Андрей Кураев - ПЕРЕСТРОЙКА В ЦЕРКОВЬ

• Название: ПЕРЕСТРОЙКА В ЦЕРКОВЬ
• Автор: Андрей Кураев
• Жанр: Религиоведение

Слово «миссионер» привычно уже относить к католикам или протестантам, американцам или корейцам. Но вот перед нами книга, написанная миссионером Русской Православной Церкви. И это книга не о том, что было в былые века, а о том, как сегодня вести разговор о вере с тем, кто уже готов спрашивать о ней, но еще не готов с ней согласиться. И это книга не о чужих победах или поражениях, а о своих.

Ее автор — профессор Московской Духовной Академии, который чаще читает лекции не в ней, а в светских университетах (в год с лекциями он посещает по сто городов мира). Его книги уже перевалили рубеж миллиона экземпляров и переведены на многие языки.

Несмотря на то, что автор эту книгу адресует в первую очередь своим студентам (семинаристам), ее сюжеты интересны для самых разных людей. Ведь речь идет о том, как мы слышим или не слышим друг друга. Каждый из нас хотя бы иногда — «миссионер».

Так как же сделать свои взгляды понятными для человека, который заведомо их не разделяет? Крупица двухтысячелетнего христианского миссионерского эксперимента отразилась в этой книге.

По благословению Архиепископа Костромского и Галичского Александра, Председателя Отдела по делам молодежи Русской Православной Церкви

---

— Среди многих других моих задач есть и такая. Ее можно сформулировать более жестко и страшно: я пробую немножко «расцерковить» хотя бы некоторых семинаристов (не всех, конечно). Не в смысле отучить их молиться или отбить у них охоту к чтению Отцов. А в смысле — предложить им высунуть нос за границы «поповки». Чтобы они в минуты, свободные от молитв и богословских занятий, не сплетничали между собой о поповской жизни и о семинарских преподавателях, а обсуждали бы проблемы вроде бы зацерковной культурной, общественной, научной жизни. Но обсуждали бы не на уровне кухонных сплетен, а на уровне более-менее серьезном.

И еще — семинаристы должны быть разными. Некоторых малолетних схимников для их же будущего духовного здравия нужно немного «расцерковить», очеловечить, научить их улыбаться, радоваться простым вещам.

В монастыре американского иеромонаха Серафима (Роуза) один послушник вывел из читаемых им духовных книг, что монахи — люди серьезные и смеяться им не пристало. Вести себя он старался соответственно. В трапезной, когда настоятель (отец Герман) рассказывал забавные случаи, он сидел, потупясь, на лице не появлялось и тени улыбки. Его спросили, в чем дело, и он ответил: «Духовной жизни такое не подобает! Здесь монастырь!». Увы, созданная им для себя неулыбчивая «духовность» оказалась для него непосильным бременем. В конце концов он сломался, оставил монастырь, а потом и христианство[1119].

А уже в наши дни в одном из московских монастырей наместник заметил, что у молодых и не в меру ревностных послушников появляются признаки духовного нездоровья: они всё обращались к нему за благословением на чтение литературы о стяжании непрерывной молитвы (исихазму)… Когда в очередной раз послушники попросили у него инструкцию по созерцанию нетварного света, отец наместник вспомнил, что на днях его прихожанка-художница принесла ему книгу, изданную в сопровождении еерисунков. Книга была про Винни-Пуха. Вот ее-то отец архимандрит взял со своего стола и обязал юных мистиков ее читать. На их недоуменный вопрос — до каких пор им ее изучать, последовал ответ: «До охоты на Слонопотама! Этого вполне хватит»… Через несколько дней ребята стали такими, какими и подобает быть в их возрасте, сбросив с себя маску преждевременного «старчества»[1120].

Вообще прежде чем обожиться, надо попробовать очеловечиться. В попытке перепрыгнуть именно через эту ступеньку священномученик Ириней Лионский (II век) видел грех первых людей: не став еще людьми, хотели стать богами.

Начинать выход из преждевременной стилизации под «бесстрастие» можно с того, чтобы радоваться той самой «святой и смешной детворе». По-человечески, без всяких там цитат из Игнатия (Брянчанинова), без оглядки на святые прецеденты (они есть, но не всякий семинарист достаточно богословски эрудирован, чтобы их помнить). Не могу поверить, чтобы Христос не улыбался и не смеялся, когда брал на руки малышей!

А еще одна радость — это радость узнавания эха Евангелия в светской культуре. У семинариста ведь есть преимущество: он знает оригинал, поэтому может понять, на что намекает Толкиен, а на что — «Матрица»…

— Да ведь семинаристы, как правило, не читают Толкиена.

— Так вот в том-то и проблема, что семинаристы не пользуются своим преимуществом. Это неправильно. У светских студентов нет знания библейского первоисточника, и потому русские толкинисты не понимают, что Толкиен написал христианскую книгу. Они не чувствуют аллюзий. Семинарист может это почувствовать — но он не читает Толкиена. Поэтому моя задача, как ни ужасно это звучит, вместо Григория Паламы подсунуть ему Толкиена. Если ты хочешь быть миссионером — придется читать и это тоже!

— То есть в первую очередь Вы работаете с будущими миссионерами?

