Генрих Эрлих - Генрих Эрлих Штрафбат везде штрафбат Вся трилогия о русском штрафнике Вермахта

• Название: Генрих Эрлих Штрафбат везде штрафбат Вся трилогия о русском штрафнике Вермахта
• Автор: Генрих Эрлих
• Издательство: Яуза-Пресс
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-9955-0250-0

---

— Это точно, — сказал Красавчик, — Целлер как почует запах крови, так сразу звереет и у него память напрочь отшибает. А так он — душа–человек.

— А ты за что? — спросила Эльза.

— За изнасилование, — коротко ответил Красавчик. Его скулы дрожали — он едва сдерживал смех. Теперь они с девчонкой были квиты.

Юргена Эльза не спросила. Она даже не смотрела в его сторону. Юргена это задело. Он сам этому удивился, тому, что его это задело. Ах ты, фря длинноногая!

— За групповое, — надавил он. — Мы с Красавчиком товарищи.

— Не слушайте их, фрейлейн Эльза, — вмешался обер–лейтенант Вортенберг, — все они, конечно, прохвосты и канальи, и испытательный батальон для них — дом родной, но убийц и насильников среди них нет. А если кто–нибудь из них вас вдруг обидит, вы мне только скажите, я обидчика немедленно расстреляю, перед строем, у нас так принято.

— Расстреляет, — с серьезным видом кивнул Красавчик, — у нашего обер–лейтенанта такой обычай — каждое утро на разводе кого–нибудь расстреливать.

— За дело, рядовой Хюбшман, исключительно за дело. А вообще–то, я душа–человек, фрейлейн Эльза, заходите, всегда буду рад вас видеть. — Тут Вортенберг расхохотался в голос, он был уже не в силах сдерживаться.

За ним рассмеялись все остальные. «А он, похоже, неплохой парень, этот Вортенберг, не задирает нос и готов поддержать шутку, — подумал Юрген, — интересно, каков он в бою?» Наконец, и Эльза звонко засмеялась, поняв, что ее просто разыгрывали.

— Так что, вы меня берете? — спросила она, кокетливо посмотрев на Вортенберга.

Тот сразу посерьезнел.

— Я бы рад, — прошептал он, — да вот начальство… — Он повел головой в сторону Фрике. Вортенберг прокашлялся и громко сказал: — Господин подполковник! В нашем батальоне явный некомплект санитаров, а обещанное пополнение все не прибывает. Между тем присутствующая здесь фрейлейн Эльза, — он защелкал пальцами. «Тодт», — тихо подсказала Эльза, — Тодт, — громко воспроизвел Вортенберг, — горит желанием послужить Отчизне в качестве санитарки. Она окончила специальные курсы и имеет диплом установленного образца. — Тут Эльза отрицающе затрясла головой, но Вортенберг не стал обращать на это внимание. — Мы все могли убедиться в ее высочайшей квалификации. Предлагаю зачислить фрейлейн на довольствие.

— Да, конечно, пожалуйста. В вашу роту. На ваше усмотрение, — рассеянно ответил Фрике. Он над чем–то напряженно думал.

— Я не могу этого просто так оставить! — подвел он итог своим размышлениям. Это было где–то через час после привала, когда они на полной скорости катили по шоссе в сторону их лагеря. — Я считаю своим долгом, долгом немецкого офицера, подать рапорт начальству и изложить в нем все безобразия, свидетелями которых мы сегодня были. Я намерен также указать главного виновника творимых бесчинств — штандартенфюрера СС Каминского. Полагаю, что этот человек, позорящий честь немецкого офицера, должен быть отстранен от командования и предан суду.

Юрген понимал, что Фрике нелегко далось это решение. Подполковник подавал рапорт на генерал–майора — уже одно это далеко выходило за пределы кодекса офицерской этики. Монолог Фрике был проступком из того же ряда — офицер не имеет право критиковать вышестоящее начальство и других офицеров в присутствии подчиненных. Последнее свидетельствовало о том, что Фрике был очень расстроен.

Все они тоже были расстроены. Они чувствовали неловкость от этой непривычной распахнутости обычно замкнутого командира. Они не знали, что сказать в ответ. И нужно ли вообще что–нибудь говорить.

— Ворон ворону глаз не выклюет, — сказал наконец Брейтгаупт.

«Eine Krähe hackt der anderen kein Auge aus.»

Это сказал Брейтгаупт.

И они все дружно закивали головами, соглашаясь. Весь аппарат полиции и все следственные органы находились в ведении рейхсфюрера СС Гиммлера. Как можно при этом надеяться на справедливый суд над штандартенфюрером СС, тем более по рапорту подполковника вермахта? Они вообще не верили в справедливый суд, каждый из них мог много чего рассказать о судах, они все прошли через них. Они все были невинно осужденными. Или почти невинно. Но они не могли убедить в этом подполковника Фрике, ведь он был изначально убежден в обратном. И они не могли сказать ничего лучше того, что сказал Брейтгаупт.

— Это мой долг, долг немецкого офицера, — твердо ответил Фрике. Он прекрасно понял, что сказал Брейтгаупт.

