Андрей Богданов - Русские патриархи1589–1700 гг

• Название: Русские патриархи1589–1700 гг
• Автор: Андрей Богданов
• Издательство: ТЕРРА; Республика
• Жанр: Религия
• Год: 1999

Первые три главы (по Смуту) опубликованы отдельно: Богданов А.П. Тайны московской патриархии. М.: Армада, 1998. 377 с. Внесена авторская правка. Например, в издании 1998 года говорится на с. 9. о выделении денег «на помин души царя–кровопийцы», а в издании 1999 г. слово «кропийцы» опущено.

---

Казалось бы, тенденция правительства ясна. Не спешите с выводами. Царь тут же давал монастырям и церквам этих епархий новые несудимые грамоты. Более того, тарханные грамоты выдавались в епархии «великого государя» Филарета Никитича, не встречая с его стороны возражении.

Зачем на Руси пишутся законы — знают все. Это способ повышения умственного потенциала нации. Соборное уложение 1580 г. напрочь запретило завещать, продавать или закладывать вотчины монастырям. Указ 1622 г. закреплял за монастырями вотчины, купленные или данные им после запрета.

Вскоре Филарет устроил пересмотр и новое утверждение всех жалованных духовенству и монастырям грамот, включая и выданные уже в его патриаршество.

Семейные чувства не мешали Филарету санкционировать создание «Сказания» о появлении патриаршества в России и о поставлении на престол его лично. Патриах представлен там как представитель Бога на земле. Царь должен почитать его не только «по родству», но прежде всего «по превосходящему святительству», — гласит «Сказание» [179], не случайно приписываемое многими исследователями патриарху Никону.

Филарет был, как никто, близок к такому положению. Тем не менее его важнейшие решения, например об учреждении архиепископии Сибирской и Тобольской, принимались «изволением» царя и лишь затем — «советом и благоволением» патриарха с освященным собором (1620 г.).

Щедроты светской власти немало способствовали направлению в Сибирь первого архиепископа Киприана. Характерно, что именно к царю обращался он с просьбами о жаловании денег и земель новоучреждаемым монастырям и церквам, за управой на воевод и служилых людей (1621—1622 г.; это положение сохранялось и впоследствии).

Патриарх же взял на себя моральную поддержку христианизации Сибири и первым делом устроил жестокую выволочку Киприану за «небрежение» исправлением погрязших в «скверных похотех» пастырей и пасомых (в 1622 г.). Описание вольных нравов сибирских христиан в разносной грамоте Киприану [180] любопытно, но деятельный архиепископ был обижен незаслуженно. Осознав это, Филарет сделал Киприана своим ближайшим помощником.

По царской и патриаршей грамоте тот был вызван в Москву и произведен в сан митрополита Крутицкого (Сарского и Подонского), а в Сибирь поехал новый архиепископ Макарий с «Памятью» об управлении окраинной епархией и в особенности об обращении иноверцев в православие [181].

Успехи в этой области были несомненны. «Новый летописец» восторженно сравнивает Филарета с древним крестителем Леонтием Ростовским чудотворцем. Секрет «чуда» был прост: пожалования и запреты. По указу некрещеные не имели права держать холопов, принявших православие, — те автоматически получали свободу. Это была сильная мера, но впоследствии царь Федор Алексеевич изрядно подкрепил ее, распространив на всех крестьян и на само владение поместьями.

Патриарх держал у себя на дворе и всячески ублаготворял желающих креститься, в том числе спасавшихся от «опалы» светских властей («опричь измены»); то же он рекомендовал епархиальным архиереям. Священники–миссионеры шли по благословению архиереев с казаками–землепроходцами: по красивому выражению А. П. Смирнова, «свет веры Христовой засветился от подошвы Урала до Енисея».

Чем более рьяно ругают в последние годы русскую колонизацию, тем более необходимо подчеркнуть мирный характер православной миссии на Востоке. Царские и патриаршие указы строжайше запрещали не только насилие, но и «украдом тайные подговоры» язычников креститься.

Даже давая защиту опальным, священники не должны были ставить крещение условием спасения. Язычников и магометан следовало «к себе приучати и приводить ко крещению с любовию, а страхом и жесточью ко крещению никак не приводити» [182].

Не была свойственна «жесточь» и самому патриарху. Соперники его по влиянию на царя, сосланные и «расточенные», были жертвами политической традиции и вряд ли могли справедливо сетовать на то, что с удовольствием проделали бы с Филаретом (и что с ним, помнится, творили другие).

