Святослав Логинов - Филолог

• Название: Филолог
• Автор: Святослав Логинов
• Жанр: Научная Фантастика

Далёкое будущее, отстоящее от наших дней на много тысяч лет. Человечество освоило миллиарды галактик и решило все проблемы, кроме одной: чем могут занять себя всемогущие люди? Но перед молодым человеком по имени Верис такой вопрос не стоит. Он — филолог.

***

Повесть передана «Лаборатории Фантастики» специально для свободного размещения.

Если вы хотите сказать автору «Спасибо» и поддержать его творчество, сделайте это:

WebMoney: R130040164057 (рублевый), Z321671511619 ($), E133254019271 (€)

Яндекс. Деньги: 41001953104359

QIWI кошелек: 9213403884

(номера кошельков предоставлены Святославом Логиновым)

---

С попрыгунчиками удалось справиться просто. Верис по-хозяйски вломился в их распахнутые души, где собственного, почитай, не было ничего, и напомнил доблестным стражам, что приказ был не пристрелить, а найти и доставить. Внушать к себе симпатию или любовь Верис предусмотрительно не стал, понимая, что в девственном сознании немедленно произойдёт запечатление, и двое со стрелялками начнут бродить за ним следом, взирать восторженными взглядами и хлюпать носами от умиления.

Как это может выглядеть, Верис неплохо представлял. На родной планете Вериса (мир принадлежал Гэлле Гольц, но и для Вериса он был родным, с этим ничего не поделаешь!) водились звери, которых малолетний Верис, только начавший постигать суть слов, назвал хавронами, за то, что, ужравшись, зверюги начинали дышать с присвистом: «Свин! Свин!» Были хавроны всеядными, но и хищничали с большим удовольствием. Увидав маленького человечка, хаврон издавал тягучий стон предвкушения и кидался на добычу. В детстве ему никто не объяснял, что делать этого не надо, потому что Вериса защищает программа, и он совершенно неуязвим для клыков и огромных когтей, которыми одинаково удобно рвать живое мясо и выкапывать мучнистые корни. А вот Верис при желании может ударом кулачка вбить глупую хавронову башку в его же бездонный желудок.

Мочь, не обязательно хотеть. Давно сказано: «Хочу — половина могу», — обратное, вообще говоря, неверно. У системы безопасности достаточная мощность, вот Верис и может. А хочет он вне всякой зависимости от системы безопасности. Раз взглянув, как умирает убитый им зверь, Верис потерял охоту к кровавым забавам и развлекался другими способами. Например, внушал зверю самые нежные чувства к своей особе. Гора косматой плоти немедленно забывала о недавних намерениях, хаврон хвостиком таскался за пятилетним мальчуганом, утробно сопел, нежно взрыкивал, пытался лизнуть слюнявым языком и зловонно дышал в самое ухо. Неудивительно, что и это развлечение скоро прискучило, и повторять его в отношении двух безмозглых попрыгунчиков Верис не собирался.

Недолгий путь под конвоем закончился в строении, приспособленном для обитания. Иного определения Верис дать не мог. Бывают на свете озёра, пруды и лужи, а бывают — безликие водоёмы, которым иного поименования не положено. Это строение было столь же безликим, что и водоём, хотя, в отличие от хижин и казарм, мимо которых Вериса едва не проволокли, оно казалось вполне комфортабельным.

Комфорт — укреплённое место, крепость, твердыня — таково изначальное значение (как будто значение может быть не изначальным!). Человек чувствует себя комфортно, только когда знает, что никто не проделает в нём дыру при помощи стрелялки или другого протыкающего инструмента.

В такую комфортабельную твердыню и привели Вериса. Втолкнули в комнату резким пинком, так что Верис не удержался на ногах и растянулся перед человеком, сидящим в кресле. Судя по удовлетворению попрыгунчиков, именно так и следовало входить в эту комнату.

«Комната, камора, камера» — мысль Верис додумать не успел, почувствовав, как сидящий лезет в его голову, пытаясь понять, кого привели к нему. При этом он даже не потрудился спросить разрешения. Напор был так резок, что понадобилась вся сила воли, чтобы не раскрыться, подобно тому, как раскрывался он перед Гэллой Гольц.

Лежать ниц было неудобно, и хотя Верис чувствовал, что от него ждут покорного лежания, он поднял голову и спросил:

— Зачем?

— Поговори у меня! — проревел сидящий.

— Так я и говорю.

— Молчать! — это уже не человеческий голос, а словно зверь рявкнул. Верису было больно слушать издевательства над человеческой речью, и он, хотя и не любил этого, перешёл на телепатическое общение. Беседовать телепатически — почти то же самое, что копаться в чужом сознании, но если не лезть куда не просят, можно не задавить собеседника, а обменяться с ним подобием информации.

«Зачем?» — вопросил Верис мысленно.

