Джордж Макдональд - Сэр Гибби

• Название: Сэр Гибби
• Автор: Джордж Макдональд
• Издательство: Агапе
• Жанр: Религия
• Год: 2002
• ISBN: 5-88930-025-3

Sir Gibbie.

Другие названия: The Baronet's Song.

Роман, 1879 год

Перевод на русский: О. Лукманова.

Произведение входит в цикл «Поэт и бедняк»

Роман замечательного шотландского писателя, поэта Джорджа Макдональда (1824–1905), рассказывающий о жизни маленького немого беспризорника сэра Гибби Гэлбрайта. Светлое, трогательное повествование о дружбе, вере, послушании, чистоте, самоотверженности, подлинном благородстве, поэзии и любви к Богу и ближнему.

Трудно найти другую книгу на английском языке, которая так же ясно, с такой же силой воображения описывала бы скрытое величие и героизм повседневной земной жизни, как «Сэр Гибби». Любую вещь можно потрогать, взвесить, сфотографировать, но мысль, пробудившую ее к жизни, можно показать лишь с помощью поэзии. И хотя эту историю мог рассказать только поэт, речь в ней идет о самых обыкновенных людях. Герои этого романа - самые обычные люди, в том смысле, что они живут своей незаурядной или обыденной жизнью и предаются светлым или мрачным размышлениям, сидя на голой вершине горы или опираясь на резную церковную кафедру, только потому, что обладают теми свойствами тела и души, что присущи всем людям без исключения.

---

Пожалуй, меньше всего в Гибби усомнятся те мои читатели, которые и сами вступили на тропу послушания и уже успели познать радость её плодов. Ибо дверь духу мудрости может открыть только послушание. Действительно, в Гибби было множество всего, достойного любви и восхищения, но удивляться этому нет причины. Ведь с той самой минуты, когда ещё ребёнком он услышал о Боге–Творце, ждущем от него послушания, Гибби начал приклонять к Нему внимательное ухо; сердце его всегда было готово повиноваться, а рука действовать. Но главная причина, по которой доверчивое послушание давалось ему легче и естественнее, чем многим из нас, заключалась в том, что любовь к людям больше, чем во многих из нас, приготовила в его сердце пути Господу. Он, так преданно любивший сынов человеческих, был готов полюбить Сына Человеческого в тот же самый момент, когда впервые о Нём услышал. Любовь делает послушание радостным, а для послушного сына Небеса становятся Отчим домом, ибо сам он — сонаследник Христу.

На четвёртый день дождь, то снова налетавший на гору, то отступавший, наконец иссяк. Солнце выступило во всём своём блеске, и в крестьянах проснулась робкая надежда, что хотя бы часть посевов всё–таки подсохнет и вызреет. Тогда Джиневра впервые попросила Гибби отвести её в Глашруах. Ей хотелось самой увидеть разрушенный дом, о котором рассказала ей Джанет.

Когда они приблизились к развалинам особняка и услышанное предстало перед ней в зримом и осязаемом виде, она не заплакала и не запричитала. Она действительно расстроилась — когда поймала себя на том, что мысль о невозможности возвратиться домой не только не огорчила, но даже обрадовала её.

Вокруг всё выглядело так странно и непривычно, что, окажись она на этом месте случайно, она вряд ли узнала бы свой старый дом. Они подошли к какой–то двери, которая показалась Джиневре совершенно незнакомой. Однако открыв её, она поняла, что это была дверь, ведущая из зала в коридор; но, поскольку коридора больше не было, зал выходил теперь прямо наружу. На полу была навалена груда песка, а деревянные панели на стенах разбухли от воды и вздулись огромными пузырями.

Гибби с Джиневрой вошли в столовую. Зрелище было довольно жалкое, ибо столовая походила теперь на душу горького пьяницы. Толстый ковёр, насквозь пропитанный водой, пружинил и хлюпал под ногами, как губка или тяжёлый лесной мох после долгого ливня. Кожаные кресла выглядели больными. Стол совсем потерял свой цвет, обои лентами свисали со стен, а все вещи беспорядочно валялись вокруг так, как оставила их ушедшая вода.

Джиневра поднялась по старой каменной лестнице, ведущей в комнаты, принадлежавшие её отцу, зашла в его кабинет и подошла к окну, чтобы посмотреть, что осталось на месте её спальни. Но не успела она подойти поближе, как увидела, что тут же, за занавеской стоит её отец и неподвижно смотрит из окна. Она побледнела и остановилась. Знай она заранее, что он здесь, она ни за что не осмелилась бы подняться к нему в комнаты, даже при таких удручающих обстоятельствах. Гибби, вошедший вслед за ней, увидел её нерешительность, но тут же, заметив и узнав спину лэрда, понял, что Джиневра боится своего отца, и тоже остановился, ожидая сам не зная чего.

«Да, — подумал он про себя, — у неё отец совсем не такой, как у меня. Мало у кого такие хорошие отцы, как мой!»

Почувствовав чьё–то присутствие, лэрд слегка повернул голову и, увидев Гибби, вообразил, что тот тайком пробрался в дом, полагая, что в нём никого нет. С видом оскорблённого достоинства он спросил Гибби, что ему здесь надо, и, не дожидаясь ответа, сделал рукой знак, чтобы тот немедленно уходил. И тут он заметил свою дочь, стоявшую рядом с белым лицом и устремлёнными на него глазами. Он тоже побледнел и остановился на ней немигающим взглядом. До конца своей жизни воспоминание об этой встрече не давало ему покоя от стыда: на одно мгновение безумная слабость взяла над ним верх, и он подумал, что перед ним призрак, на секунду поверив в то, что считал невозможным. Только на одну секунду — но он, может быть, сомневался бы и дольше, если бы Джиневра медленными шагами не подошла к нему и не сказала дрожащим голосом, как будто ожидая в свой адрес града упрёков:

— Папа, милый, я ничего не могла сделать!

