Наталья Иртенина - Белый крест

• Название: Белый крест
• Автор: Наталья Иртенина
• Издательство: Эксмо : Лепта
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2006
• ISBN: 5-699-16832-Х

Революция 1917 г. так и не произошла из-за масштабного космического катаклизма, и после кровавого хаоса история человечества пошла по иному пути. К середине XXI века мир оказался полностью поделен между тремя сверхдержавами — Российской Империей, Американскими штатами под властью оккультных сект и азиатскими исламскими Соединенными Королевствами.

В центре внимания спецслужб России оказался маленький ребенок, подвергшийся воздействию темных сил. За ним ведут охоту агенты заокеанской правящей секты, лидеры которой уверены в его мессианском предназначении. Перед службами стоит задача спасти ребенка от уготованной ему роли Антихриста. Слепым орудием борьбы цивилизаций становится также представитель искусственно выведенной в Штатах расы людей — голем, возомнивший себя сверхчеловеком. А из-за края земли, образовавшегося в результате катастрофы, за всем этим наблюдает Зверь…

---

— Кино про пистолетный ствол и гордый фаллос, стыдливо прикрытый женской натурой, — сказала за него дочь.

— Сударыня! — Мирский посмотрел на нее с суровой укоризной.

Мурманцев сморгнул и одеревенел. Хотя тоже был под хмельком, но еще твердо осознавал, что жене офицера говорить такое никак не положено. И знать, между прочим, тоже.

— Пап, ты уже рассказывал это раз десять на моей памяти. И один раз вот этими же словами.

— Не позорь отца, Анастасия, — строго молвил генерал. — Не мог я такого сказать.

— При мне не мог, — пожала плечами Стаси, подошла к отцу и обняла. — Прости, пап, но у меня дурное свойство случайно слышать чужие разговоры. Я была маленькая и меня не заметили.

— Вот так, сударь. — Мирский повернулся к Мурманцеву. — С твоей женой ухо держи востро.

— Мне это известно, — откликнулся Мурманцев.

— А с тобой, сударыня, ничего не случится, если еще раз послушаешь, — напустился на дочь генерал. — Ишь, егоза! Отцовские мемуары ей, видишь ли, скучны… — Он помолчал. — Ну вот, сбила. О чем я рассказывал?

— Дальше у тебя о продуктах, — мило улыбнулась дочь.

Генерал пропустил еще одну рюмочку и тяжко, по-хмельному задумался.

— Да, продукты. — Он вскинул голову. — Полки ломились от заморских фруктов — генетических мутантов, замученных гормонами иностранных кур и жевательной резины. Лично у меня есть все основания считать, что эта резина вызывала застой жидкости в мозгах. От разной импортной химии, вроде вкусовых добавок и ядовитой сои, тоже умственная водянка приключалась. И еще темный лимонад, в него, кажется, добавляли вытяжку кокаинового куста. А уж что добавляли в шампунь от перхоти, я не знаю, только и он тоже нехорошо действовал на мозги. Ну, правда, это не было доказано, но я-то знаю! Слава Богу, дети мои, что государь Владимир Романович все это прекратил и заразу каленым железом выжег, — закончил Григорий Ильич и размашисто перекрестился.

Дети обменялись взглядами. На губах дрожал смех.

Настенные старинные часы пробили одиннадцать.

— Ну, — генерал со всей осторожностью поднял себя с кресла, — вижу, вас надо отпускать. Мне в постель, а вам, молодым, — уж как знаете. Тебя, сударь, жду завтра утром.

Мурманцеву снится сон. Будто видит он перед собой огненный шар, тот, что из колдовского леса, и тянет к нему руку. Или шар тянет его к себе. Шар живой — теперь он знает это наверняка. Пальцы касаются жаркого сияния и уходят вглубь него. Мурманцев не чувствует боли — ее нет. И вдруг он оказывается в незнакомом месте. Огненный шар исчез. Перед ним — жилой дом в несколько этажей. Он видит название улицы на стене: «Гороховая». Мурманцев уверенно входит в подъезд, поднимается на третий этаж. Почему-то он знает, куда нужно идти.

Дверь заперта, но это не беда. Он входит в квартиру. В передней — много калош, шуб и пальто. Из глубины квартиры доносятся гитарная музыка, смех, крики, звяканье рюмок. Мурманцев проходит по коридору. Мимо прошмыгивает юноша жидкой наружности в рубахе и штанах, какие носили лет сто и больше назад. В одной из комнат людно и накурено. Накрыт стол, вокруг в беспорядке сдвинуты стулья. Здесь человек десять-двенадцать. В основном молодые женщины-простолюдинки. Одна, перекрикивая других, пытается что-то рассказывать. В углу рябой солдат в расстегнутой шинели грызет яблоко и глядит на всех большими бессмысленными глазами. В центре стола сидит человек, на обоих плечах которого повисло по краснолицей, распаренной от вина девке. Хозяин квартиры. Одет он просто, едва ли не в исподнем, но сам не прост. Выражение глаз поминутно меняется. То хитро-насмешливое, то сумрачно-одержимое, то покорно-безвольное. Длинные волосы расчесаны на прямой пробор, в бороде запутались хлебные крошки. На груди поверх рубахи большой тяжелый крест. Мурманцев смотрит мужику в глаза и невольно вздрагивает, узнав. «Зачем я здесь?» — смятенно думает он. Сесть ему некуда, и он остается стоять возле таращущегося солдата. Его никто не замечает.

