Майя Улановская - История одной семьи

• Название: История одной семьи
• Автор: Майя Улановская
• Издательство: Инапресс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2003

Для нее это «Дело» до сих пор не закрыто. При аресте им — членам «Союза борьбы за дело революции» — было от 16 до 21. Трое из них — Евгений Гуревич, Владлен Фурман и Борис Слуцкий — были расстреляны, остальные получили по 25 или 10 лет лагерей.

Свои воспоминания Майя Улановская начала писать в начале 70-х годов, в 1973 году они были опубликованы анонимно в «Вестнике РСХД» (Русского студенческого христианского движения). А в 1982 году в Нью-Йорке вышла книга «История одной семьи».

---

7.1.56

Здравствуй, родная!

Вызов Маюшки в Москву сейчас несомненно «гвоздь сезона», и меня, как и тебя, конечно, он бесконечно волнует; я с нетерпением жду всех твоих сообщений об этом, хотя бы самых коротких.

Я не одобряю намерения Иринки провести зимние каникулы у тебя. Её место сейчас в Москве. Бедняжка, лучше всего бы ей сейчас отдохнуть и повеселиться.

У нас тут по-прежнему тишь да гладь. Разъезды тоже приостановились. Морозы до сегодняшнего дня стояли прямо зверские. Я махнул рукой на спортивные упражнения и безвыходно сидел в комнате, тем более, что мне в последнее время везёт на интересное чтиво — только покончил с книгой о декабристах, о которой я тебе писал в прошлом письме, как получил первый том «Братьев Карамазовых». Книга эта скандально популярна среди моих сожителей. Поля страниц густо исписаны пометками и комментариями читателей, вопросительными и восклицательными знаками и, чаще всего, одобрительными замечаниями: «правильно», «пророчество», и проч. Общее впечатление от книги как-то сливается с впечатлением от этих пометок. В первый раз я читал её с лишним 50 лет назад и, перечитав сейчас, отложил с таким же чувством, как и в первый раз — не приемлю. Вот тебе лишнее доказательство, что я «случай задержанного развития». Я всегда придерживался взгляда, что биография писателя — это его произведения. Но к Достоевскому это правило совсем не приложимо. Наоборот — его биография определила его произведения. Петрашевец, прошедший через церемонию гражданской казни и через каторгу и помилованный Николаем I после покаянного прошения, должен был писать, как он писал. Есть что-то глубоко личное в его ненависти к «либералам».

Дописал до этих пор, и мне вручили твоё письмо от 25.12. Надо бы написать другое письмо, но у меня зверски дрожит рука, завтра я дежурю на кухне, и сейчас уже поздно. Насчёт испытания, которое ожидает детишек, ты совершенно права, в особенности, если учесть их честность и гордость. Вот когда мне надо бы быть в Москве. Но обо мне как будто забыли, и я даже справляться не хочу, так как я наскандалил с отпуском для поездки к Маюшке и теперь не хожу туда, чтобы мне этот отпуск не вручили.

Стихотворение следующее: «Он стоит пред раскалённым горном» […][207]

Маюшка этого стихотворения не получила — её перевели к тому времени в другое место, и я от неё ещё ничего не получал. Ну, будь здорова, родная. Воображаю, как тебе тяжело теперь одной.

Целую тебя крепко и жду твоих, хотя бы самых коротеньких писем. Твой А.

14.1.56

Дорогая моя, здравствуй!

…Сожалею, что ты не послала мне письмо Зины об Иринке. Да, ты совершенно права — «очень нам повезло в жизни». Но пойдут ли наши девочки точно по нашему пути? Думаю, что они изберут свои собственные пути. А путей по-видимому, много…

Тут недалеко гостили два новых человека. Впрочем, один из них уже не новый — я тебе о нём писал, это бывший деятель и вояка, еврей и верующий католик[208]. Другой тоже был в больших чинах, побывал на родине Аси[209] после нас, в 1936 году. Очень неглуп, очень грамотен и остроумный собеседник. Три вечера и два дня мы провели в бесконечных спорах, вперемежку с воспоминаниями. В этих беседах я вполне оценил старую истину — бывшие семинаристы поставляют наиболее последовательных атеистов. «Смещённых» я за эти годы встречал немало. Обстановка и пережитое вполне объясняют их распространение, но так далеко и так основательно мои прежние знакомцы никогда не отходили. Я себя довольно неуверенно чувствовал в роли представителя старомодного материализма. Католик донимал меня теорией относительности, новейшими открытиями в физике, астрономии и биологии, не говоря уже о цитатах из философов всех времён и народов, а другой вставлял короткие и замечательно едкие реплики по новейшей истории, которую он помогал делать. А бандерлоги вопят слишком громко и слишком однообразно… Переигрывают, как всегда.

