Наталья Павлищева - Наталья Гончарова. Жизнь с Пушкиным и без

• Название: Наталья Гончарова. Жизнь с Пушкиным и без
• Автор: Наталья Павлищева
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-50817-4

Ее величали первой красавицей эпохи. Ее любил больше жизни, за нее погиб первый поэт России, которому она была не только женой, но и музой. Наталья Николаевна прожила с Пушкиным всего шесть лет, и, положа руку на сердце, эти годы не назовешь безоблачным раем. Брак с гением вообще не бывает простым и легким, вот и Александр Сергеевич в быту порой становился невыносим: тут и «африканская» ревность, и тяжелый характер, и денежные проблемы, долги, падение популярности (публика далеко не сразу приняла нового, «взрослого», по-настоящему великого Пушкина), а в завершение всего – страшные дни его предсмертной агонии… И грязные слухи, что поползли сразу после роковой дуэли: дескать, пушкинская ревность возникла не на пустом месте, мол, это «ветреная» жена погубила гениального поэта, а сколько бы он мог еще прожить, сколько написать… Наталья Николаевна наверняка знала об этих сплетнях, она жила с этим бременем четверть века, изо дня в день доказывая себе и другим: что бы там ни врали завистники и клеветники, она была достойна своего великого мужа.

Эта книга – взгляд на личный мир гения глазами самого близкого ему человека, трогательный роман о коротком счастье с Пушкиным и долгой жизни после него, в которой были и семь лет вдовьего траура, и повторное замужество, и выросшие дети, и светлая память о «солнце русской словесности», закатившемся так рано.

---

Сама Наталья Ивановна никогда не дичилась, напротив, была весьма шустрой и в Петербурге известной, ее и замуж за Николая Афанасьевича спешно выдали, чтоб от императрицыного любовника подальше убрать. Самого любовника убили при выходе из театра, а Наталью Загряжскую, чтобы слухи не расползались, сосватали за Гончарова. Радости в семейной жизни не нашлось: ее свекор Афанасий Николаевич Гончаров с помощью любовницы-француженки мадам Бабетт успешно проматывал оставленное предками огромнейшее состояние, сам Николай Афанасьевич после неудачного падения с лошади страдал помутнением рассудка и простыми запоями, жить было не на что, а три дочери требовали выездов в свет и приданого, которого тоже не было. На учебу троих сыновей тоже требовались деньги.

Дом Кологривовых на Тверском сверкал огнями, почти как на настоящем большом балу. Юные особы исподтишка придирчиво оглядывали друг дружку, строили гримаски, изображая свое «фи» по поводу чужих нарядов, и стреляли глазками в поисках будущих жертв.

И вдруг прошелестело: в Москве Пушкин, мало того, он обещал быть у Иогеля! Десятки девичьих сердечек забились быстрее, увидеть господина Пушкина и поговорить с ним – это казалось почти несбыточной мечтой.

Таша вернулась с бала сама не своя, сестры с изумлением смотрели на нее, не в силах добиться путного рассказа о вечере. Удалась только одна фраза:

– Там был поэт Пушкин.

Азя ахнула, прижав руки к груди:

– Пушкин?! Я слышала, что он в Москве. Он был у Иогеля?! Таша, скажи честно, ты видела его? Ты…танцевала с ним?!

Старшая Екатерина фыркнула:

– Пушкин не танцует.

– Что, Таша? Расскажи, как он.

Но младшая только растерянно улыбалась. Не выдержала мать:

– Он весь вечер не спускал с нее глаз и говорил комплименты.

– Ташенька?! А ты, ты что ему отвечала?

– Не помню… я не знаю…

– Вот то-то и оно, что мямлила, точно дикарка какая, и краснела наша скромница. Где уж тут Пушкина завоевать, не расплакаться бы у всех на виду.

– Да ты не влюбилась ли? – участливо заглянула в лицо Азя.

– Нет, но он такой необычный.

Пушкин пробыл в Москве совсем недолго – уже в начале января уехал, казалось, все на том и закончилось. Ну увидел красивую барышню на подростковом балу, ну наговорил кучу комплиментов, ему не привыкать, вон сколько разговоров про пушкинские амурные дела и влюбленности ходит – и уехал в свой Петербург или еще куда-то. Для него Москва – провинция, не здесь барышень ловить.

Но и в семье Гончаровых Пушкина как возможного жениха не воспринимал никто, даже сама Таша. Она понимала, что просто попала на глаза знаменитому поэту, понравилась своей красотой, но это ничего не значит. Сердечко Наташи Гончаровой если и билось, то вовсе не от любви к Пушкину, а просто от воспоминания, что известнейший поэт и любитель женской красоты столь высоко оценил ее внешность.

Однако в марте Пушкин приехал в Москву снова, хотя раньше его сюда ничем не заманить. Был Великий пост, балов не давали, зато проходило множество концертов, в том числе благотворительных. Это было Наталье Ивановне по карману, билеты стоили недорого, к тому же на концерты можно отпускать девиц одних, не тратясь на платья для сопровождения.

На концерты в Благородном собрании Азя и Таша ездили вместе, там и увидели снова Пушкина. Он уверенно подошел, снова говорил, снова был восхищен младшей Гончаровой… И так едва ли не каждый день. В начале апреля Федор Иванович Толстой, прозванный Американцем, представил Пушкина Гончаровым официально, Наталья Ивановна пригласила поэта бывать у них дома. Пушкин приглашением воспользовался, бывал часто, но вел себя просто странно.

– Не понимаю, столько слышала о его вольностях и его предерзком с дамами обращении, но ничего такого не вижу… – пожимала плечами Наталья Ивановна.

