Наталья Иртенина - Белый крест

• Название: Белый крест
• Автор: Наталья Иртенина
• Издательство: Эксмо : Лепта
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2006
• ISBN: 5-699-16832-Х

Революция 1917 г. так и не произошла из-за масштабного космического катаклизма, и после кровавого хаоса история человечества пошла по иному пути. К середине XXI века мир оказался полностью поделен между тремя сверхдержавами — Российской Империей, Американскими штатами под властью оккультных сект и азиатскими исламскими Соединенными Королевствами.

В центре внимания спецслужб России оказался маленький ребенок, подвергшийся воздействию темных сил. За ним ведут охоту агенты заокеанской правящей секты, лидеры которой уверены в его мессианском предназначении. Перед службами стоит задача спасти ребенка от уготованной ему роли Антихриста. Слепым орудием борьбы цивилизаций становится также представитель искусственно выведенной в Штатах расы людей — голем, возомнивший себя сверхчеловеком. А из-за края земли, образовавшегося в результате катастрофы, за всем этим наблюдает Зверь…

---

— Хотите заняться воспитанием голема? — Малютин изумленно вскинул брови. — Ну-ну. Здесь я вам не помощник, Савва Андреич. Кроме того, это не входит в круг ваших обязанностей. Впрочем, я наслышан о вашем упорстве и удачливости в достижении… гм… подобных целей.

— Хотите сказать — «безумных», ваше превосходительство?

Малютин не ответил, глотая чай, но именно это он и хотел сказать.

— Может быть, они и безумные, — продолжал Мурманцев, — но я не согласен отступать перед барьерами, возводимыми разумом. Надо хотя бы попытаться взять их.

— Да… пожалуй, мне нравится такая постановка вопроса. Как вы намерены действовать? И кстати, «вырвать и игры» вы сказали. Сандерс арестован. Для него эта игра уже окончена. Или я чего-то недопонимаю?

— Он зациклен на ненависти к своим хозяевам, хозяевам Урантии. У меня создалось впечатление, что в него вложили эту ненависть, как компьютерную программу, — те, кто использовал его. Пока эту программу не изъять — он в игре, на их стороне. А действовать я намерен… честно сказать, не знаю. Буду фантазировать — по вашему же совету. Например, заставлю читать сказки.

— Не понял. Какие сказки?

— Детские сказки. Аксаков, Андерсен ну и так далее.

— Вы смеетесь, господин капитан?

— И не думал. — Мурманцев, воодушевившись, вспомнил, как генерал-лейтенант Карамышев настраивал его на педагогическую работу с четырехлетним ребенком. — Или… помните, Иван Фомич, такого писателя — Михаил Булгаков?

— Мм… что-то запамятовал.

— Хотя да, он не слишком известен. Жил в первой половине прошлого века. Писал в основном фантастику.

— Ах фантастику! — небрежно протянул Малютин. — Так бы сразу и сказали. Разве ж я читаю фантастику?

— А я так иногда почитываю. Бывает очень даже душевно написано. У Булгакова была такая повесть — «Собачье сердце». Премилая вещица. Хотите расскажу содержание?

— Сделайте одолжение.

— Некий профессор, тоже в некотором роде Франкенштейн, создал из собаки человека. Пересадил псу какие-то мозговые железы погибшего мужчины. Дальше эта псевдоличность берет фамилию Шариков и начинает самостоятельную жизнь, устраивается дворником. Однажды он видит, как свора псов напала на мальчишку-бродяжку. Дело происходит в двадцатые годы прошлого века, беспризорников тогда много появилось. Шариков смотрит с интересом, азартно подначивает псов, своих бывших приятелей. А потом внезапно вспоминает, как сам побирался по улицам, как голодал, как его пинали везде, как однажды повар-садист ошпарил кипятком. Он начинает проникаться жалостью к мальчишке, бросается с метлой на псов. Те, раззадоренные, переключаются на него, валят с ног. Он ударяется головой, теряет сознание. Псов уже разгоняют другие, подоспевшие на помощь. Шариков снова попадает на операционный стол к профессору — проломил череп, когда падал. Повредил те самые пересаженные железы. А других у профессора под рукой нет. И он возвращает на место прежние, собачьи. Предполагается, что после этого существо начнет деградировать из псевдоличности обратно в зверя. Но ничего подобного не происходит. Шариков остается человеком. Псевдоличность становится личностью. Правда, живет недолго, все-таки умирает. Такая моралитэ.

Малютин выдержал паузу, затем медленно спросил:

— Скажите честно, зачем вам это? Я понимаю — сказки, фантастика. Но вы же не думаете всерьез, что гомункул может обзавестить бессмертной душой?

— Милосердие беспредельно, почему нет?

Вместе с сырым воздухом оттепели в открытую форточку влетал тяжелый, густой, будто медовый, звон с колокольни Пречистенского храма. Мурманцев специально попросил выделить ему для бесед с арестованным — именно бесед, не допросов — помещение с минимальным набором казематных признаков. Ажурная решетка на окне, отсутствие острых и тяжелых предметов, кнопка вызова охраны на столе — вот и все. Остальное — легкие занавески, шкафы с многотомными энциклопедиями, горшки с бегониями и геранью на подоконнике, электрический чайник — создавало атмосферу обычного присутственного места, какой-нибудь редакции или нотариальной конторы.