Очевидно, сидящий не ожидал мощного эмоционального посыла, потому что вскочил в смятении. Плед, покрывавший ноги был смят, и так же смят привычный настрой мысли. Это и называется — вскочить в смятении.

«Ты кто?» — вопрос задан скорей по инерции, ибо не этот набор эмоций предполагался изначально. Вместо гневных интонаций (мол, кто ты таков, что посмел?…) вопрос наполнился недоумением и испугом (кого это принесло на мою голову?…)

— Человек я, — произнёс Верис вслух, добавив мысленный подтекст: «Успокойся, угрозы я не представляю».

Вот за что не любил Верис мысленную, «умную», как сказали бы древние, беседу. Произносим одно, думаем другое, а подразумеваем нечто третье. В данном случае подразумевалась забота о собственной брюшине, поскольку у Вериса стрелялки-протыкалки не было, а у его собеседника была, и не одна. Программа, с которой, по преимуществу, общался Верис, такого разнобоя не понимала и отвечала невпопад. Чистое слово проще, понятнее, точнее.

«Я здесь главный», — протелепатировал главный и уселся, демонстрируя собственную правоту. Один из попрыгунчиков кинулся укутывать ноги повелителя. О том, что здесь происходит поединок, он не догадывался, будучи слаб как в словах, так и ментально. А Верис чувствовал, что в сообщение вложено троякое намерение: напугать, если Верис всё-таки тот, за кого был принят вначале, просто представиться и, наконец, готовность дать отчёт, если Верис окажется главнее.

Главный, от слова «голова». Обязанность главного — думать и решать, неустанно заботиться. Заботиться можно только о других, о чём сообщает приставка «за». Ботаться, согласно Далю, — биться, мотаться туда и сюда, а этот сиднем сидит и ножки одеяльцем прикрыл. Думать можно и сидя, а можно ли сидя мотаться за других туда и сюда?

Всё-таки, главный был мощным телепатом. Разобрать весь набор Верисовых мыслей он не смог, но уловил сомнение в своём праве командовать.

«У меня порядок», — пришла мысль. Подтекстов в ней было немало, но Верис не стал вникать. Не дело филолога разбираться в том, что не выражено словами.

Как ни странно, оттенок пренебрежения, промелькнувший в мыслях Вериса, решил дело. К начальству может относиться с пренебрежением только высшее начальство, таково было абсолютное убеждение сидящего. Убеждение сомнительное, ведь начальство, это то, что в начале, а ни у какой вещи или явления не может быть двух начал: низшего и высшего. К тому же, как известно, в начале было слово и, значит, никакого иного начальства быть не может. Тем не менее, сидящий телепат ничуть не сомневался в истинности своего заблуждения, поэтому безобиднейшая мысль: «Вот я и посмотрю, какой тут порядок», — была воспринята им архиневерно. Воистину, мысль, не высказанная словами, есть ложь и источник заблуждений.

Проверка!.. Ревизия!.. — ошибочный вывод был подобен озарению. Теперь главный уже не решался прощупывать мысли задержанного. Если это ревизор, то он главнее. А вышестоящему ничего внушать нельзя, с ним следует говорить словами. И уж никоим образом не тыркать его носом в пол.

— Да, конечно — произнёс главный, и Верис с невольным злорадством почувствовал, что начальник, с которого он сбил спесь, боится запнуться и промямлить подобно рабу: «Это вот». Запинаться в устной речи недостойно главного, а отвыкший от слов язык готов споткнуться и сам собой произнести запретное «ну».

— И что бы вы хотели осмотреть? — сглотнув междометия, выговорил главный.

Вот это да! К нему обращались на «вы»! Архаичный, давно забытый обычай. Некогда люди, в одиночку беспомощные перед обстоятельствами и недругами, объединялись в племена и союзы, чтобы совместно противостоять трудностям. И когда вождь племени говорил с чужаками, он, желая подчеркнуть, что говорит не только от своего имени, употреблял местоимение «мы». И противники обращались к нему на «вы», показывая этим, что говорят не с одним человеком, а со всем народом. Кончилось тем, что на «вы» стали обращаться ко всякому малознакомому человеку, видимо, предполагая, что он глава государства или, по меньшей мере, банды. Нормальное обращение сохранилось лишь к самым близким людям или к тем, которые были недостойны уважения. Удивительно, но так было! И лишь когда люди избавились о необходимости сбиваться в стаи и коллективы, в разговор вернулось естественное обращение на «ты». Каждый сам за себя, одна программа за всех. А тут, значит, стайное обращение на «вы» сохранилось и процветает!

Таково было первое лингвистическое потрясение Вериса на старой Земле.

— Я собираюсь осматривать всё, — твёрдо произнёс Верис и, желая зарезервировать за собой право на неожиданные поступки, добавил: — И собираюсь всему удивляться.

— Только это,  — квакнул начальник.

Верис демонстративно усмехнулся. Он давно уже стоял на ногах, пристально рассматривая бледное лицо сидящего.