Между тем обруганный и тут же обласканный Киприан занял место митрополита Ионы, более шести лет до возвращения Никитича из плена управлявшего делами патриархии. Весьма показательно, что патриарх долго не отстранял Иону, хотя немедля по прибытии в Москву отменил его суровый и несправедливый приговор справщикам (редакторам книг) Дионисию Зобниновскому с товарищами.

Справщики, обвиненные во внесении «еретических» исправлений в Требник, были оправданы после длительных прений на соборе русских архиереев в присутствии Иерусалимского патриарха Феофана и царя Михаила Федоровича (в 1619 г.). Но их правка в Требнике не была утверждена: патриарх ограничился припиской на полях книги о спорности вопроса.

Только в 1625 г., получив детальные разъяснения от восточных патриархов, Филарет распорядился замарать в Требниках всех церквей слова «и огнем» в молитве на Богоявление, из–за которых разгорелся бурно–доносительный и строго–наказательный спор. Впредь книги печатались без сего «прилога».

Примечательно, что соборно посрамленный митрополит Иона не претерпел гонений и в 1620 г. сам заспорил с Филаретом, просвещенно не желая перекрещивать католиков при обращении оных в православие. На новом соборе против Ионы патриарх обстоятельно доказывал, что «латиняне–папежники суть сквернейшие и лютейшие из всех еретиков», подробнейше «вычитал» их заблуждения — в большинстве мелочные, не относящиеся к вере или вовсе чуждые католикам.

В конце концов Иона зарыдал, покаялся и… был прощен! А настойчивый Филарет вскоре устроил новый собор и утвердил подробные правила перекрещивания «белорусцев» — подданных Речи Посполитой, которые только «именуются православными». Расследованием дел о вере и крещением католиков, протестантов и западных православных патриарх со всей тщательностью занимался сам.

Под его подозрение подпадали даже православные русских земель, отошедших по Столбовскому миру к Швеции (1617 г.). Шведы были согласны, чтобы православное духовенство и храмы этих областей находились под юрисдикцией митрополита Новгородского. Русские власти немало лет сомневались, тянули с решением, придумывали разные отговорки… В итоге даже «твердых в православии» заграничных богомольцев запретили пускать в Софийский собор, а «пошатнувшихся» — и в сам Новгород (1629 г.).

Филаретом двигали не столько национальная или религиозная нетерпимость, как обычно считают, сколько представление о букве закона. Присоединившихся по его правилам к православию патриарх жаловал выше достоинства.

Так, склонный к унии западнорусский архимандрит Иосиф–Иезекииль Курцевич был поставлен архиепископом Суздальским (в 1625 г.) и при Филарете избегал кары, несмотря на взяточничество, притеснения паствы и явный ночной грабеж.

А бывший униатский архиепископ Афиноген Крыжановский, получивший от патриарха должность келаря в Угрешском монастыре, был наказан лишь тогда (в 1632 г.), когда на ворованные деньги захотел наладить связь с турками!

Столь же формально Филарет относился к «литовским», то есть западнорусским, книгам. Они свободно распространялись до 1627 г., когда в «Учительном Евангелии» знаменитого просветителя Кирилла Транквиллиона Старовецкого случайно и отчасти по недоразумению обнаружилась «ересь».

Царь и патриарх немедля указали россиянам собрать и сжечь все книги Транквиллиона (что, судя по составу библиотек, не было выполнено народонаселением). Велели также вообще не покупать никаких «литовских» книг (еще менее успешно).

Затем последовал указ составить опись таких книг по всему государству, чтобы постепенно заменять их в церквах русскими. Но до той поры разрешалось не только читать, но и в церквах служить по «литовским» книгам (1628).

При всем том в Москве был ласково принят «литовец» Лаврентий Зизаний, и в 1627 г. издан под редакцией Филарета его «Катехизис», послуживший объектом яростных, хотя и мелочных прений. Следует отметить, что обладавший большой библиотекой патриарх много потрудился над книгопечатанием, лично подбирая справщиков и участвуя в редактировании текстов.

Для исправления книг совместным указом царя и патриарха по стране собирались древние пергаменные рукописи, положившие начало знаменитой Типографской библиотеке. Редактирование, правда, велось исключительно на славянском наречии, хотя часть справщиков, несомненно, знала греческий.

Двойственное отношение к греческому авторитету вообще было характерно для Филарета, утверждавшего в «Сказании» закономерность установления в России патриаршества, поскольку в других странах православие пришло в упадок.

При этом авторитет греческих архиереев ценился Филаретом весьма высоко. Это выражалось не только в почтении, но в более существенных для обнищавших Поместных церквей пожертвованиях. Никитич был щедр, и весьма…