— Да, и я вновь хотел бы пояснить, что я не считаю, что это нужно всем семинаристам. Семинаристы разные — и по своему психологическому складу, и по своему призванию. И их наставники не должны их подгонять под один стандарт, и сами ребята должны осознавать свое своеобразие и понимать, что «попы разные нужны, попы всякие важны».

— Так, выходит, миссионер все время говорит о чем-то светском?

— Нет. Он должен уметь начать разговор со светского сюжета. А затем перейти к своему.

— Нередко видишь священников на светских мероприятиях. Должны ли они участвовать в мирской жизни? Смотришь, Иван Охлобыстин уже священником стал…

— Прекрасно! Церковь многолика и многообразна. Она — живой организм, и в нем должны быть и вот такие «пограничники», как я, и монахи-отшельники типа старца Анатолия из фильма «Остров». И это ошибка, если вы скажите: «Мне понравился отец Анатолий, значит, все батюшки должны быть как он». Это будет кошмар, а не Церковь. Еще больший кошмар, если все батюшки станут как Кураев. Слава Богу, что наша Церковь достаточно здорова для того, чтобы терпеть существование таких маргиналов как Охлобыстин или Кураев.

Вот недавно Охлобыстин поделился со мной своей мечтой: «Я мечтаю снять ролик». Сюжет такой. Едет хорошая машина, но не «Мерседес», а посерьезнее… Вспомнил — «Ламборджини». Резко и красиво тормозит. Дым из под колес. Рука открывает дверь — в кадре белые манжеты, на запястье виден хороший «Ролекс», на пальце — перстенек со вкусом и с бриллиантом. Из пассажирской дверки выходит дива такая дивная, что Памела Андерсон просто отдыхает. Повязывает бандану. Берутся за руки… И идут в православный храм.

БЕСЕДА НА РОК-КОНЦЕРТЕ

— Когда уже воцерковленный человек вдруг открывает для себя мир рокмузыки — всегда ли это шаг назад, понижение планки?

— Очень по-разному бывает. Люди очень разные.

Для кого-то это будет понижением градуса духовной жизни, оскудением его души.

А для кого-то — напротив, признаком очеловечения, знаком того, что человек прекратил некое насилие над собой, прекратил подгонять себя под заданные книжные параметры и разрешил себе просто быть человеком, своим собственным сверстником. В конце концов, сказать себе правду о себе — это тоже поступок.

И есть третий вариант — когда человек обращается к миру рок-музыки ради другого. Ради того, чтобы быть понятным и чтобы ему были понятны его сверстники. Ведь есть лакуна в нашей православной культуре: у нас нет душевности. Есть вершины духовности. Есть болото приходских суеверий. Нам бы еще найти и освоить обычное Средиземье. Средиземье нормальной христианской человеческой культуры, пронизанной христианским смыслом. Нам нужно не только вершинное «Добротолюбие» — нам нужны детские сказки, нам нужен детский православный спектакль, нужно художественное православное кино, православные клубы молодежного общения. Так что паки и паки скажу: прежде чем обожиться, нужно очеловечиться.

— А как вообще Вы относитесь к рок-музыке?

— Плохо. Я никогда не любил и не понимал рок-музыку. Но это не мешает мне дружить с рок-динозаврами и даже бывать на рок-концертах. Понимаете, есть люди, реальные люди. Представьте себе, такие же проблемы стояли перед священниками лет двадцать назад, когда к ним приходили люди, работающие в органах КГБ. По форме — враги, и вдруг оказывается, что это тоже люди. За погонами — у них сердце есть, и там тоже бывает покаяние. Не все люди, которые шли в КГБ, работали против своего народа. Были там и такие структуры, которые действительно защищали Родину. Они не были палачами. Они не занимались слежкой, борьбой с инакомыслием, — и как к ним было относиться?

И мне кажется, сегодня похожая ситуация складывается с рок-культурой: там есть люди.

Очень часто мы, православные люди, плюемся, говоря: «Все эти рокеры одинаковы, все они одним сатанинским миром мазаны». Это слишком легкое и, в конце концов, даже кощунственное решение.

Есть Христовы слова: Итак во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними (Мф 7:12). Хотели бы мы, чтобы о нас и нашей вере судили так же «глобально», как мы судим о мире рока? Давайте подумаем: почему Православие одних влечет, а других страшит? Мы обижаемся, когда натыкаемся на не-наши представления о нашей вере. Так и рокеры обижаются, когда укалываются о наши представления об их любви. Есть ли в нашем, церковном, мире дурь, а в их, рок-мире, — сатанизм? Есть. Но и то и другое — не все Православие и не весь рок.

Нам не хотелось бы, чтобы эту дурь считали родовым признаком всего православного мира. Но тогда и мы сами должны оградить себя от размашистых суждений о других мирах. Наш мир сложен. Но и другие миры тоже пестры.

Для православных людей слово «рок» — это прежде всего обозначение сатанеющей толпы. А для части людей, любящих рок, упоминание этого слова пробуждает воспоминание о совсем ином: о катарсисе, пережитом на рок-концерте, о совестном ожоге, причиненном точным поэтическим образом, о чистой поэзии, которая ложится на гитары Шевчука и Кинчева…