Святитель Илия (Минятий) - Слова в Великий пост

• Название: Слова в Великий пост
• Автор: Святитель Илия (Минятий)
• Издательство: Издательство Сретенского монастыря
• Жанр: Религия

Епископ Илия Минятий, родившийся 330 лет назад на греческом острове Кефаллиния, был весьма образованным человеком: долгое время он даже обучал светским и богословским наукам детей знатных греков. «Слава о красноречии Минятия, — утверждают историки, — была столь велика, что послушать его проповеди приходили не только православные, но и католики–итальянцы». В книгу «Проповеди», изданную Сретенским монастырем, вошли беседы святителя в дни Великого Поста и на большие церковные праздники.

---

Кроме того, в этой жизни совесть есть тайный обвинитель, ибо и сам грех укрывается. Ее укоров никто другой, кроме виновника, не слышит. Но в день суда совесть станет явным обвинителем, ибо и сам грех станет явным. Ее укоры услышит и виновный, услышат и все ангелы, люди и демоны. Тогда мы открытыми очами будем видеть не сновидения, не приведения, но действительно того человека, который убит нами собственноручно или по нашему навету; в руках он будет держать полную чашу своей крови и скажет: «Пей, брат! Зверь кровожадный, ты умертвил меня или дарами подкупил судью, или ложью обманул правосудие, так что моя смерть осталась неотмщенной, мои сироты — без пропитания, овдовевшая жена моя и родственники — опечаленными. Тщетно они оплакивали меня доселе, но вот теперь перед Божественной справедливостью, перед Богом Судией я подношу тебе мою кровь: испей, брат!» Тогда увидим, как бедный, обиженный нами, будет кричать нам: «Ненасытный богач, владыка неправедный, корыстолюбивый купец, я целую жизнь выплачивал мой долг, но векселя своего назад не получил; я работал, как невольник, и все мои труды, все плоды, весь доход пошел на выплату долга, а он все же еще живет, мое имя еще значится в твоих долговых книгах, рост на рост, долг на долг поглотили все мое имущество. Мои дети питаются подаянием, жена работает по чужим домам, мой дом угас. Я остался наг. Моей крови жаждешь? Так пей ее теперь, выпей, брат!» Тогда мы узрим, как Сам Иисус Христос, действительно со святой чашей пречистых Своих Тайн в руках, будет обличать нас, архиереев и священников: «Святотатственный клирик, сколько раз ты осмеливался служить, — не подумав предварительно поисповедаться; брать нечистыми руками Мое Святое Святых; причащаться Моих Тайн оскверненными устами; ты оставлял церковь и уходил на рынок, забывал о жертвеннике и заботился о своем доме, торговал Моей благодатью, ты попрал Мою кровь — пей ее, пей, брат!» Тогда мы увидим младенцев, которых жестокосердые матери убили еще во чреве; они будут плакать горькими слезами: «Детоубийцы–матери, вы причинили нам сугубую смерть или из расчета, чтобы не кормить нас, или же, чтобы скрыть свое бесчестье: вы лишили нас света жизни и света Божественной славы. Прокляты уста, которые дали вам этот роковой совет! Проклята рука, подавшая вам это смертоносное зелье! Проклята ваша решимость, убившая нас еще до рождения! Взгляните на чистую и невинную кровь, которой вы осквернили землю! Матери, пейте ее!» Боже мой, сколько чего передумал наш ум, никогда в течение всей жизни не остававшийся в покое; сколько переговорил наш беспокойный язык; сколько сделала наша воля, так склонная на все злое! Тогда все, в чем согрешили, — устами, даже до пустого слова включительно; умом, даже до мельчайших мыслей, — все, что было, со всеми подробностями объявится перед нашими очами и перед очами всего мира. «Перед нами предстанут, — свидетельствует Василий Великий, — вдруг все наши дела и явятся все создания нашей мысли, с собственными чертами, как что было сказано и сделано». О, что за видение! Тогда обнаружится то, что было показным и казалось добродетелью; что было ненавистью и казалось ревностью; что было кознью и казалось дружбой; что было осуждением и казалось исправлением. Была ли здесь обнаружена подложная подпись? Тогда обнаружится, какое перо писало ее. Исчез из церкви священный сосуд? Тогда откроется, какая рука украла его. Был ли злой умысел, донос? Тогда объявится язык, учинивший его. Обманута ли невинная девушка, скрывается ли виновник, осужден ли невинный? Тогда будет узнан действительный отец ребенка и откроется тот обольститель, которого мы чтили как святого, тот блудник, которого вы считали образцом скромности. Тогда будут узнаны волк и овца, сребролюбец и предатель, Иуда и истинный апостол; лукавый Исав и добрый Иаков. О, какой стыд! «Мы вдруг увидим все наши дела как будто в действительности, с их свойственными чертами, как каждое было сказано и сделано». Горе мне, с меня струится холодный пот, я весь волнуюсь от стыда, когда иду открыть свой грех духовнику, который будет хранить его в тайне, хоть я и уверен, что он не откроет его, не накажет меня и простит. Как я объявлю свой грех перед очами всех ангелов? Они будут смущаться мной! Перед всеми святыми? Они будут отвращаться от меня! Перед всеми демонами? Они будут смеяться надо мной! О, какой стыд, какое смущение! Но ужасаться еще обличений своей совести–что за мука! Эти грехи, которые вижу, буду говорить я сам, великие и страшные грехи, все мои. Я не могу скрыть их в этот день, открывающий даже все тайное тьмы, ибо это день откровения. Бог дал мне в сей жизни легчайший способ получить прощение; стоило только сказать мне: «согреших, а духовнику–отпущаютпся тебе греси твои», и я был бы прощен. Но не сделал этого. Мне об этом открыто говорили проповедники, тайно–духовники, но я не сделал. Я знал об этом, но не сделал. Прожил столько лет, имел время сделать, но не сделал. И есть ли у меня какое–нибудь оправдание? Но как будто мне было недостаточно моих собственных грехов; нужно было прибавить еще чужие. Этот не хотел ни лжесвидетельствовать, ни убивать — я побудил его. Та бедная девушка или честная женщина, по возможности, хранили себя — я силой или обманом увлек их в грех. Юноша не знал еще никакого зла — мои слова и беседы, отравив его слух, развратили его нравы. Я был священником — и в соблазне превзошел мирян. Был женат — и на глазах у жены содержал блудницу. Я был отцом — и явился для детей своих учителем всего дурного. Я был примером погибели — и еще вращался среди людей. Разве недостаточно было мне самому подвергнуться наказанию и не увлекать других в муку своим советом, примером и соблазном? Теперь чем могу оправдаться? Я каюсь, но совершенно бесполезно, ибо время покаяния прошло. Настало время воздаяния. Итак, что мне делать? Я обвиняю и осуждаю самого себя. Боже, нет надобности во внешнем суде — меня осуждает моя совесть. Я охотно спрятался бы в ад, чтобы не видеть своих грехов. Примите же меня, о муки, — рай уже не для меня. Я говорю это и трепещу. Так, христиане, обвиняет и осуждает обвинитель и судья — собственная совесть. «Нет, — говорит Златоуст, — нет судьи столь бдительного, как наша совесть». Но остановись, грешная душа, остановись, куда ты идешь? В тебе совершила обвинение и осуждение твоя совесть; обожди — еще Божественное правосудие должно совершить суд и воздаяние. О суд, о душа!

