Джонатан Франзен - Свобода

• Название: Свобода
• Автор: Джонатан Франзен
• Жанр: Современная проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-271-38197-3

История героев «Свободы» Уолтера и Патти Берглунд отражает опыт целого поколения американцев, которое пережило 11 сентября, вторжение в Ирак, экономический кризис — и выбрало президентом Барака Обаму.

В романе, блистательно воскрешающем традиции большой прозы XIX века, Джонатан Франзен размышляет о том, возможна ли свобода выбора, знаем ли мы, к чему стремимся, когда хотим свободы, и о том, как легко мы жертвуем своими близкими ради ее призрака.

Предыдущий роман Франзена «Поправки» (2001), удостоенный Национальной книжной премии США, поставил писателя в один ряд с классиками американской литературы и принес ему мировую известность. «Свобода» — столь же язвительный и мудрый взгляд на семью в современной Америке. Но если в «Поправках» конфликт поколений так и остается неразрешенным, новый роман — о детях, которые победили отцов и не стали от этого счастливее.

---

— Мой первый акт неповиновения, — сказал Уолтер.

— Сколько тебе было? — спросила Патти.

— Не знаю. Десять, наверное. У младшего брата была ужасная астма.

Снаружи шел ливень. Дороти уснула в своей комнате, но Уолтера и Патти по-прежнему снедала похоть. Он показал ей «комнату отдыха», устроенную его отцом, — на стене висело чучело судака впечатляющих размеров — и фанерно-березовую барную стойку, которую они построили вместе с отцом. Пока Джина не положили в больницу, он простаивал за этой стойкой целыми днями, дымя сигаретой и выпивая в ожидании, пока его друзья закончат работу и дадут подзаработать ему.

— Это я, — сказал Уолтер. — Здесь я вырос.

— Хорошо, что ты здесь вырос.

— Не очень понимаю, о чем ты, но ладно.

— Я просто так тобой восхищаюсь.

— Это хорошо. Наверное. — Он подошел к панели с ключами. — Как тебе комната 21?

— Хорошая комната?

— Примерно такая же, как и все остальные.

— Мне как раз двадцать один. Так что отлично.

Комната 21 состояла из потертых и полинявших поверхностей, которые, вместо того чтобы отремонтировать, на протяжении десятилетий подвергали бурной эксплуатации. Сырость была заметна, но не слишком. Кровати были низкими и не особенно широкими.

— Можешь не оставаться, если не хочешь, — сказал Уолтер, ставя ее сумку. — Утром я могу отвезти тебя на станцию.

— Нет! Все в порядке. Я не отдыхать приехала. Просто хотела увидеть тебя и помочь тебе.

— Хорошо. Я просто боюсь, что не тот, кто тебе нужен.

— Так не бойся.

— Но все же меня это беспокоит.

Она заставила его лечь и постаралась успокоить его своим телом. Вскоре, однако, в нем опять забурлило беспокойство. Он сел и спросил, зачем она поехала с Ричардом. Она надеялась, что он не задаст этот вопрос.

— Не знаю, — ответила Патти. — Наверное, хотела узнать, каково это — путешествовать на машине.

— Хм.

— Мне надо было кое-что узнать. Это все, что я могу сказать. Я хотела кое-что выяснить. И я все выяснила и приехала сюда.

— И что ты выяснила?

— Я выяснила, где хочу быть и с кем.

— Быстро тебе это удалось.

— Это была ошибка, — сказала она. — Он умеет так смотреть на человека, ну ты знаешь как. Человеку требуется время, чтобы понять, что истинно, а что — нет. Не вини меня за это.

— Меня просто удивляет, что ты так быстро все поняла.

Ей захотелось плакать, и она не стала сдерживаться, и Уолтер тут же проявил все свои утешающие способности.

— Он был со мной груб, — сказала она сквозь слезы. — А ты — полная ему противоположность. А мне так нужна сейчас эта противоположность. Будь со мной ласков, пожалуйста.

— Буду, буду, — сказал он, гладя ее по голове.

— Клянусь, ты не пожалеешь.

Автор с сожалением вынужден признать, что это были ее точные слова.

Дальше произошло то, что также запомнилось автору: ярость, с которой Уолтер схватил ее за плечи, опрокинул на кровать и навалился сверху, оказавшись между ее ног. На лице его было совершенно незнакомое выражение: это была ярость, и ярость была им. Как будто занавес внезапно поднялся, показав нечто мужественное и прекрасное.

— Дело не в тебе! — прорычал он. — Ты понимаешь? Я люблю тебя. Всю. Абсолютно всю. С первой минуты нашего знакомства. Понимаешь?

— Да, — сказала она. — То есть спасибо. Я догадывалась, но все равно, приятно слышать.

Он, однако, не закончил.

— Ты понимаешь, что у меня… — он замялся, — проблемы? С Ричардом. У меня проблемы.

— Какие?

— Я ему не доверяю. Я люблю его, но не доверяю ему.

— О боже, — сказала Патти. — Можешь ему доверять. Он тоже тебя любит. И очень о тебе заботится.

— Не всегда.

— Со мной было так. Ты хотя бы знаешь, как он тобой восхищается?

Уолтер свирепо уставился на нее:

— Тогда зачем ты с ним поехала? Почему он был с тобой в Чикаго? Какого хрена? Я не понимаю!

Слыша от него слово «хрен» и видя, в каком он ужасе от собственной ярости, она вновь заплакала.

— Боже, пожалуйста, боже, пожалуйста, боже. Я здесь. Ясно? Я здесь, с тобой! В Чикаго ничего не было! Абсолютно ничего.