От двери доносится звон колокольчика. Мурманцев слышит, как одна из краснолицых девиц, пьяно лыбясь и вульгарно интонируя голос, упрашивает мужика:

— Отче, расскажи, как просвещал блудниц в Саратове. Люблю слушать, как ты баешь про изгнание беса. Страсть люблю. Неужто правда ремнем по мясам голую гнал улицей?

В комнате стихло. Послушать старца всем было в охотку.

— Гнал и ремнем, — серьезно заговорил мужик. — Бес смиренных боится. А власть смирять мне от Господа Бога дана за подвиги мои. Смиренью же можно учить разно. И чрез телесные муки от вервия, коим Христос гнал сквернителей из храма. И чрез муки голизны прилюдной. И чрез унижение. Женщина существо гордое и блудливое. А я — маленький Христос. Мною освящаются и спасаются похотливые. Ну-ко, Агашка, сыгрый нам да спой. Мою любимую.

Девка напротив, с шалыми черными глазами и косой, уложенной на голове в три ряда, взяла гитару. Тронула струны. Но тут в комнату вернулся юноша, попавшийся Мурманцеву в коридоре, похожий на полового из трактира. Подбежав к старцу, он шепнул ему что-то на ухо. Распутин отпихнул от себя девок, принял осанистый вид.

— Ну, — сказал, — веди. Поглядим. Агашка, отложи-ка струмент.

Парень исчез и минуту спустя привел впереди себя женщину. Принадлежала она не к низкому сословию. В лице была видна образованность. Мещанка или, может, гувернантка. В руках держала сумочку-кошелек. Оглядев компанию, она определила хозяина квартиры, легко поклонилась ему и замерла. Очевидно, не ожидала найти здесь такое многолюдство. Ее разглядывали с интересом и откровенным ожиданием.

— Отец Григорий, к вам я… — пробормотала женщина и замолчала.

Распутин встал. Оправил рубаху, перешагнул через ноги сидящих.

— Знаю, зачем пришла, — сообщил он, остановившись перед гостьей. — Исцеления хочешь. — Он протянул руку и провел по щеке женщины. Она низко опустила голову. — Мужа-то нет. Огонь телесный залить некому. Что ж полюбовника не нашла?

— Где ж его найти-то? — усмехнулась вдруг женщина и посмотрела в глаза старцу. — Грешно, отец Григорий. Вот если б вы…

Старец распялил рот в юродивой ухмылке.

— Много вас таких. Со всеми грешно, а со мной не грешно. Не грешно со мной? — Он повернулся к сидящим за столом.

— Не грешно, отче, — подтвердили бабы. — Для спасения не грешно.

— А гордыня-то, а? — зычно вопросил Распутин у женщины. — Для меня себя берегла? Меня, Христова крестника? Любой с улицы, за которого Спаситель распят, не гож для твоей гуньки? — Он перевел дух и заговорил ласковей, добавив в голос теплой мякины: — Беса блудного мне выгнать не трудно, матушка. Да гордыня утянет тебя в пекло. А спасаться надо-ть, милая. Мне спасать вас надо-ть. Мне сам Бог повеление такое дал.

Распутин шагнул спиной к столу и, как бы невзначай споткнувшись, смахнул стоявшую на краю почти полную бутылку ликера и посудину с красной икрой. Звонко хлопнувшись, стекло разлетелось по полу. Вишневая жидкость потекла под стол и под ноги женщине. Икра смешалась с осколками и ликером, притянув к себе завороженные взгляды.

— Матрена, ведро с тряпкой, — велел Распутин, усаживаясь на диван, подальше от мутной красной речки.

Рослая девка с некрасивым лицом принесла наполненное водой ведро, поставила, рядом бросила тряпку. И села на место.

— Прибрать бы надо, милая, — обратился старец к гостье. — Не сочти за труд.

Женщина, снова обведя глазами сидящих, медленно положила сумочку на тумбу у стены. Расстегнула манжеты платья и закатала рукава.

— Да ты сыми его вовсе, — подсказал Распутин. — Испачкаешь, подол мешать будет.

Женщина растерялась.

— Как это…

Но кто- то из баб на стульях уже подсказывал ей глазами: снимай, не перечь, святой старец знает, что говорит. Одна из девок подошла помочь и почти силой стянула с несчастной платье. Подтолкнула к ведру.

— И сапожки сымай — заляпаешь, не дай Боже, — серьезно приговаривал старец, кивая.

Сапожки были сняты и поставлены у двери.

— Боюсь, матушка, чулки издерешь. Пол-то у меня, может, и гладкий, а может, и гвоздок где выскочил. А так-то он теплый, не простудишься.

После этого тем же ласковым манером женщина была избавлена от нижней сорочки и осталась в одних лишь панталонах. Стояла пунцовая, руками закрывая грудь.

Распутин молчал.

Женщина неуклюже склонилась над ведром, взяла одной рукой тряпку.

— Двумя-то, милая, сподручней.

Несчастная миг помедлила, а затем словно пустилась во все тяжкие. Груди открылись взорам, тряпка тяжело шмякнулась на пол, разливая воду. Согнувшись, женщина начала елозить ею по половицам, сгребая размокшую икру. Солдат в углу громко сглотнул. Бабы тихонько зашушукались.

В коридоре снова раздался звон колокольчика. Тот же юноша гибко скользнул в дверь. Распутин не шевелился, на лицо легла желтая тень — он казался восковой фигурой.