Иерей Геннадий Егоров - Священное Писание Ветхого Завета. Часть 2.

• Название: Священное Писание Ветхого Завета. Часть 2.
• Автор: Иерей Геннадий Егоров
• Жанр: Религия
• Год: 2007
• ISBN: 5–7429-0198–4

Предлагаемое издание курса лекций предназначено в качестве учебного пособия по библеистике для студентов, обучающихся по направлению или специальности «Теология», а также для слушателей системы повышения квалификации. Вторая часть пособия содержит обзор учительных и пророческих книг Священного Писания Ветхого Завета.

---

3.4. Порядок книг Соломоновых

Прежде чем мы перейдем к изучению книги Песнь Песней, следует остановиться на вопросе о том, случаен ли порядок книг Соломоновых в Писании, и если нет, то чем он обусловлен. Толкователи, склонные только к буквальному пониманию текста, высказывают мнение, что книгу Песнь Песней (про любовь) Соломон написал в молодости, Притчи (плод жизненного опыта) — в зрелом, а Екклезиаст был уже старческим подведением итогов и разочарований. Однако в Священном Писании мы видим другой порядок, который подсказывет нам необходимость иного объяснения, более соответствующего духовному смыслу Писания.

Для начала приведу высказывание преподобного Исидора Пелусиота. Он пишет в одном из посланий [27, ч. 2–3, с. 335]:

«Поскольку желал ты знать о порядке трех Соломоновых книг, то знай, что одна учит нравственной добродетели, другая показываете суетность труда увлекающихся житейским, а последняя — любовь к Божественному в душе, обученной сказанному выше. Посему и расположены книги сии одна на первом, другая на втором и последняя на третьем месте. Кто, став учеником приточника, преуспел в нравственности, тот, приступая к Песни Песней, не поползнется уже в любовь плотскую и обычную, но воспарит к Пречистому и Божественному Жениху, Который соделывает блаженными уязвленных к Нему любовью.

Посему, советую молодым людям касаться третьего писания не прежде, чем преуспев уже в двух первых. Ибо и по таинственным уставам непристойно, лучше же сказать, безрассудно проникать во святилища недостойным еще и преддверий.

Как в ветхозаветном храме внешний двор доступен был всем, а внутреннее Святое, окруженное преградами и доступное некоторым, недоступно было неосвященным и нечистым, во внутренность же Святого и во Святая Святых не дозволялось входить даже имевшим безукоризненную жизнь, кроме одного архиерея, как освятившего себя на это и сложившего с себя всякую смертную скверну, так и молодым людям надлежит вести себя и в отношении сих книг. Сперва им надлежит украситься доблестью нравов и тогда уже касаться недоступного многим. Ибо если те, которые должны оставаться вне ограды, не будучи посвящены, безрассудно с усилием приступят к божественному тайнодействию, то понесут крайнее наказание».

Итак, изучение каждой из трех книг требует все большего очищения. Но книги Соломоновы и руководят человека к очищению и возрастанию в добродетели. Именно с этих позиций объясняет порядок их расположения святитель Григорий Нисский.

Он говорит, что духовная жизнь, по подобию телесной, имеет свои возрасты в становлении добродетели, начиная с младенческого. И эти возрасты отражены в писаниях Соломона. Как разным возрастам человеческой жизни соответствуют разные виды деятельности, «так и в душе можно видеть некоторое сходство с телесными возрастами, по которым сыскивается некоторый порядок и последовательность, руководящие человека к жизни добродетельной. Посему-то иначе обучает притча, и иначе беседует Екклесиаст, любомудрие же Песни Песней высокими учениями превосходит и Притчи, и Екклесиаста. Ибо учение, преподаваемое в Притчах, обращает речь еще к младенчествующему, соразмерно с возрастом соображая слова. «Слыши, сыне, — говорит оно, — законы отца твоего, и не отрини завета матери твоея» (Прит. 1:8). Усматриваешь ли в сказанном еще нежность и необразованность душевного возраста, почему отец видит, что сын имеет еще нужду в материнских заветах и в отеческом вразумлении? И чтобы ребенок охотнее слушал родителей, отец обещает ему детские украшения за прилежание к учению; ибо детям приличное украшение — золотая цепь, блестящая на шее, и венок, сплетенный из каких-нибудь красивых цветов. Но, конечно, следует разуметь сие, чтобы смысл загадки мог путеводить к лучшему. Так Соломон начинает описывать сыну Премудрость, в разных чертах и видах объясняя благообразие несказанной красоты, чтобы к причастию благ возбудить не страхом каким и необходимостью, но вожделением и любовью, потому что описание красоты привлекает как-то пожелания юных к указуемому, возбуждая стремление к общению с благообразным. Посему, чтобы паче и паче возрастало в нем вожделение, из вещественного пристрастия превратившись в невещественный союз, красоту Премудрости украшает похвалами» [11, 18–20].