Мурманцев сидел за столом и не сводил глаз с собеседника. Сандерс съежился на стуле, втянул голову в плечи и дрожал.

— Что, холодно? — спросил Мурманцев.

Сандерс замотал головой, страдальчески глянул на него и повернулся к окну.

— Тогда почему ты трясешься? Испугался? Чего?

— Вот это… — выдавил Сандерс. — Звон. Плохой. Опасность.

Он порывисто прижал руки к голове, закрыв уши, и сморщился в гримасе.

Мурманцев встал и захлопнул форточку. Сандерс медленно опустил руки.

— Обычный колокольный звон. Почему ты видишь в нем опасность?

— Не знаю. Похоронный звон. Страшно.

— Это не похоронный звон. Благовест. А откуда тебе известно про похоронный звон? В Урантии где-то сохранился этот обычай?

— Не знаю. Нет. Мой дед слышал. Прадед. Похоронный звон. Он был летчик. Он вез бомбу в Белую Империю. Звон его не пустил. Самолет падал. Потом — взрыв. — Сандерс говорил с закрытыми глазами, как будто вспоминал лично пережитое. — Он почти ослеп. Летел на парашюте. Было страшно. Он написал, потом. Я читал.

Мурманцев ощутил, как внутри поднялась волна. Всколыхнулась память. Перед глазами поплыло. Он закрыл лицо руками, поставив локти на стол. Это было. Это уже было. Дежа вю. Полгода назад. Сон после видения огненного шара. Мистическому ужасу, что объял его тогда, Мурманцев нашел имя — страх Божий. Во сне он был тем летчиком, везущим в брюхе самолета атомную бомбу. Его остановила какая-то властная сила. Что он почувствовал тогда, в кабине бомбардировщика, не передать никакими словами. Через такое приходят либо в психушку, либо в монастырь. Его звали Джейсон Коулмен. Коулмен. Неисповедимы пути земные.

Мурманцев усилием подавил волнение. Поднял взгляд на Сандерса и сказал:

— Колокольный звон не несет никакой опасности. Но он выпрямляет пути. Я хочу помочь тебе.

— Я не выполнил свою миссию, — в десятый или пятнадцатый раз со дня ареста тупо повторил Сандерс.

— Забудь о своей миссии. Очень хорошо, что ты ее не выполнил. Скажи, кто внушил тебе, что ты должен ненавидеть твоих хозяев? Кто эти люди, которые послали тебя сюда?

— Не знаю. Они сказали, моя раса — лучшая. Но Урантия создала нас для рабства. Нужна война, чтобы мы получили свободу и стали первыми на земле.

— А ты хочешь быть первым?

— Они сказали — я лучший, значит, должен хотеть.

— То есть ты не знаешь. Вот видишь — твоя миссия в действительности не является твоей. И твоя ненависть — тоже не твоя. Поэтому тебе лучше забыть и о том, и о другом.

— Почему?

— Потому что эти люди использовали тебя в своих целях, очень грязных целях. Ты выполнял их желания, они сделали тебя своим рабом. Ты просто поменял одних хозяев на других. Хотя они и говорили тебе о свободе. Но это пустые слова.

— А ты раб? У тебя есть хозяева?

— Нет. В Белоземье нет рабов.

— Я не хочу быть рабом. Я останусь в Белой Империи. Меня не отдадут Урантии? — Жалобный взгляд. — Там меня казнят. Мне рассказали. Для людей моей расы есть специальный способ казни. Очень неприятный. Он называется «Пентаграмматон». Это когда заживо гниешь и разлагаешься. Несколько часов. Очень гадко, наверное. Я не хочу.

Мурманцев как наяву увидел кучу гниющей плоти голема на Краю Земли. Вероятно, «Пентаграмматон» — какая-то каббалистская магия? — еще более мерзкое зрелище.

— Я тебя понимаю. Но чтобы перестать быть рабом, мало жить в Белой Империи.

— Мало? — огорченно переспросил Сандерс и поник. — Что же нужно?

Мурманцев достал из сумки тонкую книжечку в мягкой обложке и придвинул к арестанту.

— Может быть, найдешь ответ здесь.

— Ганс Христиан Андерсен. Русалочка, — вслух прочитал Сандерс. — Что это?

— Возьми с собой и прочти. После поговорим.

Мурманцев нажал кнопку вызова и велел конвойному увести арестованного в камеру.

Об убийстве двух урантийских послов столица шумела неделю. Когда внимание к этой теме начало ослабевать, в прессу непостижимым образом проникли сплетни об искусственном человеке, совершившем громкое убийство. Утечка информации оказалась настолько явной, что князь Долгоруков, шеф отдела внутренней разведки, вынужден был поставить это на вид своему заместителю Малютину. А тот в сердцах устроил головомойку адъютанту и еще нескольким подчиненным. Виновник так и не был найден. Мурманцев для себя решил, что это продолжение все той же провокационной игры, которую ведет неведомый противник, прячущийся за безликими исполнителями. Задача этого противника — раскачать лодку Империи, чтобы она начала черпать бортом воду. Инфицировать находящихся в ней гребцов вирусом лжи, вызывающим куриную слепоту.