Он обнял её, привлёк к себе и поцеловал — впервые после того, как раскрылась её ужасная фамильярность с пастухом Доналом. Она прижалась к нему, дрожа от радости и смутного страха. Но увы! Маловер сказал бы, что подобные минуты слишком хороши для того, чтобы быть долговечными, и в этом случае был бы совершенно прав, ибо конец настал гораздо быстрее, чем боялась Джиневра. Ибо когда отец отпустил её, выпрямился и снова превратился в лэрда, он с изумлением увидел, что странный парнишка в причудливой одежде всё ещё стоит возле двери и весело улыбается, разглядывая их с самым нахальным интересом. Гибби совершенно забылся при виде такого полного примирения.

— Уходи отсюда, слышишь? Тебе здесь нечего делать! — произнёс лэрд, от гнева позабыв про своё пресловутое достоинство.

— Ах, папа! — воскликнула Джиневра, стискивая руки, — Это Гибби! Он спас мне жизнь. Я бы утонула, если бы не он!

Лэрд был одновременно и гордым, и глупым человеком, и поэтому до него чрезвычайно медленно доходило то, чего он никак не ожидал услышать.

— Ну что ж, я весьма ему признателен, — высокомерно сказал он. — Но ждать ему здесь совершенно незачем.

И тут в его слегка помутившемся разуме начало что–то шевелиться… Да это же тот самый малый, которого он видел рядом с ней в то утро на лугу! Лэрд в ярости повернулся к Гибби, который всё ещё медлил возле двери, то ли ожидая, пока Джиневра с ним попрощается, то ли не желая покидать её в такой неприятной ситуации.

— Немедленно убирайся из моего дома! — процедил он. — А не то тебе придётся худо!

— Ах, папа! — в отчаянии простонала Джиневра. — Зачем ты так разговариваешь с Гибби? Он хороший, очень хороший! Это его Ангус так жестоко высек тогда… давно… Я никогда в жизни этого не забуду.

Её отец был просто поражён такой наглостью! Да как она смеет так ему выговаривать? Нет, она и вправду выросла отвратительной, дерзкой девчонкой! Боже мой! Это всё дурная компания, разговоры со всякими проходимцами!

— Если он немедленно не уберётся, — заорал он, — я снова прикажу его высечь! Ангус!

Он изо всех сил прокричал имя егеря, и гулкое эхо, пронёсшееся по дому, больно резануло слух Джиневры. Она ни разу не слышала, чтобы отец разговаривал таким тоном. Ей казалось, что она попала в сети какого–то жуткого кошмара. Она невольно вскрикнула от страха, и в то же мгновение Гибби оказался возле неё, успокоительно протягивая к ней руку. Не осознавая, что делает, она в ответ протянула ему свою, но тут к нему подскочил её отец, схватил его и с силой швырнул в другой конец комнаты. Гибби отшатнулся назад и, не сумев удержаться на ногах, упал на спину, ударившись головой о стену.

В ту же самую секунду в дверях появился Ангус и, не заметив в углу Гибби, направился к своему хозяину. Но при виде Джиневры он задохнулся от ужаса, и из его груди вырвался сдавленный вопль. Он в страхе уставился на неё, словно внезапно оказавшись на самом краю бездонной пропасти, и волосы на его голове встали дыбом, как наэлектризованные. Егерь ещё не успел придти в себя, когда Гибби снова поднялся на ноги. Он видел, что сейчас вряд ли сможет помочь Джиневре, и его присутствие только усугубляет её бедственное положение. Но он также понимал , что ей плохо из–за него, и никак не хотел её огорчать. Поэтому он направился к двери, но, выходя, рассмеялся, да так весело (а смеяться действительно нужно было весело, потому что его смех должен был заменить множество ободряющих слов), что Джиневра не смогла удержаться и ответила ему полуистерическим смешком. Не успел он выйти из дома, как из открытого окна послышалась его песня, и всё время, пока он шагал вдоль опустевшего русла, прорытого Глашберном, Джиневра слышала его странный, потусторонний голос и знала, что Гибби поёт для того, чтобы успокоить и поддержать её.

— Что ты знаешь об этом малом, Ангус? — спросил лэрд.

— Это сам дьявол, сэр! — пробормотал Ангус, которого смех Гибби немного привёл в чувство.

— Тогда потрудись сделать так, чтобы он немедленно убрался отсюда — и навсегда! Слышишь, Ангус? Навсегда! — отчеканил мистер Гэлбрайт. — Надо же, какая наглость! Паршивый мальчишка!

Пользуясь удобным случаем, Ангус поспешно выскользнул за дверь, а лэрд тем временем занялся своей непослушной дочерью.

— Ну что же, Дженни, — процедил он, нехорошо растягивая свои бесформенные губы, — вот, значит, каких друзей ты себе заводишь, когда остаёшься одна! Низкий, грязный, дерзкий оборванец! Да он даже хуже той скотины, за которой ходит!

— Он пасёт овец, папа! — пронзительно взмолилась Джиневра, почти плача от отчаяния, и её жалобный стон перерос почти в крик.