Сергей Кургинян - Содержательное единство 2007-2011

• Название: Содержательное единство 2007-2011
• Автор: Сергей Кургинян
• Жанр: Политика

---

Я как-то так отметил про себя, что отец нечасто даже подобным тактичным образом вмешивается в мои "подвиги", удивился, но промолчал. Проходит еще пара недель. На очередное занятие этого Х приходит аж сам Y. Заведующий кафедрой – не хухры-мухры. И приходит с явной целью – окоротить меня и навести порядок на занятиях.

В присутствии массы слушателей (в том числе девушек – это надо знать меня в молодости) он вдруг говорит, что я не знаю предмета, подменяю конкретику общими словами и чуть ли не высмеивает. Я в ярости. А в детстве у меня было что-то сродни эйдетической памяти: мог посмотреть на страницу и помнить, что там написано. И мог чуть не в деталях пересказать прочитанное.

К студенческим годам всего этого поубавилось. Но тут ярость, задетое самолюбие. А этот Y говорит: "Вы не умствуйте. Вы ответьте, что Ленин в этой работе говорил "в-восьмых"". Я, сдерживая бешенство, отвечаю: "Ленин ничего "в-восьмых" не говорил. Это у вас в хрестоматии так написано". Y в ответ наращивает издевательство. Тогда я говорю: "А Вы проверяйте. Я Вам дословно Ленина процитирую". У меня перед глазами появляются страницы текста. И я читаю одну за другой – этак штук пять подряд, наверное.

Зал аплодирует, Y в шоке. А мой друг Миша Шимелевич всегда хотел быть объективным. И всегда становился на сторону тех, кого я обижал. Он и тут вступился – за лектора. Встает и говорит: "Что ты несешь, Серега? Сегодня в нашем государстве, в условиях военной диктатуры…" Этот Y как схватится за сердце: "Что?! Что?! Товарищ Шимелевич, какой у нас общественно-политический строй?" Миша на голубом глазу отвечает: "Военная диктатура". И начинает объяснять преимущества данного строя. Лектор орет: "У нас развитая социалистическая демократия!" "Да? – говорит Шимелевич, спокойно глядя ему в глаза, непроницаемо и с несомненной абсолютной серьезностью. – А я и не знал".

Y объявляет перерыв. В перерыве он подходит ко мне и говорит: "Прекратите Вы все это. Мы Вашего отца знаем. Вас знаем, у Вас прекрасная подготовка. Вот и шли бы Вы с этой подготовкой в другой институт. Что Вы их тут баламутите? Уже и в партком письма! И КГБ этим занялось! Прошу Вас, прекратите. Ведь поймите, Вы тут один! Ну, эти девушки (называет фамилии, в том числе моей будущей жены)… Они Вас поддерживают, потому что Вы им нравитесь…" Далее Y делает паузу и говорит главное: "А этот товарищ Шими… Шуми.. левич… Это просто очень странный товарищ!"

Ну, вот теперь "дом мысли" готов, и я могу пригласить вас в него для… Собственно, для чего приглашают в "дом мысли"? Для мысли, так ведь? Солидности ради скажем – "для рефлексии".

Часть 3. Рефлексия

Есть проблема. Например, уличная преступность. И есть то, что порождает эту проблему, воздействует на нее, находится с ней в неразрывной связи. Все это в совокупности – способность порождать проблему, воздействовать на нее, прилипать к ней до степени фактической нерасчленимости, – назовем "встроенностью". Проблема никогда не существует сама по себе. Она всегда во что-то встроена. (рис.1)

Зафиксируем это и пойдем дальше. Ну, сказали – "встроена". И что? Сказал А – говори Б. Объясняй, как встроена. Дифференцируй различные типы встроенности. Иначе все это пустое умствование.

Какова же эта самая типология встроенности? А вот какова. (Рис.2.)

Итак, проблема всегда встроена (а) в элиту и (б) в социум. А в крайних случаях ее приходится встраивать еще в то, что заменяет социум. Если социум глубоко деградирует, то мало встроить проблему в социальные (то бишь, общественные) отношения. Надо еще проверить, являются ли эти отношения социальными. Вот я в передаче вместо социума говорю о "зооциуме". А в других передачах – о "клоаке". Так я не рисуюсь, не шучу. Я типологизирую!

С учетом этой типологизации я и хочу посмотреть на ульяновскую проблему. А также на возможность решить эту проблему с помощью изменения законодательства, как предлагает Овчинский. Еще раз оговорюсь – я понимаю, почему он это предлагает. И считаю его предложения абсолютно разумными. Но я хочу соотнести подобные предложения (а) с элитой и спецпроектами, (б) с общественными отношениями и (в) с реальностью, вышедшей за рамки общественных отношений.

