Сергей Кургинян - Содержательное единство 2007-2011

• Название: Содержательное единство 2007-2011
• Автор: Сергей Кургинян
• Жанр: Политика

---

Потом оказывается, что освободить сразу и политически, и социально может только коммунизм и только в мировом масштабе. Потом выясняется, что есть паллиатив в виде западного социального государства. И что это и есть "конец истории". Потом выясняется, что история все равно не хочет кончаться. И ей надо помочь с помощью интервенций и бомбардировок (сравни – экспорт революций). Но все это мелочи.

Пусть экспорт, пусть бомбардировки. Пусть конец истории. Пусть западная либерально-социальная скука… ЛИШЬ БЫ ВЗЛЕТЕЛ ЭТОТ САМЫЙ ЧЕЛОВЕК. Лишь бы воспарил, освободившись.

Трагедия в другом – что не взлетает. "Хороший ты мужик, – говорила героиня Нонны Мордюковой своему ухажеру. – Но не орел". В этом настоящая трагедия. Потому что если вообще "не орел", то что мы обсуждаем?

Но я и по поводу этой трагедии язвить не хочу. Трагедия – она и есть трагедия. Однако это у Руссо трагедия. И у Декарта, и у Монтескье. И у мучительно выясняющих отношения Локка и Гоббса. И у Сен-Жюста трагедия – Ромен Роллан описал. И у Ленина. И у Рузвельта.

У Афанасьева трагедии нет. У него есть один подпольный фарс на все времена. И что такое его свобода, понять не может никто, включая его самого. Это "свобода от"?.. Это "свобода для"?..

Мне вообще-то кажется, что наш либерализм не только антигосударственен, но и сугубо антигуманистичен. И что он потому и антигосударственен, что антигуманистичен. А что еще могут подарить нам с вами "Записки из подполья" в режиме исторического нон-стоп?

И, опять же, пошляк отбрешется. Он потому и пошляк, что всегда отбрешется. В этом суть определенного типа спора. Когда говорят, что в таких спорах ГИБНЕТ истина, то это емкая, но не вполне точная формула.

Главное, конечно, в сходном, но другом… В том, что в подобных спорах истина НЕ РОЖДАЕТСЯ. Она не обязательно гибнет. Она именно не рождается. Потому что свойства спорящего субъекта таковы (смотри выше). А при таких свойствах – какая беременность и какие роды?

У Генрика Ибсена есть страшная философско-политическая драма. Называется "Борьба за престол". Суть коллизии в отсутствии королевской идеи у того, кто претендует на власть. В итоге этот претендент – ярл Скуле – гибнет ради того, чтобы тот, у кого есть идея, ее осуществил. И осуществивший называет ярла Скуле "пасынком бога".

Наш либерализм не погибнет ради осуществления чьей-то идеи. Как там ядовито писал А.Зиновьев? "Секретарь обкома в бункере не удушится. Он скорее всех удушит, чем сам удушится". Вот так и наш либерализм.

Стыдно и страшно об этом говорить потому, что либерализм этот – не без нашей помощи – "монополизировал" категорию свободы. И ему ее отдали без боя. А свободу многие стали охаивать вообще. Это очень стыдно и мерзко.

Свобода – величайшее благо. И Россия это осознавала всегда. Другое дело, что в определенных условиях люди жертвуют свободой ради чего-то большего. На войне, например, жертвуют. А значит, свобода не является панацеей от всех бед. Иначе перед боевыми действиями в каждом взводе голосовали бы по поводу планов верховного главнокомандующего. И окончательный план принимался бы большинством голосов.

Абсолютно не собираюсь приравнивать все ситуации к военным. Я просто указываю на военную как на контрпример. Карл Поппер, яростный поборник свободы, говорил, что для опровержения чего-либо нужно не набирать статистику, а привести один контрпример. Так вот я и привожу один контрпример на тему о том, что свобода – не панацея.

Она не панацея во время ведения боевых действий? Ну, и хватит. Почему надо оспаривать, что где-то она незаменима? Я тоже так считаю. Проведите границу, покажите, где кончается эта незаменимость. На войне она кончается. Где еще?

Но не ради теоретического спора с Афанасьевым я стал реагировать. И не ради того, чтобы сводить счеты или проблематизировать какие-то дурацкие проскрипционные списки. Главное для меня, как всегда, содержание определенного исторического периода. В данном случае – того узкого и во многом переломного периода, который мы сейчас переживаем. Периода больного и неспокойного. Периода, требующего своей диагностики. А также прогностики. Давайте к этому и перейдем, используя Афанасьева.

Диагностика и прогностика

Мне кажется, что статья Ю.Афанасьева – это диагноз некоего состояния дел в стране. Дело не том, что Афанасьев ставит диагноз. А в том, что его статья – это диагноз. Причем, увы, долговременный.

