Оливье Клеман - Оливье Клеман Беседы с патриархом Афинагором

• Название: Оливье Клеман Беседы с патриархом Афинагором
• Автор: Оливье Клеман
• Жанр: Религия
• Год: 1993

---

Он жил средь нас. Его печать лежала

На двадцати веках. Все было в Нем.

Вселенная Его лишь отражала.

Не так давно, спокойным, серым днем,

Ушел из храмов и домов убогих

Один, босой, с сумой, с крестом, с огнем.

Никто не крикнул вслед. Среди немногих,

Средь избранных царил такой покой,

Венцы сияли на иконах строгих.

А Он проплыл над огненной рекой

И отворил тяжелые ворота,

Ворота вечности, Своей рукой.

Ничто не изменилось…

* * *

Я

Он — инкогнито на дорогах мира… Однако несмотря на наши разделения, несмотря на жестокосердие паше, Он остается верным Своей Церкви…

Он

И в этом–то заключается трагедия: мы изгнали Его как раз оттуда, где Он всецело отдает Себя в чаше. Церковь разделенная раздирает Своего Господа, тогда как вся она должна стать единой и живой чашей, из которой энергия Божия изливается на всех людей.

Но мы–то, мы–то довольны собой! Мы — чистые, истина с нами, и мы осуждаем других. Но жизнь и история рядом с нами, они стучатся в дверь Церкви, чтобы задать ей вопросы о конце мира. Все меняется. Научная революция, которая совершается в мире, изменяет не только условия жизни, но самого человека, его воспитание, его отношения к женщине, его психологию; завтра, может быть, она изменит и его наследственность, его характер. Не в том дело, что наука и техника построят мир без Бога, как иногда говорят. Но они поставят человека перед вопросом, который будет становиться все настоятельней, о том куда все это ведет, какой смысл все это имеет, и какой смысл имеет прежде всего его собственная жизнь… Сам атеизм меняется. Он делается той атмосферой индифферентности, которая порабощает массы людей. Видоизменяется и коммунизм, на свет появляются новые тенденции. То он остается или вновь становится псевдорелигией, то — не более, чем алиби для нового правящего класса, то он обмирщается и переносит упор на технику социальной организации…

Я

Теперь на Западе наблюдается возникновение подлинного мистического атеизма, который в наркотиках, трансе, эротизме или игре в революцию стремится компенсировать подлинные религиозные эмоции, отказываясь при этом от личного Бога и неотвратимо обрекая человеческую личность на разложение и распад. Этот мистический атеизм находит опору в индийской духовности, более или менее искаженной…

Он

Я наблюдаю за этим движением в современной греческой мысли. И здесь повторяется та же трагедия: если столько искателей неведомого обращается к йоге или азиатским религиям — к «святой Азии», как сказал Сикельянос, — то лишь в силу того, что христианство покидает его дух, в силу того, что оно не умеет обращаться к человеку индустриальной цивилизации… Сегодня, однако, история не может обойти решающие вопросы. Наука, техника, возникновение планетарного человека — все это требует объяснения. Человечество всматривается в загадки вселенной и оказывается внезапно на пороге тайны — чтобы обрести Бога или развал. Распад материи и распад душ одновременно порождают ничто и бесконечное. Где же Церковь в этот решающий час? Что она делает? Каким ликом мы ее наделяем? Мы говорим: Церковь–по люди–то видят нас. И что они видят? Что они видят?

Через несколько дней в Халки патриарх возвращается к этой горестной теме. Внезапно, как это часто он делает.

Он

Людям Церкви больше всего недостает Духа Христова, смирения, самоотречения, незаинтресованного подхода, способности видеть лучшее в другом. Мы робеем, хотим сохранить то, что устарело, потому что мы привыкли к этому, мы хотим быть правыми перед лицом других. Под стереотипными формулами условного смирения мы прячем дух гордости и властолюбия. Мы остаемся в стороне от жизни.

Он встает и начинает ходить большими шагами. Голос его становится более жестким, под конец он почти кричит.

Он

Из Церкви мы сделали организацию, одну из многих других. Все силы наши ушли на то, чтобы поставить ее на ноги, ныне они уходят на то, чтобы она действовала. И она действует, более или менее, скорее менее, чем более, но действует. Только (теперь он кричит — это единственный раз, когда я видел его кричащим) она работает как машина. Работает как машина, а не живет.

Я

Одна из тем, которая чаще других встречается в ваших посланиях, это различие христианства и Церкви

Он

Я говорил вам, Христос и христианство пребывают повсюду. Христос необходим нам, без Него мы ничто. Но Он не нуждается в нас, чтобы действовать в истории. Вся история человечества, начиная со дня Воскресения, и даже со дня творения, вся история пронизана христианством.

