Тихон Задонский - Собрание сочинений, том 1

• Название: Собрание сочинений, том 1
• Автор: Тихон Задонский
• Жанр: Православие

---

Мы уже видели выше, как он сам жил по этим правилам, как был занят и как разнообразил свои занятия: утром, после литургии, – писание сочинений, прием посетителей и беседа с ними, во время обеда чтение из Священного Писания, – после обеда краткий отдых, затем вечерня, – после вечерни – чтение или слова Божия или святоотеческих писаний, и наконец монастырское правило, т.е. вечерние молитвы, продолжавшиеся нередко далеко за полночь. Этот обычный порядок дневных занятий разнообразился еще делами милосердия, прогулками и телесными трудами вне монастыря или в монастырском саду, – посещениями друзей и беседами с ними. Но что для нас особенно важно и поучительно, – это его богомыслие, которое сопутствовало всем другим занятиям Святителя и пропитывало их собой. Стоял ли он в церкви, читал ли, или слушал Священное Писание, гулял ли или ехал куда, – богомыслие не оставляло его и почти постоянно заключалось молитвенными вздохами, воззваниями, а нередко и воплями. Таким образом богомыслие служило как бы основанием всего внутреннего преуспевания Святителя, возвышаясь иногда до сладостнейшего созерцания. Поэтому изображение внутренней жизни свт. Тихона мы должны начать с его богомыслия.

Мы уже видели выше, что еще в бытность свою в училище учителем, свт. Тихон любил проводить ночи в душеспасительных размышлениях. Теперь же, на покое, он со всей любовью и без всякой помехи предался этому любимому упражнению. По его сочинениям, написанным в Задонске, в которых он изливал свои мысли и чувства, можно судить о том, какие истины постоянно занимали его ум, как он размышлял о них, какие сердечные движения возбуждались ими и наполняли его душу? Постоянным предметом размышлений задонского подвижника были христианские догматы о непостижмом величии и всемогуществе Божием, о Его всеведении, вездесущии и благости, о Его благом попечении и промышлении о нас, об искуплении нас кровью Сына Божия, о благородстве человеческой природы, о таинствах крещения и причащения, и наконец, о страшном суде, будущем блаженстве и мучениях.

При размышении об этих св. истинах, свт. Тихон, во-первых, старался объяснять и приближать их к своему разумению, сравнениями, подобиями и примерами, взятыми из нашей жизни и из окружающей нас видимой природы. Во-вторых, всегда прилагал их к себе и с ними сравнивал свои не только дела, но и мысли, намерения, пожелания и чувства. Вследствие такого способа душеспасительных размышлений, свт. Тихон приходил в различные святые расположения и душевные состояния. Когда, например, он таким образом размышлял о величии Божием, тогда или приходил в чувство благоговения и страха и повергался пред Ним в трепете и смирении, или же чувствовал глубокую печаль и уязвлялся ею, как стрелой, если при этом вспоминал, что такого великого Бога, перед Которым трепещут все небесные Силы, мы оскорбляем своими грехами. «Как мне не трепетать Того и не смиряться пред Тем, у Которого в руце все концы земли и я? И смерть и живот мой в руце Его! Боже преблагой и милосердный, – взывает он пораженный величием Бога, – пощади меня бедного грешника!».

Когда размышлял о вездесущии и всеведении Божием, тогда рождалось в нем опасение, как бы своими мыслями и действиями не оскорбить Господа. «Сие размышление учит меня всегда и везде бояться Тебя и трепетать перед Тобой, – беседует Святитель с Богом, – со страхом и опасением жить и обращаться, делать, говорить, мыслить и начинать, так, как дети перед отцом своим, рабы перед господином своим, поданные перед царем своим ходят и обращаются; потому что все пред Тобой совершается и все перед всевидящим Твоим оком явно и откровенно есть».