Кстати, о казанцах и "Тяп-ляпе" эпохи "Трех мушкетеров". И они тогда были встроены в элиту. Это была часть спецслужбистского замысла, предполагающего глубокую трансформацию советского общества. Молодых криминализованных пацанов пасли, опекали, готовили для будущих дел. В каком-то смысле, "крышевали".

То есть, встроенность проблемы молодежной преступности в интересы элиты для нас всех очевидна. Но если эта проблема обострилась, и если есть аксиома встроенности – то кто сейчас "обостритель", и для чего встраивают? Как и тогда, для переформатирования государства российского? Значит, переформатирование не закончено?

Конечно, речь идет не более чем о гипотезе. Но я на то и "пролетарий умственного труда", чтобы выдвигать гипотезы. Я их выдвигаю и не абсолютизирую. Делаю, так сказать, такую пометку на полях и иду дальше.

Ну, хорошо, есть проблема уличной преступности. И надо ее решать. А как ее решать в условиях подобной встроенности? (Рис.3.)

Говорится: для того, чтобы ее решить, надо принять законы. И изменить правоприменительную практику ульяновских служб охраны порядка. Конечно, это нужно сделать! И прекрасно, что Овчинский говорит об этом. И было бы очень плохо, если бы по любому поводу говорилось только о том, что ситуация – фундаментально скверная, и на этом ставилась бы точка.

Но посмотрим на другую сторону медали. Ну, приняли законы. Если ситуация встроена в элиту, то принимай, не принимай… Вам скажут: "Мы так это все опекаем, держим под контролем… Это нам нужно для особых целей… Мы держим руку на пульсе, а вы отстаньте". Что, так не говорили про Народные фронты в Прибалтике и в других местах? Именно так и говорили.

Далее – приняли законы… Что значит приняли? Законы люди принимают! Эти люди организованы в социальные структуры – в классы, группы, кланы. У этих классов, групп, кланов есть интересы. Законы не могут быть приняты вразрез с этими интересами. Если классы, группы и кланы криминальны, и их интересы криминальны, то правоприменительная практика, заложенная в законы, вступит в антагонистическое противоречие с криминальным мейнстримом. И если это мейнстрим (а я могу доказать, что это именно так), то результат очевиден.

И наконец… Ну, приняли вы законы. Преодолели сопротивление заинтересованной элиты, мейнстрим… А кто вам сказал, что закон будет работать? Например, всем понятно, что в Чечне он не будет работать. А в каком-нибудь Благовещенске будет? И на Курилах будет? И в Туве? Блажен, кто верует! Я не верю.

Я отлично понимаю, что нельзя забалтывать проблему. Что надо хоть что-то делать для ее решения. Но я понимаю и другое. Что проблему можно не только заболтать. Ее можно еще и предметно деформировать. Давайте зафиксируем оба этих возможных крена и пойдем дальше. (Рис.4.)

Предметный крен возникает после долгого забалтывания. Сидят журналисты, обсуждают вопрос, требующий высокого профессионализма. "Фишку не рубят", но бойко болтают.

Наконец, все от этого устали. Пришел профессионал. И говорит: "Ребята, на самом деле все совсем не так. И дело не в этом, а вот в этом… И делать надо то-то…" Болтуны завяли. Публика довольна. Но будет ли решена проблема?

Если она порождена незнанием, неразумием – то она будет решена, как только возобладают разум и знание. Однако любая крупная проблема порождена не незнанием и неразумием. Точнее, не только ими. Она порождена интересами, характером "большой игры", воздействиями сил, преследующих свои цели, внепредметными слагаемыми ситуации и много чем еще.

Что такое тогда предметный крен? Это сумма ряда слагаемых. Одно слагаемое – усталость от болтовни. Другое – ретивость предметника, озверевшего от шабаша непрофессионализма. А третье – укрывательство сути со стороны тех, кому нужно, чтобы проблема не была решена. Или, точнее, была решена в соответствии с "непрозрачными проектными целями". Это как максимум. Как минимум – укрывательство предполагает соблюдение интересов "сильных мира сего".

Ну, и что тогда получается? А вот что. (Рис.5.)

Предметный крен становится (как и забалтывание) инструментом в проведении особой стратегии. Стратегии имитации решения проблемы. Суть этой стратегии такова.

1. Обсуждение проблемы по существу недопустимо. Ибо такое обсуждение породило бы выводы, несовместимые с групповыми, клановыми, классовыми – как хотите – интересами.

2. Поскольку просто замолчать проблему нельзя, то обсуждать ее надо. Но обязательно нестратегическим образом.

3. Такое обсуждение можно вести как путем забалтывания, так и путем предметной детализации. Последнее даже предпочтительнее. От забалтывания все устали. А детализация показывает, что "мы заботимся о решении проблем, причем не абы как, а конкретно; а значит, проблемы будут решены, ждите".