А главное в этом диагнозе состоит в том, что в нюхе Афанасьеву не откажешь. У него есть нюх, как и у каждого нашего либерала ("у вас был правый уклон или левый? – запишите: колебался всегда вместе с линией партии"). Когда у людей нет ценностей (а я уверен, что у Афанасьева их нет ВООБЩЕ), они чем-то должны ценности заменить. Чем, кроме нюха?

Нюх этот отнюдь не сводится к потиранию рук в связи с выдвижением Д.Медведева. Тут-то как раз у изучаемого мною субъекта наличествует целая гамма противоречивых чувств. Удастся ли охмурить и кинуть… Не удастся… Что можно извлечь… Что потерять?

Есть более масштабный нюх – международный. "Демпартийный" Вашингтон просто оккупирован нашими либералами, которые чуют, что республиканской власти приходит конец, и срочно составляют проскрипционные списки. Мои знакомые из США жалуются, что совокупный список наших сограждан, которые должны пострадать в связи с подозрительной близостью к республиканской администрации США, составляет уже более пяти тысяч человек. Что ничем, кроме доносов, "либеральные гонцы из России" не занимаются. И что в доносах все сосредоточено на очень пошлых вещах (запрет на въезд в США, организация неприятностей по части собственности за рубежом и так далее).

Но это все лишь прагматический невроз, а не подлинная прагматика. За неврозом стоит нечто большее.

Первая причина возбуждения нынешнего либерала состоит в том, что он нюхом чует противоречивость нынешнего российского политического класса. С одной стороны, класс амбициозен и готов поиграть в патриотизм. И даже в самобытность. С другой стороны, он все глубже врастает в западное общество. Это уже не только счета за рубежом. Это собственность, бизнес, образование детей, натурализация семьи за границей и так далее.

Наш либерал хочет быть посредником в отношениях Запада и российского господствующего политического класса. Причем он хочет быть единственным посредником в этих отношениях. И рассматривает свою псевдоидеологию просто как главное и незаменимое доказательство, мягко говоря, лояльности Западу. В этом смысле наш либерал – стопроцентный раб. Просто у него другой хозяин. Не отечественный, а зарубежный. Но рабства ничуть не меньше. Можно обсуждать проблематичность свободы как панацеи. Но нельзя не презирать рабство, причем любое.

Наши либералы любят ссылаться на Салтыкова-Щедрина, бичевавшего, так сказать, почвенное рабство. Но Щедрин был шире. Доказательства уведут нас далеко, я лишь процитирую одно его письмо из Ниццы: "…И везде виллы, в коих сукины дети живут. Это беспредельное блаженство сукиных детей, их роскошь, экипажи, платья дам – ужасно много портят крови…".

В таких случаях говорят, без комментариев.

Не был бы наш либерал рабом – давно бы он что-то смог. А он не может ничего. И злится. И лебезит. Чем больше злится, тем больше лебезит. А чем больше лебезит, тем больше злится. И это первая фундаментальная причина его нынешнего возбужденного состояния.

Вторая причина возбуждения в том, что безупречный нюх либерала улавливает ускоренное загнивание нашего политического класса. Когда загнивает класс, а вместе с ним и страна? Когда класс удерживает власть, причем достаточно эффективно, и при этом не решает общественные проблемы, не отвечает на исторические вызовы. Это классическая формула загнивания. Так загнивала советская номенклатура. Так начинает загнивать новая номенклатура.

И тогда либерал потирает руки, похахатывает, обвиняет прогосударственных дураков, лишенных нюха, в готовности прочно приклеиться к тому, что "вот-вот тю-тю". Его ахи и охи состоят в том, что "негодяи прильнули к власти", а подтекст – в том, что "дураки прильнули к гибнущей власти".

Все, что не решает общественные проблемы и не отвечает на исторические вызовы, – будет гнить и смердеть. И для либерала очень соблазнительно приклеить к этому гниению все живое в России ("идиотские прислужники гибнущего режима"). Это – дежавю на тему распада СССР.

Тогда те, кто хотел отжать до конца минимальные шансы на спасение СССР, шли к гибнущему классу, понимая, что вне него СССР спасти невозможно. И убеждали класс решать общественные проблемы, отвечать на исторические вызовы. Решение проблем и ответ на вызовы, между прочим, не обязательно предполагают демократию, которая – не панацея.

Но ведь может быть и "диктатура гниения"! Для реабилитации демократии скажу, что она не так легко превращается в "бобок", как диктатура. Диктатура гораздо легче начинает гнить и сгнивает дотла. У демократии есть другой иммунитет, если она сочетает свободу с долженствованием, а права целого (общества, страны) с правами части (индивидуума).