Брат, здесь мне следовало бы поступить так же, как поступил некий разумный художник. Он взялся за непосильное дело–написать лицо Елены, совмещавшей в себе всю красоту природы, — и изобразил его под покрывалом, предоставив уму догадаться о том, чего не могла выразить рука. Следовало бы и мне, сойдя с амвона, умолчать о лице Бога Судии, пылающем гневом Божественного правосудия, предоставив вашему уму рассудить о том, чего не может разъяснить мой язык. Лик Божий, как он страшен для человеческих очей! В другой речи я описал Его подробно, теперь повторю вот что: я знаю, что когда Бог сошел на гору Синай, это место стало страшным, там было пламя огня, там был гром и молния, говорит Священное Писание, так что народ израильский, стоя издали и внимая, весь трепетал. Но ведь Бог сошел туда не для суда, а только для дарования закона. А когда Он придет в славе Своей не за тем, чтобы давать закон, а чтобы судить нарушителей этого закона, когда Он придет во всей Своей славе, без всякого покрова, чтобы судить со всем гневом, без всякой милости?! О, это я скрываю, обхожу молчанием, предоставив вашему уму постигнуть то, чего не может изречь мой язык! Гнев Божий без милости! Боже мой, «кто весть державу гнева Твоего, и от страха Твоего ярость Твою изчести?» (Пс. 89:11). Поэтому божественный Златоуст говорит: «Невыносимы эта геенна и муки; но и бесчисленное множество этих мук ничто, если только представить себе светлый Божий лик отвратившимся и кроткое око Его не могущим смотреть на нас». Но почему Он тогда — один гнев, без милости? Потому что тогда происходит суд и воздаяние. Подумайте только, ведь это самое страшное во втором пришествии Христовом!

Бог судит грешника двояким образом. В сей жизни Бог судит грешника, как судья виновника, но смотрит на него, как отец на сына, т. е. судит его не со всем Своим гневом, поэтому грех может быть заглажен покаянием. «Не разжжет всего гнева Своего» (Пс. 77. 38), говорит пророк. Судить его такой мерой гнева Своего, чтобы грешник, по словам Григория Богослова, «пораженный, вразумился и, наставленный, обратился к Богу». Его правосудие в этой жизни вместе с судом являет и долготерпение. Он — Судия праведен, крепок и долготерпелив. В будущей же жизни, так как грех уже не может быть заглажен покаянием, ибо тогда уже нет времени для покаяния, Бог судит грешника, как преступника, и смотрит на него, как на врага, — судит его, как виновного, воздает ему, как врагу. В этой жизни Бог — Судия и Отец; в той — Судия и Мздовоздатель. Какое же отмщение совершает Бог?