Марина Ахмедова - Дневник смертницы. Хадижа

• Название: Дневник смертницы. Хадижа
• Автор: Марина Ахмедова
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-17-075469-4

«Дневник смертницы. Хадижа» — неспешный рассказ девочки о жизни в одном из горных сел Дагестана, где героиня с детства учится различать гнев и милость Аллаха, который постоянно ставит ее перед выбором — белое или черное?

Повзрослев, Хадижа покинет село и окунется в страсти города, где тебя принимают по одежке, где многое продается и покупается. Город, в котором идет война между боевиками и силовиками, постоянно предлагает ей выбор, но маскируя белое под черное, и наоборот. Что она выберет? Хадижа и сама не знает ответа на этот вопрос и лишь к концу понимает, что вся ее жизнь — череда выборов и каждый сделанный выбор определяет следующий.

Прототипом героини послужили реальные девушки, причастные к бандподполью на Северном Кавказе.

---

— Дедушка, если в человеке живет плохое, значит, он плохой? — спросила я однажды.

Дедушка сидел на скамейке у точильного камня и крутил волосы у виска. Почему он стал такой грустный? Они с бабушкой никогда не любили маму.

Был поздний вечер. В горах ухала птица. Цыкали цикады. Над нами висели и не падали звезды.

— Пойдем, я тебе кое-что покажу. — Дедушка встал со скамейки и повел меня в хлев.

В хлеве пахло навозом и сеном. Когда в него заходишь, тебя сразу овечьей шерстью обнимает парная теплота.

— Видишь, — дедушка показал на один загон, в нем на сене лежали два барана — один черный, другой белый. — В каждом человеке, как в этом загоне, живет один черный баран, а другой белый — плохое и хорошее. Поняла?

— А кто из них сильнее, дедушка?

— А сильнее из них тот, кого я больше кормлю, — засмеялся он.

— Я совсем не кормлю своего белого барана, — сказала я.

— А ты его корми, Хадижа. — Дедушка погладил меня по голове. — Давай ему больше еды. Ты — хозяйка этих баранов. Как захочешь, так и будет.

— В тебе тоже живет черный баран?

— Жил. — Дедушка снял с головы папаху и повертел ее в руках. — Только я его зарезал. — Он хлопнул себя по коленкам и захохотал.

— Дедушка, а почему ты никогда не любил маму?

— Кто тебе сказал, что я ее не любил? — Он перестал смеяться.

— Не видно было.

— Я и маму любил, и тебя люблю. Только показывать у нас не принято.

Я закрываю тебя, моя тетрадь, и больше никогда не открою. Поверну ключ в замке и спрячу его так, чтобы никто не нашел. Тебе надоест, если каждый день я буду писать, как мне плохо без мамы. Если я каждый день буду мочить твои красивые листы своими слезами. Про Махача я тоже писать не могу — я же больше его не видела. Когда не видишь, быстро забываешь. Маму я тоже не вижу, но каждый день думаю о ней только сильней. Почему так?

Я знаю, что меня ждет. Через несколько лет бабушка выдаст меня замуж. Я, как Надира, буду стоять в углу в широком свадебном платье. Ко мне будут подходить женщины и поднимать фату, чтобы увидеть мое лицо. На следующий день я надену яркий костюм и выйду к гостям. А на следующий день после следующего я встану рано утром и пойду подметать двор, или мыть посуду, или стирать. Тебе, моя тетрадь, знать об этом неинтересно. Потому что у всех женщин в нашем селе одинаковая жизнь. Люди в нашем селе похожи — и мужчины, и женщины. Кроме семьи генерала Казибекова, но они богатые. Я больше никогда тебя не открою.

* * *

Столько лет прошло, и вот я снова открываю тетрадь. Я хорошо прятала ее все эти годы, и никто не прочел из нее ни строчки. Теперь мне самой стыдно ее читать, так я повзрослела. Уезжая, я спрятала ее под вещами на дне чемодана. Того самого рыжего чемодана, с которым мой дядя десять лет назад вернулся из армии.

Я думала, всю мою жизнь мне придется жить в селе, но я оттуда уехала. Теперь я живу в городе, как и мечтала. Недавно случилось кое-что, чего я совсем не ждала. Приехала бабушкина сестра, тетя Зухра, и забрала меня с собой в город учиться. Бабушка сильно не хотела, она считала, что мне надо выходить замуж за сына Салихи. Она считала, что в институте я буду общаться с парнями и испорчусь.

— Учиться зачем? — не соглашалась бабушка. — Учеба кому что хорошее принесла? Смотри на Зумкину дочку. Двадцать пять ей было, никто замуж не брал. Хорошо, второй женой вышла. Никто с образованной жить не хочет. У образованной желаний много появляется.

— Образование — одно, диплом — другое, — сказала тетя Зухра.

Она еще больше потолстела и могла ходить только с трудом. Она приехала со своим мужем — дядей Вагабом — на новой иномарке. Он с тех пор, как я видела их в последний раз, стал меньше, а его лысина доползла почти до затылка. На тете были тапочки из мягкого материала, над их меховыми краями бугром поднимались ее затекшие ноги. Когда она ступала, я боялась, на земле появятся трещины.

Тетя Зухра сидела рядом с бабушкой на подушках.