И они вновь закивали головами. На этот раз скорбно. Они прощались со своим командиром. Он был хорошим командиром, подполковник Фрике. Справедливым.

* * *

Ждать приказа им пришлось долго, почти неделю. Это было связано с неопределенностью ситуации как в самой Варшаве, так и на фронте. Начальство никак не могло решить, какой пожар следует тушить первым, какую из дыр затыкать. Затыкать, как водится, ими. Так судачили солдаты и офицеры, слонявшиеся вечерами по лагерю или сидевшие на лавочках на открытом воздухе с трубочками и сигаретами в руках и разливавшие под столом по кружкам самопальную водку, купленную у местных крестьян. Утром и днем им было не до глубокомысленных разговоров — подполковник Фрике гонял их на полигоне до седьмого пота.

Возможно, все дело было в неопределенности военной ситуации. Но Юргена не оставляло ощущение, что начальство там, наверху, решает еще какой–то важный вопрос, имеющий самое непосредственное отношение если не к судьбе их батальона, то к судьбе их командира — подполковника Фрике. Об этом тоже все больше судачили солдаты и офицеры. Им всем, бывшим в тот сумасшедший день в Варшаве, было строго приказано молчать о виденном и слышанном. Но как ни крепись, что–нибудь да вырвется, особенно когда сидишь вечером в кругу товарищей с трубочкой или сигаретой в одной руке и с кружкой, в которую под столом наливают самопальную водку, в другой. Вот и слух пополз. Солдатское ухо к слухам чутко, оно только ими и кормится. До приказа.

Возможно, то же самое ощущал и сам подполковник Фрике. Во всяком случае, он все больше мрачнел день ото дня и увеличивал интенсивность и изощренность тренировок.

Они не роптали. Тяжело в учении, легко в бою. Так мог бы сказать Брейтгаупт. Но народная крестьянская мудрость говорила все больше о природе, о земле и о людях, работающих на земле, а о войне помалкивала как о занятии, в корне противоречащем мирному крестьянскому труду. Вот и Брейтгаупт помалкивал и молча рыл окопы, давая мастер–класс новобранцам.

В один из дней, около полудня, Юргена на полигоне разыскал вестовой из штаба.

— К командиру! — коротко сказал он.

С Фрике произошла разительная перемена. Он был если не весел, то радостно возбужден. Как гончая перед охотой. Или, что правильнее, как солдат перед долгожданным наступлением. Он сразу взял быка за рога.

— Получен приказ, — сказал Фрике и невольно скосил глаза на стол, где лежал вскрытый, облепленный сломанными печатями конверт. — Завтра утром мы выступаем на фронт. На фронт! — торжествующе подчеркнул он. — Мы должны будем сдержать наступление русских и при первой возможности отодвинуть их от стен Варшавы. Мы — это сводная часть, состоящая из всех испытательных подразделений, находящихся в настоящее время в лагере. В знак признания фронтовых заслуг 570–го ударно–испытательного батальона сводная часть будет носить это наименование. Но при этом численность новой части будет близка к штатной численности полка!

Юрген едва сдержал радостную улыбку. Он понял, что означала последняя фраза. У части численностью под полк, как бы она ни называлась, должен был быть соответствующий командир. Подполковник Фрике не мог командовать простым батальоном. Он бы никогда на это не согласился. Он бы застрелился, получив такой приказ. Он был очень щепетилен в этих вопросах, подполковник Фрике.

— Командиром сводной части назначен я, — подтвердил Фрике предположение Юргена. — Командование наконец удовлетворило мою просьбу отправить меня на фронт в действующую часть. После выписки из госпиталя я подал восемь рапортов, и вот, в самый критический момент, командование вспомнило о подполковнике Фрике. Германия нуждается во мне! Германия нуждается в нас, мой мальчик!

Он был безмерно счастлив, подполковник Фрике. Только так можно было понять его слова.

— Я счастлив, господин подполковник! — эхом откликнулся Юрген на это чувство.

Он стоял по стойке «смирно» и ждал продолжения. Ведь не затем же срочно вызвал ефрейтора Вольфа комендант лагеря подполковник Фрике, чтобы поделиться радостью от нового назначения. А о завтрашнем выступлении будет объявлено через час на общем построении. Наверняка все солдаты уже отозваны с тренировочного полигона. Так что Юрген стоял молча и ждал. Молчал и Фрике, смиряя радостное возбуждение и вновь начиная озабоченно хмуриться.

— Командование рассмотрело и другой мой рапорт, — многозначительно сказал он наконец, — и дало ему ход. Принято решение вывести русскую бригаду из Варшавы. Меру ответственности за совершенные преступления командира бригады рассмотрит специальный трибунал. Его заседание должно состояться в ближайшие дни. Учитывая большую популярность командующего, — Фрике по–прежнему избегал называть фамилию Каминского, — и его безусловный авторитет в бригаде, арест и последующий суд должны быть произведены втайне. Ситуация весьма щекотливая, поэтому решено произвести арест силами вермахта. Командование вермахта поручило эту миссию нашему батальону.