Преподобный Максим Исповедник - Избранные творения

• Название: Избранные творения
• Автор: Преподобный Максим Исповедник
• Жанр: Религия
• Год: 2007
• ISBN: ISBN 5–7429–0208–5

Преподобный Максим Исповедник (580 Константинополь — 13 августа 662 Колхида) — христианский монах, богослов и философ. Развил халкидонское богословие для борьбы с ересью монофелитства. Противодействуя императорскому монофелитскому «Типосу веры», отправился в Рим, где способствовал созванию т. н. Латеранского собора 649 г. За свое исповедание был дважды осужден в Константинополе, на второй раз подвергнут пыткам и сослан в Колхиду, где вскоре умер. Спустя 18 лет на Шестом Вселенском Соборе богословие Максима было признано как согласное учению Церкви, а монофелитизм осужден как ересь.

Его память Церковь совершает 13 августа (в греческих прологах на сей день указывается перенесение его мощей в Константинополь) и 21 января по Юлианскому календарю.

---

И пусть попусту не выходит за пределы естественных размышлений, вводя несуществующее учение о душе. Ибо если частями человека, по преждесказанному, являются тело и душа, а частями они по необходимости являются по отношению к чему–то (ибо всяко ими определяется целое), а таким образом называемое [по отношению] к чему–то [принадлежит к числу] тех, что совершенно и всячески существует вместе от сотворения, как части, образующие своим собранием воедино (τη συνόδω) целостный вид, и только мысленно отделяемо одно от другого для распознания того, чем каждое [из них является] по существу. Итак, душе и телу, как частям человека, существовать во времени одному прежде или после другого невозможно, потому что тогда растлится логос отношения их к чему–то [чего они являются частями]. И опять же: если, значит , душа сама по себе является видом прежде [бытия] тела или тело [прежде души], то иной вид каждое из них образует в соединении души с телом или тела с душой, и делает это либо всячески страдательно [т. е., против своей воли покаряется внешнему воздействию], либо естественно. И если страдательно, то претерпели — превращаемые в то, чем не были — и истление; если же естественно, то явно, что будут делать это всегда поскольку это им свойственно по природе, и никогда не перестанет душа перевоплощаться, а тело переодушевляться. Но не относится, как я полагаю, к страсти или ко природной силе частей [совершаемое] в собрании воедино одного с другим исполнение целого по виду его, а к их одновременному сотворению как совершенного вида. Ибо невозможно без истления из вида в вид превращаться никакому виду.

А если скажут, что раз по смерти и разложении тела есть и существует душа, то возможно ей быть и существовать и прежде тела, то не от глубокого размышления, мне кажется, происходит это их слово. Ибо не один и тот же логос становления в бытии (γενέσεως) и сущности(ουσίας). Ибо первый является выражающим категории времени, места и отношения (του ποτε καί που ειναι καί πρός τι), а второй — бытия [т. е., что существует нечто], его вида [т. е., что именно существует] и качества [т. е., как оно существует] (του ειναι καί τι καί πως ειναί). Если же так, то душа, после того, как придет в бытие, существует вечно по причине сущности, но не отвлеченно а в связи с категориями времени, места и отношения — по причине сотворения . Ибо душа и по смерти тела называется не просто душой, но душой человека и такого–то конкретного человека. Ибо и после тела имеет в качестве своего вида все вообще человеческое, определяемое посредством отношения части к целому. Так же как и тело смертно по причине природы, но не отвлеченно по причине сотворения. Ибо тело не просто телом называется по разлучении души, хотя оно и растлевается и по естеству распадается на исходные элементы, из которых оно состоит. Ибо и оно имеет в качестве вида своего целое, определяемое по его отношению к нему как части, — человеческое. Итак, обоих связь — души, говорю, и тела, как частей целого человеческого вида, — неотъемлемо разумеваемая изображает и одновременное возникновение (γένεσιν) их, и различие между собой по сущности показывает, ни коим образом не повреждая ни один из присущих им логосов. И совершенно невозможно найти или назвать безотносительное тело или душу. Ибо вместе с одним сразу же привходит и понятие «чье–то» для другого; так что, если предсуществует одно прежде другого, то значит оно есть кого–то еще. Ибо связь эта непреложна.

И сего довольно об этом. И если слово мое не отпало от истины –благодарение Богу, вашими молитвами руководившему меня к доброму разумению. Если же негде нечто недостаточествует истиной, то вы увидите точный смысл слова, как вдохновенные Богом к знанию таковых предметов.