Я

Со дня творения… Отцы говорили, что нехристианские религии во многих отношениях служат «приготовлением к Евангелию», но и они не забывали о необходимости экзорцизма. Ныне можно было бы сказать, что они подготавливают окончательное излияние Духа, которое откроет человечеству прославленный лик Христов.

Он

Ветхий Завет содержит в себе целый ряд заветов которые и по сей день сосуществуют наравне друг с другом. 176

Я

Об этом с такой ясностью говорил в III веке Ириней Лионский. И святой Григорий Палама, когда он был в плену у турок, — впрочем, плену столь мягком, что он мог свободно общаться с мусульманскими учеными, — отмечал, что призвание ислама состояло в том, чтобы принести языческим народам откровение Бога Авраамова.

Он

Так завет Адама, или скорее Ноев завет, продолжает существовать в архаических религиях, прежде всего в религиях Индии с их космическим символизмом.

Я

Весь мир как богоявление, можно сказать, как радуга, ибо радуга есть знак Ноева завета. Язычество в силу своей близости к первозданности определенным образом предвосхищает окончательное преображение всяческой жизни в Духе Святом.

Он

Но оно не ведает — оно забыло — Бога Живого; мы же знаем теперь, что свет исходит к нам от Лица. Нужен был завет с Авраамом, и он несомненно, обновлен в исламе. Завет с Моисеем сохраняется в иудаизме… Христос же заново воспроизвел все. Воплотившийся Логос, который созидает мир и открывает себя м нем, является Словом, глаголящим устами пророков, чтобы направлять историю… Вот почему я считаю, что христианство есть религия религий, порой я говорю даже, что принадлежу всем религиям.

Я

Динамика истории, которую переживает современное человечество, считающее себя секуляризованным, вытекает из основных установок Библии. Об этом никогда не вспоминают, но именно на библейское откровение, по крайней мере в Европе, опирается объективность нашего восприятия мира. Гароди, французский философ–коммунист, охотно признает, что понятие личности имеет христианские истоки. Несколько лет назад мне приходилось встречаться с ним в связи с ситуацией христиан в СССР. Я указал ему cum grano salis, что он не мог бы быть материалистом без библейского откровения, придающего тварному миру устойчивую реальность и утверждающего ответственность человека по отношению к творению. В индийской традиции материя была видимостью, иллюзией, которую следует усвоить и погасить внутри себя, однако вся настоящая наука, вся техника исходят из этой внутренней основы, из глубины личности.

Для спиритуалистов Древней Греции материя была гробницей — тело–могила (soma–sêma), — говорил Платон, — от которой следовало освободиться. Я уже не говорю о манихеях…

Библейское откровение открыло путь для науки и техники. Прежде всего оно наделило историю той сокрытой силой, которая оживляет ее уже две тысячи лет. Эта сила — понятие личности и свободы. В нашей православной традиции личность определяется через свободу и ответственность.

Я

Стремление к свободному и ответственному существованию личности явно становится закваской современной истории в Европе, в Америке, а ныне и в странах третьего мира.

Он

Все дело Ататюрка, было насыщено этим стремлением. Посмотрите хоти бы, что он сделал для освобождения женщины здесь, в этой стране, которая теперь стала моей страной.

Я

Как странно, что это стремление так часто сталкивается с недоверием или запретами со стороны Церквей!

Он

Церкви боялись Евангелия, и страх их был вполне оправдан. Христос же остался среди людей, Он оживотворил их историю без Церквей, иной раз вопреки им… С социализмом дело обстоит так же: в той мере, в какой он стремится к большей справедливости и большему соединению людей, он вырастает на евангельской закваске. Бедняк — это воплощение Христа…

Я

В последние годы некоторые французские историки–медиевисты открыли, что движения к евангельскому пауперизму в христианской Европе черпали свое вдохновение у греческих Отцов, говоривших о воплощении Христа в бедняке. Движения эти существовали и в византийском мире, как скажем, движение «зилотов» в Фессалониках. Что–то подобное происходило моментами и в русской революции, по крайней мере, в народе… Великое христианское пробуждение всякий раз наступало тогда, когда преодолевался разрыв между Церковью, обладательницей евхаристической тайны, и этим евангельским alter ego Церкви, каковым является мир, когда он оживотворен стремлением к свободе или к единению. Так было в Средние века со святым Франциском Ассизским, который обручился с госпожой Бедностью и обручился на виду у всех, как бы с вызовом богатым купцам его города, или со святым Григорием Паламой, который уже епископом Фессалоникийским возвращается к теме «зилотов», чтобы напомнить о социальной правде и залоить начало социологии духовного единения. Так было в начале нашего века с большими религиозными философами, французами и русскими, с Пеги, с Бердяевым… 3атем пришел Иоанн XXIII… Он