Мы сделали к нашему дому большую пристройку из красного кирпича, потому что все в нашем селе начали строить из кирпича. Уже стыдно было строить дом из самана. Раньше дома были похожи, теперь по ним можно определить, какая семья беднее, какая богаче. Богаче всех жили сельчане, родственники которых работали в городе. У нас, кроме тети Зухры, близких родственников в городе не было.

Мы постелили на пол в пристройке ковры, на окно повесили крахмальный тюль до пола, положили на ковры подушки и поставили в два угла вазы с искусственными цветами. На стене висели позолоченные часы, фотография Мекки и сура из Корана, выбитая золотыми буквами на доске. В пристройке было очень красиво, и всех гостей бабушка заводила сюда.

— Зачем диплом? — спрашивала она. — Диплом родственникам мужа в карман не положишь. Им хорошее приданое подавай.

— Еще как положишь! Вот я тебе говорю, еще как! Сейчас в городе, ты не знаешь, все хотят, чтобы у невесты диплом был. Выйдет замуж, работать все равно не будет, а образованная невеста — это престиж.

— Престиж-местиж, не знаю я, что это такое, — сказала бабушка и чихнула. Она теперь чихала, даже когда не нюхала табак.

— Я тебе говорю, пусть диплом будет. На третьем курсе выйдет замуж, захочет муж — будет учиться, не захочет — за сессии сам заплатит, она дома будет сидеть. Я, что ли, не знаю, как это делается?! Вон мой Русик юридический окончил, поженился, в Москву уехал. Там работает на фирме. У жены тоже диплом — мед. Она дома сидит.

— Э-э-э, — не соглашалась бабушка. — Придумали — учиться. Профессором же не станет. Только мое имя будут на языках полоскать. Я ее замуж выдам, тогда умру спокойно — все, камень с моих плеч долой упадет.

— Я за ней сама следить буду! Ты мне не доверяешь, что ли?! Мне ты не доверяешь?! Я Айше обещала, я свое обещание выполняю.

Услышав имя моей матери, бабушка заплакала. У нее из глаз вышли две-три слезы, она вытерла их и успокоилась.

— Дорого поступать, — сказала она. — Говорят, десять— двадцать тысяч долларов надо в университет платить. Где такие деньги брать? Хаджи-Мурад еще из России не приехал. Деньги привезет, на них год жить. Ворота надо новые поставить. У всех новые. Кровь из носа — надо новые ворота.

— Вагаб уже в университете договорился, у него там блат. Тысяч пять заплатим мы сами, и все. Ты мне согласие дай и считай, что она уже поступила. Считай, что диплом у нее уже в кармане.

— Астагфирулла, какие деньги!

— Я Айше обещала, я заплачу. Деньги у нас есть, а чужих мы не считаем.

— Ты мне за нее отвечаешь, — бабушка вздохнула.

— Я же тебе сказала — глаз с нее спускать не буду. Вот увидишь еще, как удачно она замуж выйдет. Может, за прокурорского. В нашем доме такие соседи живут — один замглавы администрации, другой глава, судья есть, МВД, ФСБ, Шестой отдел — все что хочешь.

— Только если узнаю, что брюки надевает, сразу приеду, изобью и заберу обратно в село, — сказала бабушка. По ее лицу было видно — она в мечтах уже выдавала меня замуж за прокурорского.

— Ты кому не доверяешь? Ты мне не доверяешь? Она мне что, не родная? Я что, не тетя ей?

Они сидели рядом — бабушка и тетя Зухра. Бабушка маленькая, как сверчок, тетя Зухра — большая, как слониха. Бабушка была как старая груша, которую забыли сорвать с ветки, — со временем она высыхала и сморщивалась. А тетя Зухра, наоборот, росла, как дрожжевое тесто. Я смотрела на нее из-за занавески и думала: сейчас она прямо на моих глазах еще больше разбухнет, на ее животе лопнет юбка, а на ногах — тапочки. Они знали, что я их слушаю.

Разве я могла мечтать о городе, об университете? О городе в детстве я еще мечтала, но об учебе в университете — никогда. Я знала, что бабушка ни за что не отпустит меня учиться. А если бы даже она отпустила, у нас все равно не было таких денег, чтобы заплатить за мое поступление.

У нас в селе только несколько девушек и парней уехали в город учиться. Они из самых богатых кирпичных домов. А у нас кирпичной была только пристройка.

За десять лет, прошедших со дня смерти моей матери, тетя Зухра приезжала к нам всего несколько раз. Я о ней даже забыла, только вспоминая о маме, я как будто снова слышала, как стонала лестница под ногами тети Зухры.

Все эти десять лет один день моей жизни был похож на другой. Ничего никогда не менялось. Я вставала утром с матраса на полу и знала, каким будет сегодня. Я засыпала, лежа на матрасе под одеялом, и знала, каким будет завтра. Но вот теперь я открыла свою тетрадь и поняла, что хоть все дни и были одинаковыми, за эти десять лет многое изменилось. Почему так? Почему я не заметила изменений и, только читая слова, написанные десять лет назад, вижу, что они произошли? Все-таки жизнь такая странная.

— Хадижа! — позвала меня тетя Зухра.

Я вышла из-за занавески.

— Ну вылитая ты в молодости! — сказала она бабушке, и бабушка довольно захихикала.