, где вина в самом человеке».

Был интересный разговор с сестрой [о старости]. Моя сес-

* Основательно (фр.).

41//42

тра умная, тонкая и говорить с ней приятно. Но она часто спорит, и тогда я умолкаю, т. к. спор меня утомляет и оставляет пустоту. Сегодняшний разговор был беседой на тему старости. Сестра говорит: «Старость — совсем не то, что [часто] о ней думают. Старость — не отдых, не покой, а последнее испытание наших духовных сил перед концом. Вот почему к старости нужно готовиться, собирая в себе внутренние силы для этого испытания. Физические силы слабеют, но душевная и духовная энергия остается, и если энергия эта не направлена на высшее, то получается тот, увы!, нередкий тип несносных стариков и старух, кот<орые> портят жизнь и себе, и другим».