Когда размышлял о Божием промышлении и исчислял все блага, которые Промыслитель подает нам, свт. Тихон исполнялся чувствами самого глубокого благодарения и пламенной любви. «Чувствую и лобызаю и я, бедный грешник, благость Твою, Господи... И сколько раз ощущаю благость Твою в сердце своем, столько раз возбуждается и возжигается сердце мое к любви Твоей! Слава благости Твоей! Слава щедротам Твоим! Слава милосердию Твоему! Слава долготерпению Твоему! Слава человеколюбию Твоему! Возлюблю Тя, Господи, крепосте моя». Когда же размышлял о догмате искупления, то в душе его рождались разнообразные сердечные движения, смотря по тому, какую он брал часть для созерцания из истории нашего падения и затем спасения во Христе, воплотившемся Сыне Божием, – то скорбь и печаль, когда размышлял об оскорблении грехами такого Человеколюбца, Который душу Свою положил за нас, то твердое упование и несомненную уверенность на Его милосердие, то радость, благодарение, любовь, готовность на перенесение всяких скорбей, когда помышлял о страданиях Спасителя и Его вечных заслугах перед Отцом небесным. «Пою человеколюбие Твое! – взывает он. – Прославляю благость и милосердие Твое, недостойный и бедный грешник!.. Где бы я был, грешник и законопреступник, как не в погибели и вечной смерти, подобно поверхенному мертвецу; вкушал бы, как и демоны, вкушал бы вечно горькие плоды грехов моих. Благость Твоя, милосердие и человеколюбие Твое недопустило меня до того, но так чудно спас Ты меня!.. Благослови душе моя, Господа, и вся внутренняя моя имя святое Его. Благослови, душе моя, Господа, и не забывай всех воздаяний Его», и прочее (Пс 102:1–2).

Созерцание страданий Спасителя приводило его даже в какое-то удивление и изумление. «Поверь, любезный, – пишет он одному своему приятелю, – истину тебе говорю: сколько раз живой верой будешь рассуждать о сем великом деле, столько раз в удивлении и некоем исступлении будешь находиться. Размышляй о сем почаще и всегда будешь в удивлении и сердечном благодарении». Что говорил он об этом изумлении по собственному опыту, в этом уверяет следующий рассказ келейников. «Однажды, во время сочинения книги об истинном христианстве, когда ум погружался в тайны спасения, Святитель, сидя на кровати, против которой висело изображение на кресте Спасителя, размышлял о страданиях Его, и до того углубился в это созерцание, что ему представилось, что с картины, как бы с Голгофы, идет к нему Христос Спаситель, весь израненный, изъязвленный, измученный и окровавленный. Восхищенный таким видением, полный глубокой скорби и печали, а вместе и благоговейного трепета, Тихон бросился на пол, распростерся перед картиной, как бы у ног Спасителя, и громко воззвал: «и Ты ли, Спасителю, грядеши ко мне». Придя в себя Святитель нашел себя лежащим на полу. С этого времени (1771–1774 гг.) он стал еще сильней размышлять о страданиях Спасителя». [68]

Размышляя же о таинстве св. причащения, он представлял страдания Христовы, благость Его, по которой Он дает Свое пречистое тело в снедь верным и вступает в самую тесную связь с причастником. Потому «Святитель к св. тайнам приступал не только с плачем, но и с великим рыданием, а после уже целые те сутки весьма весел и радостен бывал». [69] До какой степени свт. Тихон любил погружаться в размышление о вечном блаженстве праведных, это лучше всего показывают два видения будущей славы – одно в Новгороде, о котором мы уже говорили, а другое в Толшевском монастыре, во время одного из его приездов туда, о котором скажем в своем месте.

Понятно, что после такого упражнения Тихона в богомыслии каждое греховное движение и действие, чужое ли или его собственное, являлось совершенно противоположным всем его мыслям и расположениям, всему настроению его ума и сердца, настроению всей его души. Каждое дурное действие проходило перед судом всех его св. помыслов и оказывалось самой черной неблагодарностью к великому нашему благодетелю Богу и выражением нашего равнодушия, невнимания и дерзкого оскорбления презельной любви Его к нам, явленной прежде и постоянно являемой теперь, оказывалось и действием, унижающим до скотоподобия нашу природу, созданную по образу Божию, и подвергающим нас строгой ответственности, грозному суду и вечным мучениям в будущем веке. «Великое зло есть грех, – зло, паче всякого зла злейшее! О воистину лучше нагому ходить, нежели грешить; лучше в пленении и темнице сидеть, нежели грешить; лучше в ранах и во всякой болезни быть, нежели грешить; лучше света не видеть и во тьме сидеть, нежели грешить; лучше поругание, посмеяние, укорение, поношение, биение и раны терпеть, нежели грешить; лучше, наконец, всякое зло, какое в мире сем быть может, претерпевать, нежели грешить. Отсюда становится понятным, как святитель Тихон ненавидел грех, как старался избегать греха и как для того внимательно следил за собой. «Он даже самые благие свои мысли рассматривал так тонко, как могут быть видимы на руках черты и линии», – свидетельствовал о нем его келейник. Об этом он каждому, желающему спастись, с объяснением внушал. [70] Поэтому, чем больше погружался Святитель в душеспасительные размышления, в богомыслие, тем внимательнее становился к своим мыслям, чувствам, желаниям, намерениям и действиям, и чем яснее открывал свои немощи и недостатки, тем больше старался избавиться от них и исправить себя. Здесь, следовательно, нам приличнее всего говорить о его борьбе с греховными увлечениями своей природы.