Владимир Бибихин - Узнай себя

• Название: Узнай себя
• Автор: Владимир Бибихин
• Издательство: Наука
• Жанр: Религия
• Год: 1998
• ISBN: ISBN 5-02-026791-0

---

Узнай себя [1]

В новую книгу входит семинарный курс, прочитанный на философском факультете МГУ в 1990 г. Его темы: двусмысленность самопознания, могущего оказаться бегством от самого себя; попытка прочтения однобуквенной надписи Е на фронтоне храма Аполлона Пифирийского в Дельфах в связи с посвященными этой надписи стихам Вяч. И. Иванова; Артур Шопенгауэр о древней формуле это ты как основании нравственности, когда целый мир захватывает человека; детское отождествление себя с лицами и вещами; расслоение двойниковых героев Гоголя и Достоевского, неспособность простого человека удержать лицо и др. Вторую половину книги составляют отрывки из записей 1970-х годов, имеющих отношение к делу.

Текст любезно предоставлен Ольгой Евгеньевной Лебедевой. Если будут замечены опечатки или другие ошибки, мы настоятельно просим писать о них по адресу [email protected]. Первоисточник первой части - http://uni-persona.srcc.msu.ru/site/authors/bibihin/lections.htm, второй части - http://uni-persona.srcc.msu.ru/site/authors/bibihin/notes.htm

Курс лекций

Это требование, узнай себя, дошедшее до нас от древности из разных источников и повторяющееся в разном виде, как будто бы намечает важную тему исследования в области, которая именуется теперь антропологией, человековедением, человекознанием. Учреждены Институт человека, Академия человековедения, Музей человека, основан журнал «Человек», готовят «Словарь по человеку». То есть человек много знает, он изучил природу, историю, но ведь надо же обратить внимание и на себя, изучающего. В древней форме этого призыва, γνῶθι σαυτόν <gnotis auton>, познай, или узнай себя, слышится однако также загадочное предупреждение: ты, человек, еще себя не знаешь, или представляешь себе себя ошибочно, думаешь о себе неверно; тебя ожидает много неожиданного.

В этом требовании, γνῶθι σαυτόν, познай себя, таким образом два смысла. Первый призывает взять вот этого «себя», т. е. человека какой я есть, и изучать его; потому что можно ведь сделать предметом исследования что угодно, почему бы и не «себя». Второй смысл с хитростью, заставляет угадывать какой‑то подвох, насторожиться. «Познавший себя — собственный палач» (Ницше). Что‑то не так с этим правилом, познай себя, в нем заложена какая‑то не видимая с первого взгляда неожиданность, ловушка, причем такого рода, что она грозит еще неизвестным нам образом поставить нас в тупик, расстроить наши планы, нарушить наше гладкое или, наоборот, несчастное человеческое существование, и так, что нам после этого будет нечем крыть: дескать, узнай себя; не знал — вот и заблуждался, теперь же расхлебывай. Догадываясь об этом подвохе, люди молятся о том, чтобы не познать себя[2].

В виду этого второго, тревожного и опасного смысла узнавания себя, грозящего подвохом, первый, познавательный смысл — возьми и изучай наконец себя — тоже оказывается двойным: не просто скучным, как всегда скучно, когда нам на голову спускают еще одну обязательную дисциплину для изучения, но и даже вредным. Появляется опасение, что пока мы будем изучать себя в институте, мы упустим, уроним что‑то загадочное и очень важное, что с нами происходит или могло бы произойти. Мы чувствуем, что интереснее и, если можно так сказать, опаснее устроены, чем можно было бы изучить. Мы такие, что ускользаем, уклоняемся от знания; чувствуем, что наше настоящее отношение к себе должно быть не познавательное.

Это хуже всего. Занимаясь познанием, мы может быть в математике, особенно чистой, ведем себя безусловно правильно. В естествознании, в изучении природы уже неизвестно, не губим ли мы ее, скажем, изобретением водородной бомбы, пестицидов или генной инженерией; во всяком случае, тут возможны два взгляда, один, что конечно губим и ученые виноваты, другой, что ученые не виноваты и не обязаны же они в своем научном увлечении еще быть и политиками, да не простыми, а успешными, чтобы обеспечить заодно со своими исследованиями и открытиями еще и такое безотказно добротное устройство общества, чтобы наукой не злоупотребляли. Но с познанием себя, в исследовательском смысле, мы еще хуже чем так рискуем: мы скорее всего просто занимаемся не тем, выпадаем из жизни в академическую тему, придумку какого‑то никому не нужного института философии уже в самые последние дни перед его окончательным справедливым разгоном, о котором никто не пожалеет. Ясно, что самопознание — это вещь, которой человек, спрятавшийся в экологической нише, защищенный от напряжения и тревог, может спокойно «заниматься» до пенсии и потом сколько позволят после пенсии, и это никого не заденет, ни даже его самого, и убережет от злобы дня.

