Андрей Кураев - ПЕРЕСТРОЙКА В ЦЕРКОВЬ

• Название: ПЕРЕСТРОЙКА В ЦЕРКОВЬ
• Автор: Андрей Кураев
• Жанр: Религиоведение

Слово «миссионер» привычно уже относить к католикам или протестантам, американцам или корейцам. Но вот перед нами книга, написанная миссионером Русской Православной Церкви. И это книга не о том, что было в былые века, а о том, как сегодня вести разговор о вере с тем, кто уже готов спрашивать о ней, но еще не готов с ней согласиться. И это книга не о чужих победах или поражениях, а о своих.

Ее автор — профессор Московской Духовной Академии, который чаще читает лекции не в ней, а в светских университетах (в год с лекциями он посещает по сто городов мира). Его книги уже перевалили рубеж миллиона экземпляров и переведены на многие языки.

Несмотря на то, что автор эту книгу адресует в первую очередь своим студентам (семинаристам), ее сюжеты интересны для самых разных людей. Ведь речь идет о том, как мы слышим или не слышим друг друга. Каждый из нас хотя бы иногда — «миссионер».

Так как же сделать свои взгляды понятными для человека, который заведомо их не разделяет? Крупица двухтысячелетнего христианского миссионерского эксперимента отразилась в этой книге.

По благословению Архиепископа Костромского и Галичского Александра, Председателя Отдела по делам молодежи Русской Православной Церкви

---

Материал современной молодежной культуры может предоставить материал для миссионерской работы Церкви.

Что в этой ситуации делать? — Да просто быть терпимыми. Не обзывать церковных людей немиссионерского склада «обрядоверами» и «мракобесами». Понять и оценить их правду. Но и миссионерам разрешить работать, освободив их от подозрений и от необходимости постоянно оправдываться перед православными же людьми.

Миссионер должен быть честен. Он не должен заниматься пропагандой и рекламой. Трудно молодому человеку войти в современную церковную жизнь? — Да. Но тем, кто всюду ищет только легкость, не интересны ни Евангелие, ни Апокалипсис. И они не интересны нам. Тот юноша, что испугался наших «бабушек», уж точно не устоит перед «зверем из бездны»[411].

Так что для молодого человека это проверка его веры, его любви и его мужества: сможешь ли ради Христа встать в один строй с нашими бабульками? Тот, кто не может, уже стар, что бы ни было написано в его паспорте. Он стар, потому что не умеет ломать свои стереотипы.

К КАКИМ «НАРОДАМ» ИДТИ СЕГОДНЯ?

27 марта 2007 года Синод нашей Церкви принял «Концепцию миссионерской деятельности Русской Православной Церкви».

В ней прописаны миссиологические банальности (это хорошо, что эти тезисы теперь воспринимаются как банальности и что из книг о миссионерстве они, наконец, перешли в официальный документ).

Вот одно из этих неоспоримо-верных провозглашений: «использование принципа церковной рецепции культуры просвещаемого народа; освящение тех национальных черт, которые позволяют народам, при сохранении своей культуры, самоуважении и самоидентификации, внести свой уникальный вклад в молитвенное прославление Бога; проповедь Евангелия и совершение миссионерского богослужения на национальных и искусственных (например, разработанных для глухонемых) языках; подготовка клира и миссионеров из местного населения».

Но вот вопрос: «местное население» — это кто?

Только не-русские? А внутри русскоязычного и вроде бы крещеного населения разве нет достаточно тесно сплоченных групп населения со своими стилями жизни, речи, своей системой коммуникации, своими лидерами? Эти группы в своей жизни не принимают в расчет существование Церкви и ее проповедь, хотя могут собираться в одном шаге от древнего приходского храма.

И вот вопрос: можно ли к этим субкультурам русской молодежи отнести призыв к «церковной рецепции культуры просвещаемого народа»?

Почему этот замечательный принцип предлагается прилагать лишь к «народам»? Почему не к социокультурным группам, к субкультурам?

Тогда это звучало бы так: «использование принципа церковной рецепции молодежных субкультур (рокеров, толкинистов, рэперов, скинхедов…); освящение тех субукультурных черт, которые позволяют этим группам, при сохранении своей культуры, самоуважении и самоидентификации, внести свой уникальный вклад в молитвенное прославление Бога; проповедь Евангелия и совершение миссионерского богослужения на искусственных языках этих субкультур; подготовка клира и миссионеров из числа населения молодежных клубов».

Что, зябко? Так отчего же ради японцев или чукчей мы готовы идти на большие жертвы, чем ради московских, наших, детей? Ведь то, что относится к миссии среди японцев, наверно, можно приложить и к миссии среди русских детей. Вряд ли нынешняя российская нецерковная молодежь ближе ко Христу, чем японцысинтоисты…

По мысли святителя Иоанна Златоуста, «Моисей излагал все, приспособляясь к слушателям»[412].

Но если можно было приспособляться к древним евреям, почему нельзя этого делать по отношению к современным русским?