III. На его же из того же Слова: «доколе и само в себе вещество несет беспорядок, словно [находясь] в каком–то течении» [66]

Думаю, что и настоящего слова цель заключается в мысли предыдущего пассажа [67]. Ибо, обращаясь по большей части к веществолюбцам и плотолюбцам, приводит это, дабы отсюда могли благочестиво исследующие намерение святого заключить следующее: поскольку человек создан был Богом украшенным добрóтой нетления и бессмертия, но безобразие окружающего его вещества предпочтя умной доброте, соделал совершенное забвение превосходного достоинства души, лучше же сказать — Бога, душу боговидно украсившего, сорвал достойный выбора [68] по божественному постановлению, мудро устрояющему наше спасение, плод, [произведя] не только тела тление и смерть, и ко всякой страсти удобопреклонное движение и способность, но и вне и вокруг него материальной природы непостоянство, несоразмерность, и ко изменению готовность и удобоподвижность, и либо тогда ее Бог по причине преступления сорастворил с нашим телом, и вложил и в нее силу изменяться, подобно тому, как и в тело — страдать и совершенно распадаться, по написанному: и сама тварь повинуся тлению не волею, но за повинувшаго ю на уповании [69], либо от начала по предведению так сотворил ее по причине предвиденного преступления, дабы терпя от нее страдания и бедствия, пришли мы в сознание себя самих и своего достоинства, и с радостью согласились бы отвергнуть расположение к телу и к ней.

Ибо часто попускает всепремудрый Предведетель нашей жизни нашим желаниям естественно пользоваться вещами ко вразумлению нашему, когда, при безрассудном их использовании, посредством [происходящего] от них и вокруг них смущения и расстройства возвращает к по природе вожделенному дотоле безрассудное наше влечение (ερωτα) к здешнему. Ибо три суть главных способа, коими педагогически излечиваются, как говорят, наши страсти; и посредством каждого из них беспорядочность вещества мудро и с должным порядком прилагается как врачевство злого бремени страстей, направляемого по превышающему наше разумение и лучшему плану к предуведенному Богом благолепному результату. Ибо [это бывает] или по необходимости наказания за преждебывшие согрешения, которых, быть может, и следа не содержим в памяти по причине неведения, а может и помним, но подобающее этим прегрешениям исправление бываем не в состоянии подъять, либо не желаючи, либо не могуще по причине приобретенного злого навыка; или [посредством сего] от немощи очищаемся и отбрасываем настоящую и живущую в нас злобу, и преднаучаемся и будущую отвергать; или же один человек [претерпевающий это] предлагается другим в чудный пример отличного терпения и благочестивого мужества, если, конечно, он высок разумом и славен добродетелью и способен явить собою в непоколебимом терпении скорбей [70] сокрытую дотоле истину.

Итак, он убеждает тех, кто не может ничего помыслить превышающего настоящую жизнь, не надмеваться телесным здоровьем и текучим непостоянством [71] вещей и не превозноситься перед неимеющими сего, поскольку покуда продолжается настоящая жизнь, облеченнная этим тлением и сопровождающими его превращениями и изменениями, неизвестно, что еще и с ними случится по причине неравномерности и беспорядка во всем относящемся к телу и ко вне его сущим вещам. Это, я думаю, говорит он словами: «доколе и само в себе вещество несет беспорядок», вместо того, чтобы сказать, что доколе все сие находится под властью тления и изменения, и мы облечены в тело смирения [72], и равно подвержены многообразным напастям [проистекающим] от него попричине присущей ему немощи, не превозносились бы мы существующим среди нас неравенством, но, напротив, — мудрым помышлением выравнивали бы неравномерность равночестной природы, и недостаток других восполняли бы своим избытком. Для того–то, быть может, и попущено существовать неравномерности, чтобы явилась сила сущего в нас рассудка, предпочитающего всему добродетель. Ибо всем человекам присуще это изменение и превращение, — как тела, так и того, что вне его, — влекущее и влекомое, и одно то лишь стяжавшее твердо и непоколебимо, что оно непостоянно и текуче.

IV. На его же из Слова на святого Афанасия: «Ибо не имеет ничего более высокого, и даже совершенно [ничего] не будет иметь» [73]

Мне кажется, что сими [словами] богоносный этот учитель отрешает учащегося, от всякого сравнительного и различительного, и как бы то ни было иначе называемого соотношения. Ибо таковой образ речи сведущие в этом называют безотносительным (ασχετον), и это то же самое, что назвать его несравненно превышающим все, в силу превосходящего отрицания [74].

V. Из того же Слова на: «а кому удалось с помощью разума и созерцания расторгнуть вещество и плотское сие (то ли облаком следует его назвать, то ли покрывалом), соединиться с Богом, и смешаться с беспримесным светом, насколько это доступно человеческой природе; тот блажен, [как удостоенный] отсюда восхождения и тамошнего обожения, кое дарует истинное любомудрствование и то, чтобы стать над вещественной двойственностью ради помышляемого в Троице единства» [75]