Явдат Ильясов - Месть Анахиты

• Название: Месть Анахиты
• Автор: Явдат Ильясов
• Издательство: Вече
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-9533-5188-1

К 55 годам Марк Лициний Красс достиг вершин власти, славы и богатства. Он стал членом триумвирата вместе с Юлием Цезарем и Гнеем Помпеем — то есть фактическим правителем Римской республики. Его состояние было сравнимо с казной Вечного города. Но Крассу хотелось большего. Став консулом Сирии, он тут же развернул подготовку к войне с Парфией, в то время имевшей с Римом договор о дружбе. Вероломно вторгшись в Месопотамию, Красс захватил и ограбил несколько городов, в том числе и знаменитый храм Анахиты — богини-матери, устроив в нем свою ставку. И возмездие не заставило себя ждать!..

---

Натан спросил с грустью:

— С чего ты — о смерти?

— Ну как же! Не на свадьбе мы — на войне. Вставайте. Стан обойдем, посмотрим, послушаем…

Обычно каждый отряд, особенно вспомогательный, на стоянках держится отдельно, говорит на своем языке и поет у костра свои песни.

Но сегодня все тянулись друг к другу, перемешались, как на базаре, в шумной веселой толпе: саки, парфяне, хунну, персы, арабы, атропатены и греки, армяне, евреи, индийцы. Гремит барабан, заливается дудка. И все говорят на одном языке — на парфянском и поют одну боевую песню.

Завтра — бой! Но ни страха нет, ни уныния. Этих не надо прельщать добычей и славой, возбуждать их мужество посулами. Просто все они знают, что такое Рим. И все, как Фарнук, не хотят копать под землей для Красса руду.

— Хорошо, — хмуро сказал Сурхан.

…Позже, накрывшись шубой, они лежали с Феризат в повозке и смотрели на звездное небо. Знакомое небо, свое, с привычной россыпью созвездий.

— Как у нас в горах, — вздохнула Феризат. — И воздух такой же, чистый и мягкий. Но, конечно, в каменной лачуге, в которой я родилась, другой был воздух, — сказала она со вздохом. — Зимой козы и овцы ночевали с нами. Мы в глубине помещения, они у порога. Дым от костра, вонь мочи и катышек. Так бы я и зачахла в этой лачуге, если бы ты, мой золотой, не увидел меня на охоте, проездом. — Она прижалась к нему покрепче, обняла за шею. — Никогда не забуду, как ты купал меня в горячей воде. Своими руками смывал мою грязь. Я раньше в холодном ручье умывалась, не знала горячей воды. И красоты своей не знала…

— Ты с чего вдруг разговорилась? — спросил Сурхан угрюмо.

— Боюсь! — Она заплакала.

— Чего?

— Завтра бой.

— Ну и что? Не тебе воевать.

— И тебе бы не надо! Ради кого? Хуруд тебе такой же враг, как и этот страшный Красс.

— Я… не ради Хуруда. — С теми, кто мог его понять, он час назад шутил, зубоскалил; с той, с кем надо шутить, зубоскалить, заговорил серьезно:

— Долг, разумеешь? Долг!

— Разумею. Это когда у кого-то взял взаймы и надо отдать.

— Нет! Я о высшем долге. Когда, не взяв ни у кого ничего, все равно надо отдать. Все. Даже жизнь. Делать, что следует делать. По совести.

— А! — Она помолчала, стараясь вникнуть в смысл его слов. И засмеялась: — Не разумею. Я все к чему? — Феризат приложилась влажными губами к его горячему уху. — Я…

Она положила руку Сурхана на свой живот.

— Да?! — вскричал Сурхан и вскочил. — Тогда — тем более! Тем более… Полежи. Я сейчас…

Первым навстречу ему попался человек с черной повязкой на лбу.

— Чего ты хочешь больше всего? Проси! У меня радость.

Беглый раб отлично знал, чего он хочет. Заветное желание? И не медля поймал Сурхана на слове:

— Голову Красса.

* * *

…В то утро все валилось у римлян из рук. Знамена будто в землю вросли, — немалых усилий стоило их поднять. И Красс, выходя из палатки, накинул не пурпурный плащ, как надлежит полководцу, а черный.

Хорошо, что Петроний и Публий сразу заметили это. Пришлось вернуться в палатку. «Недобрый знак», — мелькнула мысль.

— Что со мной происходит? — пробормотал Красс потерянно.

— Солнце слепит. — Сын, подавая ему нужный плащ, вдруг увидел, как устал, обрюзг, изнемог родитель. — У меня самого глаза слезятся с утра. — Он тихо вздохнул.

Ради чего старик мучит себя? Ради денег? Сын баснословно богатого человека, которому никак не грозило разорение, Публий не понимал трудной ценности денег. Они есть и будут всегда, сколько захочешь. Ради славы римской? Вот это понятно!

Публий весь кипел. Положим, он отличился в Галлии. Но Галлия — всего лишь провинция, не больше Сирии, и слава, связанная с нею, — слава местного значения. Покорить весь Восток! Необъятный, таинственный. В анналах запишут: «Два Красса, старший и младший…»

Это — цель!