Младший из сыновей Сергей с удовольствием рассмеялся, лукаво поблескивая на сестру глазами:

– А он в Ташу влюбился!

– Господь с тобой!

– Влюбился, влюбился! Свататься будет, я точно знаю.

Не успели спросить, откуда знает, как Сергей показал альманах «Северные цветы», выпущенный к Святкам:

– Вон, смотрите, все сватовство и описано!

В альманахе действительно была напечатана глава из «Арапа Петра Великого», как раз та, в которой царь лично приезжает сватать Наталью Ржевскую за своего крестника Ибрагима.

– Тьфу на тебя, глупый какой! – рассердилась мать.

А сама Таша едва не плакала от смущения.

– И она влюбилась, вон как краснеет.

– Ничего не влюбилась. Просто он же Пушкин.

Однако Пушкин вел себя странно не только у Гончаровых, он посещал два дома с невестами – на Никитской Гончаровых и на Средней Пресне Ушаковых. С Екатериной Ушаковой его связывала давняя дружба и влюбленность. Сестры Ушаковы, почувствовав угрозу потери поэта для своего дома, принялись активно распускать слухи о скорой его женитьбе на Екатерине, а еще, словно в отместку, изрисовывали свои альбомы карикатурами на Наталью Гончарову.

Потому и страдали Таша и Азя.

– Ташенька, а ты его любишь?

– Не знаю…

– Так не любят! – авторитетно заявила Екатерина. – Любовь – это всепоглощающее чувство, если любишь, то уж никак не скажешь «не зна-а-ю…». И он тебя тоже не любит; если любят одну, то другой амуры строить не будут. Забудь его!

Наташа печально вздохнула. Нет, она и правда не любила Пушкина той самой всепоглощающей любовью, о которой говорила старшая сестра, но забыть его глаза, его легкие, умные речи, его восхищение, наконец, не могла. Лучше бы не приезжал совсем!

И вдруг 30 апреля к Гончаровым явился Федор Иванович Толстой. Весь вид его говорил о необычности визита и особой важности. В комнату, где Наташа и Екатерина сидели с рукоделием, вбежала возбужденная Азя:

– Таша… там Толстой!

– И что?

– Таша, он сватать приехал, вот тебе крест сватать!

– Да ну тебя! – отмахнулась Екатерина. – Скажешь тоже: сватать!

Но Александра оказалась права: Федор Иванович Толстой и впрямь приехал просить руки Натальи Николаевны от имени Пушкина.

Наталья Ивановна Гончарова явно смутилась. Конечно, лестно, когда первый поэт России, столь известный Пушкин твердит о своей любви к ее дочери, о том, что она краше всех девиц на свете, однако что за спешка? Да и Таша совсем молода… Имелась еще одна причина раздумий – сестры Гончаровы были бесприданницами, и хотя об этом знала вся Москва, признаваться не очень-то хотелось.

Мать решила повременить: коли серьезны намерения поэта, так никуда не денется. Ответила уклончиво, мол, молода слишком та, чьей руки Александр Сергеевич просит, пусть несколько подрастет. Это не был отказ, но и не согласие тоже.

Наталья Ивановна воспринимала это как не согласие, а Пушкин как не отказ. Он написал благодарное письмо за то, что не отказали, оставив надежду, и… умчался невесть куда! Поговаривали, что на Кавказ. Судьбу испытывать? Или, не получив быстрого согласия, так же быстро передумал?

– Нашел кому поручать сватовство! – смеялась Екатерина. – Сам Толстой-то личность ненадежная, вот и женишка такого же привел!

Федор Иванович Толстой и впрямь был примечателен своим беспокойством и готовностью ввязаться в любую авантюру. Американцем его прозвали за то, что некогда за дерзость бароном Крузенштерном был попросту ссажен на одном из диких Алеутских островов, добро хоть не безлюдном. Подобрали его местные жители, приютили, граф принял помощь, взамен научив их играть в карты, сумел-таки по льду выбраться на берег и даже добраться до Петербурга. Вся жизнь графа Толстого, кажется, состояла из одних приключений. Он вечно с кем-то ссорился, стрелялся, бывал разжалован и снова обласкан за свои боевые заслуги…

Екатерина права: при всей доброте характера Федор Иванович Толстой не был для строгой маменьки солидным гарантом, скорее напротив. Именно потому, узнав, что несостоявшийся жених вдруг умчался, даже не попрощавшись, Наталья Ивановна перекрестилась, а дочери и думать запретила о непостоянном женихе.

Наташа старательно выкидывала Пушкина из головы все лето. Но осенью…

Шум в прихожей привлек внимание сидевших за чаем младших Гончаровых. Маменька не вставала так рано, а потому ее за столом не было. Не было и Таши, она не любила утренних чаев. Дмитрий начал подниматься, чтобы посмотреть, в чем дело, как в дверь… влетела калоша, видно с ноги пришедшего. Следом, едва сбросив одежду на руки прислуге, ворвался и сам хозяин калоши – Пушкин.

Первый вопрос после приветствия о Наталье. Но перепуганная Таша отказалась выходить, пока Пушкин не поговорит с маменькой. Пушкин в отчаянье: хозяйка дома еще в постели, пока встанет, пока приведет себя в порядок, нет, он не может столько ждать!

Азя, прижимая руки к щекам, испуганно повторяла:

– Таша, он украдет тебя! Украдет и увезет на свой Кавказ! Я это чувствую.

Сережа Гончаров с трудом сдерживал смех, ему очень понравилась влетевшая впереди хозяина калоша. Давненько в их доме не было столько шума!