«После сего начинает Соломон приуготовлять юношу к таковому сожительству, повелевая ему иметь уже в виду божественное брачное ложе. <…> Сим и подобным сему воспламенив вожделение в юном еще по внутреннему человеку, и представив в слове самую Премудрость повествующею о себе, чем наиболее привлекает она любовь слушателей, говорит при том, между прочим, и сие: "аз любящия мя люблю" (Прит. 8:17), потому что надежда быть взаимно любимым сильнее располагает любителя к вожделению, а вместе с сим предлагая ему и прочие советы в каких-то решительных и вместе неопределенно выраженных изречениях, и, приведя его в совершенство, потом в последних притчах, в которых восписал похвалы он доброй жене, ублажив сие доброе сожительство, наконец, уже присовокупляет в Екклесиасте любомудрие, предлагаемое достаточно приведенному в вожделение добродетелей приточными наставлениями. И в этом слове, похулив приверженность людей к видимому, все непостоянное и преходящее назвав суетным, когда говорит: «все грядущее суета» (Еккл. 8:11), — выше всего, восприемлемого чувствам, поставляет врожденное движение души нашей к красоте невидимой, и, таким образом очистив сердце от расположения к видимому, потом уже внутрь божественного святилища тайноводствует ум Песнею Песней, в которой написанное есть некое брачное уготовление, а подразумеваемое — единение души человеческой с божественным. Посему, кто в притчах именуется сыном, тот здесь представляется невестою; Премудрость же поставляется на место жениха, чтобы уневестился Богу человек, из жениха став непорочною девою и, прилепившись ко Господу, соделался единым с Ним духом чрез срастворение с пречистым и бесстрастным, и из тяжелой плоти пременившись в чистый дух» [11, с. 22–24].

3.5. Песнь Песней Соломона

Эта книга, наверное, одна из самых таинственных во всем Ветхом Завете. Но и одна из самых соблазнительных, поскольку образы там настолько яркие и, можно сказать, чувственные, что человек, который не вполне еще свое сердце очистил от страстей, может быть приведен в немалый соблазн и смущение. Тем более, что в ней ни разу имя Божие не упоминается, ничего не говорится ни о Храме, ни о вере, ни о молитве, — только некий юноша с девушкой друг о друге воздыхают и описывают друг друга в разных восторженных выражениях. Что же делает это произведение в каноне Священного Писания?

Попробуем ответить на этот вопрос. Перечисленными выше вопросами не исчерпываются трудности, встающие на пути буквального толкования Песни Песней. Помимо того, что в ней нет никаких религиозных тем, она очень странная с точки зрения формы. Это книга без начала и конца — она начинается с полуфразы: «Да лобзает он меня лобзанием уст своих»; точно так же, как и обрывается непонятно на чем: «Беги, возлюбленный мой; будь подобен серне или молодому оленю на горах бальзамических» (Песн. 8:14). Куда беги, зачем? Персонажи не обозначены, непонятно, кто с кем разговаривает: то вдруг возлюбленный — царь, то — пастух. Возлюбленная то сторожит виноград, то пасет овец, то она — царица в Иерусалиме, то ее вдруг стражники избивают. Поэтому существует большое количество различных объяснений: то ли это просто Соломон и его невеста, то ли это одна невеста и Соломон и пастух, между которыми эта невеста мечется. А, возможно, это один Соломон и две его возлюбленных: одна — царица, а вторая — пастушка. В этом смысле эта книга — находка для исследователей, можно всю жизнь открывать что-то новое.

Попытки назвать Песнь Песней сборником ветхозаветных брачных гимнов разбиваются о соображение, высказанное одним современным автором: «Можно ли себе представить, чтобы свадебные гимны древнего Израиля совершенно игнорировали Бога, когда известно, что брачные церемонии евреев включали в себя "благословения Божии" новобрачным и их дому» [37, с. 115].

Для полноты картины сошлюсь на одно пособие для переводчиков Библии: «Песнь Песней представляет собой уникум во всем Писании, и нет ничего, даже отдаленно напоминающего ее. Это — лирическая поэма, но это вместе и диалог и монолог, хотя, опять же, и эти термины не подходят; указания лиц, произносящих те или иные слова в Песни Песней отсутствуют; в ней есть драматические черты, но это — не драма; в ней нет никакого движения. Язык у нее совершенно особый и крайне трудный, но это — не литературное произведение: постоянно мы находим в ней существительные мужского рода, сопровождаемые прилагательными женского рода или глагольным окончанием, употребляющимся в отношении женского рода, и — наоборот: существительные женского рода, сопровождающиеся прилагательными мужского рода; или — существительные в единственном числе, а сопровождающие их глаголы во множественном, и наоборот» (Meek The Interpreter’s Bible. 1956. P. 91 [цит. по 37, с.107–108]), — на русском языке это передать без существенной потери специфики текста совершенно невозможно.