По мысли святителя Григория Богослова, обращаясь к молодежи, надо использовать светское красноречие — «Их трудно вдруг перестроить, пусть же будет в них некоторая благородная смесь. Но когда доброе со временем окрепнет, тогда отняв красное слово, как подпорку у свода, соблюдем в них самое доброе. Что может быть полезнее этого?»[413].

В ту пору это была вполне модернистская позиция. В церковной среде гораздо чаще звучали обличения апостола Павла в адрес языческого пустословия. Риторские школы готовили критиков «галилейской веры». Если сегодня наши прихожане боятся «неформалов», то в ту пору еще свежа была память о временах Диоклетиана и Юлиана, о временах, когда христиане были маргиналами, и прилизанные «мажоры» с хорошо воспитанными фигурами речи были на службе у той культуры, от имени которой христиан казнили. Да, «для спасения» красивая речь не нужна. Но святитель Григорий смог найти путь составления «благородной смеси», смог найти доброе слово о нецерковной культуре — и тем самым открыл путь для воцерковления античного культурного наследия. Его терпимость многим людям той переходной эпохи помогла дойти до Церкви.

Не значит ли это, что и мы, миссионеры XXI века, тоже можем и должны создавать свои «благородные смеси» из церковной веры («добра») и светски понимаемой красоты (пусть даже и принимаемой в таковом качестве не всем светским миром, а только теми или иными его частями — «субкультурами»)?

Вот ученая книга по миссиологии говорит, что у святого Стефана Пермского мы должны учиться двум чертам: «а именно использованию языка просвещаемого народа и привлечению к церковному служению новообращенных из местного населения»[414]. Опять прилагаем это к ныне «просвещаемому народу», к молодежной субкультуре — и что видим?

Да, я знаю, что есть немало священников, вышедших из рокерского сословия. Но они же втайне хранят свое прошлое! Нормально ли, если в церковной среде православный калмык будет стесняться того, что он калмык? Почему офицер, прошедший Афганистан или Чечню, став священником, не стесняется рассказывать о своем боевом опыте, а священник, бывший рокером, при такой попытке вызовет подозрительное отношение к себе? Опыт убийства менее удаляет от Христа, чем посещение рок-концерта?[415] (говорю это, конечно, не в осуждение священников из воинов, а для не-осуждения священников из рокеров)…

Вот эпизод из жизни святителя Григория Чудотворца (III век): Прошла волна гонений. Святитель Григорий выходит из убежища и устанавливает новый праздник в память убиенных мучеников — «и народ, собираясь ежегодно в определенные времена, веселился, празднуя память мучеников. Святитель Григорий, переводя к новой жизни современное ему поколение, послушным попускал несколько и поиграть веселием под игом веры. Он позволил им веселиться в дни памяти мучеников, предаваться радости и ликованию»[416].

Ну, а нашим детям мы можем позволить немного веселья (не путать последнее с «Аншлагом!»)?

Святой Колумба, один из апостолов Ирландии, встал на защиту «филидов» — сословия поэтов, которые позволили себе не хвалебно отзываться о королях. «Во второй половине Vl века филидам угрожало открыто враждебное отношение королевской власти и даже изгнание из Ирландии. Перипетии конфликта нам практически неизвестны, однако, учитывая многоплановость деятельности филидов, истоки его понятны. Известно, что деятельность филидов может быть лишь условно объяснена словом «поэтическая». Они являлись хранителями сакральной традиции и преданий об истории коллектива, обладателями признанной магической власти и провидцами. Могущество филидов ставило их (в известных пределах, разумеется) вне и над любой светской властью. Так называемая «сатира» филида, впервые произнесенная, по преданию, против короля Бреса, могла буквально уничтожить общественное лицо человека, против которого она была направлена, невзирая на его общественный статус. Владение тайнами поэтического искусства было тесно связано с магическими знаниями филидов, которые почитались и в языческую эпоху, но стали нередко вызывать протест в ином духовном климате. Как развивался конфликт, нам, повторяем, неясно, не разрешился он и на соборе в Друимкета (575 год), где на сторону филидов встал Колумба, что и спасло поэтов. По легенде, Колумба сам изучал искусство филидов и здесь смог защитить их главу Даллана Форгайла, впоследствии сложившего в честь святого знаменитую в Ирландии хвалебную песнь. Поэты не забыли благодеяния, и Колумба пользовался среди их последующих поколений особенным почитанием. Между тем разрешение спора о филидах столь же естественно, как и его возникновение. Упрочившая свое положение и организовавшаяся церковь никак не могла обойтись без услуг этого сословия. Одной из главных ее задач после христианизации острова было включение ее традиционной истории в христианское видение мира и прошлого, причем опираться она могла здесь лишь на местные предания и традиции, хранителями которых были исключительно филиды. Записывать и толковать их очень скоро стали монастырские писцы, многие из которых происходили из самого этого сословия»[417].