Публий уже и сам не знал, отчего вздрагивает сердце: от жалости к отцу или от острого ощущения горячей и трепетной близости невероятных событий. Ради этой цели стоит терпеть лишения. И Публий пойдет с отцом до последней черты…

— Черный и красный? — взвесил Красс в руках тяжелые плащи.

Он сравнил их и не увидел между ними большой разницы в цвете! В мозгу засветилась догадка… Он уцепился за нее:

— Развяжи мне руку, Петроний. А ты, — отослал он сына, — ступай выстраивать войско к походу.

Старику не хотелось показывать Публию уродливую руку. Кто знает, какой вид она приобрела после вчерашней перевязки.

Сквозь повязку слышно — дурно пахнет…

Публий послушно отправился к войску. Петроний прилежно развязал Крассу руку. Нечто опухшее, скользкое. Бледное, с темным пятном.

— Чем это пахнет?

— Репой. От горячего пота упарилась.

— А, — успокоился Красс. — Какого цвета палец? Погляди…

— Синий с лиловым. Фиолетовый.

— А… Постой. — Он уже не доверял Петронию, его зрению. Кольцо могло и ему примелькаться. — Позови Абгара.

Вот уж этот не ошибется.

Абгар явился тихий, серьезный, немного грустный. Как и подобает человеку, который обруган без вины. Он молчал, желая, прежде чем что-то сказать, выяснить, что от него хотят услышать.

Красс хорошенько ополоснул руку, вытер ее. Поднес кольцо к глазам. Камень какой-то мутный, неопределенного цвета.

— Взгляни-ка на этот рубин, — сказал он сдержанно и оттянул большим пальцем левой руки кожу на мизинце правой. — С ним происходит… что-то неладное.

— Что именно? — удивился Абгар.

— Цвет как будто меняет…

Абгар наклонился, взглянул. Поморщил нос от прелого запаха репы, который крепко въелся в кожу.

— Рубин? — Он пожал плечами. — Не всякий красный камень — рубин. («Красный»?! — Красс чуть не застонал.) Это турмалин. А с турмалином случается всякое. Удивительный камень.

— Турмалин? — взревел одурело Красс. — Как? Откуда? Первый раз слышу о таком…

— Остров Ланка… К югу от Хиндустана. На языке народа, живущего там, турмалин значит «притягивающий». Ибо, нагретый, тянет к себе пепел, пыль и песок. Загадочный камень. У него много диковинных свойств. Может быть, — усмехнулся печально Абгар, — он и притянул тебя в пустыню? — Абгар кивнул через плечо. — Хотя нет, постой. — Он вновь наклонился к руке «императора». — Этот, пожалуй, не с Ланки. Турмалин с Ланки — розовый. Есть синий, зеленый, желтый, черный, бесцветный. А твой — вишнево-красный. («Вишнево-красный»?! — возопил беззвучно патриций.) Значит, он из-за скифских степей, с Рифейских гор…

Только и всего? Ха-ха!

Нет никакой загадки в проклятом кольце! Просто Красс из-за слепящего солнца перестал различать цвета…

Несмотря на всю свою рассудительность, а может быть — именно вследствие ее, старый Красс не выносил ничего непонятного, что нарушало четкий строй его холодных мыслей и что он враждебно называл «поэзией».

Другие верили вслепую. Они не искали объяснений. Есть злые духи, есть добрые. Первых надо ублажать, чтобы от них было меньше худа, вторых — чтить, чтобы от них было больше добра. И никаких сомнений.

Красс же от неизвестного приходил в полное расстройство. И был потому, сам не зная, суевернее всех в своем суеверном войске.

…Теперь, когда непонятное получило объяснение, до смешного простое, Красс вновь обрел уверенность в себе. Он повеселел, даже чуть не запел! Как будто узнать, что у тебя неверное зрение, невесть какое благо.

Значит, нет никакого волшебства?

Тогда нет никакой Анахиты?

И нет мести, грозящей Крассу с ее стороны. Надо признаться, страх этой жуткой мести, воплотившейся в таинственном кольце, уже много дней и ночей не давал бедняге Крассу спокойно есть, пить, спать.

Если нет самой Анахиты, то, значит, нет и жизни, которую она символизирует. Той жизни. Их жизни. Чужой. Нет для тех, кто поклоняется богине, которой нет. Не будет! Уже завтра…

— Я не зря говорю: камень из-за скифских степей. Сурен — сак, а саки — ветвь скифов, — заметил Абгар осторожно. — Скифские степи — скифские стрелы, — добавил он с расстановкой, давая понять, какого рода предметы способен притянуть к владельцу его вишнево-красный камень…

— Пропади он пропадом, рассыпься он в пыль, твой нелепый, глупый турмалин, откуда б его ни завезли! — вскричал яростно Красс. — Хоть с Олимпа! — И на сей раз он не увидел за мелочью главного. — В кость вросло проклятое кольцо. Снимешь — добавлю к твоей Осроене еще и Софену с Коммагеной.

— Да? — улыбнулся Абгар. — Это заманчиво! Это зама-а-ан-чиво, — протянул он задумчиво и взял руку Красса, чтобы получше рассмотреть кольцо. — Ах, Софена, Коммагена, — запел он тонким голоском, — как прикончить нам Сурена? Мой ювелир может так искусно его распилить, что даже не царапнет кожу…

И вдруг побелел, как его белоснежное одеяние, и завопил диким голосом: