Андрей Кураев - ПЕРЕСТРОЙКА В ЦЕРКОВЬ

• Название: ПЕРЕСТРОЙКА В ЦЕРКОВЬ
• Автор: Андрей Кураев
• Жанр: Религиоведение

Слово «миссионер» привычно уже относить к католикам или протестантам, американцам или корейцам. Но вот перед нами книга, написанная миссионером Русской Православной Церкви. И это книга не о том, что было в былые века, а о том, как сегодня вести разговор о вере с тем, кто уже готов спрашивать о ней, но еще не готов с ней согласиться. И это книга не о чужих победах или поражениях, а о своих.

Ее автор — профессор Московской Духовной Академии, который чаще читает лекции не в ней, а в светских университетах (в год с лекциями он посещает по сто городов мира). Его книги уже перевалили рубеж миллиона экземпляров и переведены на многие языки.

Несмотря на то, что автор эту книгу адресует в первую очередь своим студентам (семинаристам), ее сюжеты интересны для самых разных людей. Ведь речь идет о том, как мы слышим или не слышим друг друга. Каждый из нас хотя бы иногда — «миссионер».

Так как же сделать свои взгляды понятными для человека, который заведомо их не разделяет? Крупица двухтысячелетнего христианского миссионерского эксперимента отразилась в этой книге.

По благословению Архиепископа Костромского и Галичского Александра, Председателя Отдела по делам молодежи Русской Православной Церкви

---

Апостолы шли по Римской империи без сопровождения жандармов. Может, потому они ее и победили, ибо «в тайне слез христианских содержится главная тайна христианского воздействия на мир: ими преобразовало оно историю. Не бичами, не кострами, не тюрьмами: все это — бессилие тех, кто не умел плакать»[650].

Но как только Христова вера стала государственной, то все враги Римской империи автоматически стали врагами веры, а христиане других стран — подозрительными элементами. И проповедники веры, вышедшие из христианской Империи, обретали двусмысленный статус: не то агенты Империи, не то вестники Христа. И весть их также стала двоиться: не то они дарят свою веру, не то требуют подчинения.

До 337 года в Персии христиан терпели — потом стали преследовать. Авасги, поначалу симпатизировавшие христианам, когда поняли, что принятие православия подчинит их Константинопольскому императору, вернулись в язычество: «Опасаясь, как бы им навсегда не стать рабами ромеев… они вновь приняли свои прежние верования» (Прокопий Кесарийский. Война с готами. 2 (8), 9).

И внутри Империи: если в до-константиново время мы видим тысячи христиан, готовых идти на муки, но не прикасаться к языческим обычаям, то после мы видим нечто обратное: миллионы вроде бы христиан, которым приходится угрожать муками (от имени властей и Церкви), дабы они отказались от языческого двоеверия.

И это оттого, что внешне успешная миссия, в результате которой крестилось целое племя, не всегда была успешна внутренне — ибо отнюдь не любовь к Евангелию побуждала этих язычников сделать шаг к крещальной купели.

Так герулы, разбитые по очереди лангобардами, гепидами и византийцами, вошли в пределы Империи и попросили мира. «Когда на престол вступил Юстиниан, он одарил их прекрасной землей и всякими другими богатствами; он всячески старался привлечь их к себе и сделать дружественными и убедил всех принять христианскую веру. Поэтому, перейдя к более культурному образу жизни, они, насколько могли, приняли христианское учение и часто вместе с римлянами в качестве союзников ходили против неприятелей. Однако не всегда были верными союзниками римлян, побуждаемые жадностью, всегда старались насиловать своих соседей, и подобный образ действия не вызывал у них стыда. Они вступали в безбожные половые сношения, между прочим, с мужчинами и с ослами; из всех людей они были самыми негодными и преступными» (Прокопий Кесарийский. Война с готами. 2 (6), 14)[651].

В Российской Империи миссия также слишком часто обращалась к силе.

В 1720-х годах казанский митрополит Тихон (Воинов) предложил Синоду разрушить все мусульманские кладбища в Казани и вообще запретить татарам хоронить по мусульманскому обряду[652]. Императрица Елизавета по настоянию епископа Луки (Конашевича) 19 ноября 1742 года подписала Указ о разрушении всех мечетей на территории Казанской губернии и недопущении возведения новых. В течение двух лет в Казанском уезде было разрушено 418 мечетей из 536 имевшихся[653].

В том же веке митрополит Арсений (Мациевич) настаивал, что «истребление раскольников должно совершаться с большим прилежанием и настойчивостью, чем жидов и других еретиков, живущих в пределах России»[654].

Нередко работа миссионера понималась не как весть о Христе, а как выявление врагов и информирование полиции об их сходках. «Главным синодальным миссионером состоял чиновник при обер-прокуроре известный В. М. Скворцов, светский «генерал», создавший целую школу миссионеров — светских фрачников. В епархиях, в кругах церковных их боялись, но не любили и им не доверяли; светское же общество относилось к ним явно отрицательно. Эти миссионеры любили в своей деятельности опираться на гражданскую власть. Внесение правительством в Государственную Думу законопроектов о свободе вероисповедания вызвало большое негодование в церковном обществе, особенно среди епископов и духовенства, но это негодование подогревалось главным образом миссионерами»[655]. «Миссионер, прибыв в селение, зараженное расколом, через местную полицию собирает сельчан на беседу. Отказаться от беседы под полицейским к ней понуждением не всегда возможно, и идут сельчане и выслушивают с озлоблением миссионера»[656].

Такому миссионерству, наверно, не стоит подражать.

В столетия «константиновской эпохи» церковным иерархам казалось, что они приручили Левиафана государственности. Но в XX веке он сорвался с церковного поводка и устроил свой кровавый пир. Все по-евангельски: какой мерою мерили в былые века, такой и получили… Хотя бы поэтому не надо оправдывать инквизицию и уж тем более мечтать о ее возрождении.

Вообще «в отличие от язычества и религии ветхозаветного Израиля, отцы Церкви строго запрещали такого рода призывание проклятий (букв.: «молиться против кого-нибудь»), даже на головы врагов, — в молитве за других можно просить только того, что просишь для себя, то есть преимущественно благ небесных и духовных», — поясняет патролог А. И. Сидоров[657].

«Доброжелательствуй (а не зложелательствуй) всякому, даже врагу твоему или врагу твоей православной веры и Отечества, чтобы исполнить точно закон Христа Бога, повелевшего любить врагов, благословлять проклинающих, добро творить ненавидящим нас (см. Мф 5:44). Если же пожелаешь зла и позлорадствуешь врагу — то нарушишь закон Божий, сотворишь лукавство и самосуд пред Господом, и себе причинишь вред и зло, лишишься мира сердечного, и отягчишь душу грехом»[658]; «Даруй мне, Господи, доброе сердце, добромилуствующее к врагам моим или России; даруй мне сознавать, что самый злой враг мне это я, я сам. Аминь. 26 июля 1908»[659].

В третьем веке звучал голос священномученика Киприана: «Пусть даже и есть плевелы в нашей Церкви, это не должно помешать нашей вере и любви сохранить ее единство. Об одном мы должны радеть: стать пшеницей, дабы попасть в житницу Господа во время жатвы. Апостол пишет к нам в своем послании: в богатом доме есть посуда не только из золота и серебра, но также из дерева и глины; той подобает честь, а эта заслуживает бесчестия; мы же должны делать все, чтобы стать сосудами из золота или, по меньшей мере, из серебра, однако только Господь имеет власть разбивать глиняные сосуды, ибо в его руках железная палица. Раб не может быть выше своего господина; ни у кого нет власти, которую Отец дал только Сыну: держать посох, очищать воздух и отделять плевелы от пшеницы, судя человеком». (Священномученик Киприан Карфагенский. Письмо 51. К пресвитеру Максиму).

Накануне обращения императора Константина, то есть на излете гонений, Лактанций говорил: «Мы никого не удерживаем против его воли, ибо Богу бесполезен тот, кто лишен веры… Весьма далеки друг от друга пытки и благочестие; не хочет истина соединяться с насилием… Религию следует защищать не убивая, а умирая… Ничто столь не добровольно, как религия» (Божественные установления 5,19,13–22).

А одно святоотеческое творение, посвященное специально этой теме, я приведу почти целиком. Это письмо преподобного Феодора Студита тем епископам, которые считали допустимым перехватить у гонителей меч для расправы с еретиками (в пору написания этого письма ситуация была такова, что гонимы были как раз православные — от императора-иконоборца). Итак:

«…Речь идет об истине, важнее и достопочтеннее которой нет ничего. Что же прискорбное содержится в письме? "Мы, — говоришь ты, — не советовали ни убивать манихеев, ни не убивать; но если бы и позволили, то сделали бы дело, величайшее из прекрасных".

Что говоришь ты, богопочтенный? Господь запретил это в Евангелии, сказав: нет, — чтобы, выбирая плевелы, вы не выдергали вместе с ними пшеницы, оставьте расти вместе то и другое до жатвы (Мф 13:29–30). Ты же называешь величайшим из прекрасных дел позволение исторгать их.

А то, что плевелами Он назвал именно еретиков, как тогдашних, так и последующих, то есть всех, об этом послушаем Златоуста, который, изъясняя те же самые слова, говорит так: "Что Господь запрещает, говоря: чтобы, выбирая плевелы, вы не выдергали вместе с ними пшеницы? Этими словами Христос запрещает войны, кровопролития и убийства; и еретика убивать не должно, иначе это даст повод к непримиримой войне во вселенной".

И далее: "Что разумел Господь, сказав: чтобы, выбирая плевелы, вы не выдергали вместе с ними пшеницы, как не то, что если вы приметесь за оружие и станете убиватьеретиков, то неминуемо будут истреблены вместе с ними и многие из святых?"[660]. Это и случилось в наши времена; ибо кровопролития и убийства наполнили нашу страну, и многие из святых преданы смерти; слово Господне оказалось нетщетным.

И для чего мы говорим, что не позволительно убивать еретиков? Нам не позволительно даже и желать им зла. Послушаем опять Господа, Который, по словам премудрого Дионисия, сказал святому Карпу: "Наноси Мне удары, Я готов опять страдать за спасение людей; для Меня это вожделенно, только бы другие люди не грешили"[661].