Это вот странно. Но в самом деле, похоже, что нигде человек не может вернее убежать от самого себя, чем занявшись самопознанием. И наоборот: чтобы найти себя потерянному человеку, всего вернее, и это будет как выйти на воздух из комнаты, забыться, забыть хотя бы на время всё в себе и себя и выйти на улицу, на люди, не отгораживаясь от неожиданностей, от внезапностей, от нового. Не в «самопознании» человек вернее найдет себя, а когда забудется, забудет себя, вырвется из колеи, где он всё глубже оседал в самокопании и уже смертельно устал от себя, которого везде видел всё одного и того же и надоевшего, в зеркале, в стекле метро, на фотокарточке в личном деле, в паспорте, на пропуске; уже и так знал себя насквозь, до скуки; и видел в сущности такого же человека как он сам в телевизоре, на улице, на работе.

Вовсе не «познавать себя» нужно мне, я и так задохнулся в самом себе, а лучше хоть немножко отвернуться от себя, стать другим или хотя бы просто увидеть другого, настоящего другого, как мы говорим, «интересного человека», а не всё снова опять такого же как я, произносящего те же самые банальности. Те, кто приглашает узнать больше о человеке, просят: пожалуйста, изучите немножко homo sapiens, какое это замечательное существо, какие у него неизведанные возможности, как оно приспособляется, как оно способно провести несколько недель в океане, подняться на Эверест, и чего только оно не способно, и как много у него миллиардов нервных клеток, — но нам скучно узнавать о человеке, заниматься антропологией.

Человек не найдет себя в самопознании. Предчувствие правды подсказывает нам, что мы скорее найдем себя, если бросим себя, например, на какое‑нибудь дело, «биополитическое», или проще на уход за старыми брошеными больными и детьми. Рядом с таким прямым делом человечности блекнут исследовательские задачи даже человековедения, тем более кустарного самоанализа. Без рассуждений бросить себя на что‑то такое, что безусловно право. Это стремление к правому делу настолько сильно, что ради него человек ищет, во что себя вложить, и обмануть его нетрудно, он сам обманываться рад. Он настолько заинтересован в том чтобы было правое и нужное дело, что сердится когда его разочаровывают, когда его право« дело анализируют, показывая ему, что в него нельзя безусловно себя бросить. Ради возможности бросить себя на правое дело человек без большого сожаления отбросит как старый хлам и «самоанализ» и «самопознание» и «развитие личности».

Мы так устроены, что находим себя, когда бросаем себя на что‑то. Или даже просто бросаем себя. Выражение «лишний человек» относилось не только к неслужащим дворянам в 40–е и 50–е годы прошлого века в России, мы все лишние люди, каждый человек по своему существу лишний, если верно, что он находит себя в возможности бросить себя на что‑то. Без того, на что он может себя бросить, он нигде, неприкаян, что и значит лишний. Он него требуется решительный поступок: бросить себя. Он должен решиться: решить себя как задачу, уравнение. Сам человек себе задание, как бы сырье, и если несвободен, то с самого начала как такое сырье он подключен, пристроен к чужому делу; но если свободен, т. е. не использован другими, он лишний, поэтому должен отдать себя заданию. Он ищет это призвание, в которое должен вложить себя; сам по себе он себе задача, неприкаянный лишний.

Решиться значит бросить себя, а вовсе не заняться самокопанием. Так Симона Вейль во Франции пошла и встала за станок, потому что надо было быть там, где всего сложнее; так мать Тереза и ее монахини пошли к больным, нищим и наркоманам, потому что помощь гибнущим — то безусловно правое дело, на которое можно уверенно бросить себя. Кто больше дает, монахини, а теперь кажется и монахи матери Терезы инвалидам и наркоманам или инвалиды и наркоманы этим замечательным молодым людям? Здесь устанавливается равенство. Нищим, больным, наркоманам эти бескорыстные, совсем не тягостные, ничего не требующие помощники, всегда улыбчивые, всегда счастливые, дают шанс на спасение; а человеческая беда в такой отчаянной убедительной форме, как больной наркоман, лежащий на холодной земле, дает мне бесспорное право бросить себя на помощь ему, найти себя в этой помощи.