Она плотнее прижалась к нему бедрами. Но вместо того, чтобы коснуться ее груди или стянуть с нее джинсы, как это, разумеется, сделал бы Ричард, он встал и принялся мерить шагами комнату 21.

— Я не уверен, что это правильно, — сказал он. — Потому что я не идиот. У меня есть глаза и уши, я не идиот. Я не знаю, что мне делать.

Было облегчением узнать, что он не заблуждается насчет Ричарда, но она понимала, что исчерпала способы убедить его. Она просто лежала на кровати, слушая дождь, стучащий по крыше, понимая, что этой сцены не было бы, не сядь она в машину с Ричардом, понимая, что заслужила наказание. И все же трудно было не воображать, как все могло бы быть. Все это было предвестьем ночных сцен последующих лет: прекрасная ярость Уолтера тратилась впустую, пока она плакала, он наказывал ее и просил за это прощения, говоря, что они оба устали и уже поздно — в самом деле было так поздно, что скорее рано.

— Я пойду в душ, — сказала она наконец.

Он сидел на другой кровати, спрятав лицо в ладонях.

— Прости, — сказал он. — Дело не в тебе.

— Знаешь что? Мне не то чтобы очень нравится все время это слышать.

— Извини. Веришь ли, я не имел в виду ничего плохого.

— «Извини» тоже нет в этом списке.

Не убирая рук от лица, он спросил, помочь ли ей с ванной.

— Я справлюсь, — сказала она, хотя купаться с зафиксированным и забинтованным коленом, которое не следовало мочить, было непросто. Когда она через полчаса вышла из ванной в пижаме, то обнаружила, что Уолтер за это время, казалось, не шевельнул ни единым мускулом. Она стояла перед ним, глядя на его светлые кудри и узкие плечи.

— Слушай, Уолтер, — сказала она. — Я могу уехать утром, если хочешь. Но сейчас мне надо поспать. Тебе тоже пора спать.

Он кивнул.

— Мне жаль, что я поехала с Ричардом в Чикаго. Это была моя идея, не его. Вини меня, а не его. Но сейчас ты заставляешь меня чувствовать себя довольно дерьмово.

Он кивнул и встал.

— Поцелуешь меня на ночь? — спросила она.

Он поцеловал ее, и это оказалось настолько лучше ссор, что вскоре они забрались под одеяло и выключили свет. За занавесками меркнул дневной свет — на севере в мае солнце встает рано.

— Я почти ничего не знаю о сексе, — признался Уолтер.

— Ничего страшного, — сказала она. — Это несложно.

Так начались лучшие годы ее жизни. Для Уолтера это было особенно счастливое время. Он заполучил девушку, которую хотел, девушку, которая могла быть с Ричардом, но выбрала его, а три дня спустя его вечная борьба с отцом закончилась смертью последнего. (Умереть — это наивысшая форма поражения, которую может испытать отец.)

В то утро Патти была в больнице вместе с Уолтером и Дороти, и ее настолько тронули их слезы, что она немного поплакала сама, и, пока они в молчании ехали обратно в мотель, она чувствовала себя практически замужем.

Когда Дороти ушла прилечь, Патти увидела, как Уолтер делает что-то странное на парковке мотеля. Он вприпрыжку носился из одного конца парковки в другой, кружась на цыпочках на поворотах. Утро было ясным и свежим, с севера дул ветер, и сосны, растущие вдоль бухты, шептались в буквальном смысле этого слова. В очередной раз пробежав по парковке, Уолтер высоко подскочил и умчался вниз по трассе 73, скрывшись за поворотом. Его не было час.

На следующее утро, когда солнце светило в открытые окна комнаты 21, а полинявшие занавески развевались на ветру, они смеялись, плакали и трахались с радостью, о невинности и торжественности которой автору теперь больно вспоминать, и снова плакали, и снова трахались, и лежали рядом, взмокшие, с полными до краев сердцами, и слушали вздохи сосен. Патти чувствовала себя так, как будто приняла какой-то мощный наркотик, чье действие ее не отпускало, или как будто ей снился необычайно живой и яркий сон, от которого она никак не могла пробудиться, хотя каждую секунду она осознавала, что это не наркотик и не сон, а просто жизнь, в которой существует только настоящее и нет прошлого, любовь, которой она и представить себе не могла. Ведь это была комната 21! Как она могла представить себе комнату 21? Это была очаровательно чистая старомодная комната, а Уолтер был очаровательно чистым старомодным юношей. И ей было двадцать один, и ее юность была в свежем сильном ветре, дующем из Канады. Маленький глоток вечности.

На похороны его отца пришло более четырехсот человек. Даже не зная Джина, Патти чувствовала гордость за него. (Если хочется пышных похорон, лучше умереть рано.) Джин был гостеприимным человеком, любившим рыбачить, охотиться и выпивать с дружками, большинство из которых были ветеранами, но случилось так, что он толком не получил образования, стал алкоголиком и женился на женщине, сосредоточившей все свои надежды, мечты и заботу на их среднем сыне, а не на нем. Уолтер никогда не простил Джину, что тот заездил мать в мотеле, но, честно говоря, автор полагает, что Дороти, хотя и была очень милая, принадлежала к типу вечной мученицы. На приеме после похорон, в лютеранском церемониальном зале, где всех угощали кексом, Патти прошла экспресс-курс с полным погружением по изучению огромной семьи Уолтера, твердо вознамерившись видеть во всем светлую сторону. Там были все пятеро братьев и сестер Дороти, старший брат Уолтера, только что вышедший из тюрьмы, вместе со своей вульгарно-хорошенькой женой и двумя их маленькими детьми и их молчаливый младший брат в армейской форме. Единственным человеком, чье отсутствие ощущалось, был Ричард.