У меня корреспондентов много меньше, чем у тебя. Письмо Гали очень трогательное, но переписка наша оборвалась в самом начале. Иринка опять умолкла, и я ей реже пишу, потому что отъезд Маюшки выбил меня из колеи, и не хочется писать просветительных писем.

Ну, будь здорова, целую крепко и жду новостей от Маюшки. Твой А.

Два письма отца Ирине, посвящённые, главным образом, причинам победы нацистов в Германии, выбраны из пачки адресованных ей «просветительских» писем, за содержащиеся в них личные свидетельства. Помещены вперемежку с письмами отца маме, с соблюдением сюжетной канвы: нашего близящегося освобождения.

16.1.56

Здравствуй, доченька милая!

Давненько мы не беседовали! Вызов Маюшки в Москву выбил меня из колеи — я и читаю мало, и пишу редко, и нахожусь в состоянии хронического смятения чувств. Кроме того, мама мне писала, что ты собираешься побывать у неё во время зимних каникул, и я ждал ваших отчётов об этой новой встрече. Эта твоя поездка, по-видимому, не состоялась, и это неплохо — тебе нужно было отдохнуть немного. Сейчас, когда Маечка в Москве или скоро там будет, тебе надо быть «на посту».

На днях я получил от неё письмо, всё ещё из Тайшета. Письмо датировано 29.12., и она пишет, что ждёт отъезда со дня на день. Другие её подружки уже выехали. Это я знаю из писем мамы и из письма подружки Майи, проживающей в одном с нею городе, хотя на разных квартирах[210]. Надеюсь, что ты будешь держать меня в курсе дела.

Но я также хочу быть в курсе твоих собственных дел. Ты очень уж скупо пишешь о себе, доченька! Мама пишет, что она получила очень хорошее письмо о тебе от Зины, подруги Стеллы.

Я совершенно согласен с выводом мамы, что нам с нею очень повезло в жизни — обе дочки прекрасные. Но обидно судить об этом на основании косвенных данных — свидетельств посторонних людей.

У меня пока без перемен — скучно и однообразно, но бывают изредка и развлечения. На днях тут неподалеку гостили два новых моих знакомых. Они многое видали и многое пережили за последние 15–20 лет. Сильные переживания не прошли для них бесследно. Три дня и почти три ночи мы проспорили, спорили до полного одурения, и расстались хорошими друзьями.

Но это был, т.с., праздник, а будни проходят скучно и однообразно. Главное — однообразно. Однообразие — крупный фактор в жизни людей и даже целых народов.

Я помню — ещё в 1921 г., когда мы с мамой были в Германии, мы никак не могли объяснить себе тоску и уныние, которые у нас вызывала эта страна. Но однажды, это было в Берлине, мы отправились на прогулку в лес. На самой опушке мы увидели столб с доской и на нём надпись: «В этом лесу 63897 деревьев, из них берёз — 18200, сосен — столько-то, и т. п.» Лес был чисто выметен, на определённой дистанции расставлены урны для окурков и бумажек, и на деревьях — электрические лампочки и указатели дорог. Порядок и однообразие — поразительные.

Когда я этот случай рассказал моим новым товарищам [по инвалидному дому], один из них вспомнил, что полицейская статистика всех стран отмечает тот факт, что наибольшее количество буйств и драк во хмелю дают счётные работники. Мы все трое согласились, что скука и однообразие жизни, отупляющий «порядок» вполне удовлетворительно объясняют «художества» немецкой истории. Это — действия охмелевших счетоводов! От скуки они приняли лютеранство, массами вступали до 1918 года в социал-демократы, а потом так же табунами — в нацистскую партию.

Я вспомнил гнетущее впечатление, которое на нас с мамой производили квартиры немецких рабочих и служащих. Надраенные до ослепительного блеска чистые половицы, полотенца и занавески, вышитые изречениями из Лютера или других непреложных авторитетов: «Бог — наша крепость», «Любовью заниматься один раз в неделю», и т. д.

Однообразная работа или служба, однообразные штампованные убеждения, строго регламентированная жизнь. Удивительно ли, что во хмелю войны они быстро превращались в зверей. И этому нисколько не противоречит их склонность к сантиментальности.

Но я тебе уже наверное надоел своими философствованиями, и не хочу больше нагонять на тебя тоску. С понятным тебе нетерпением жду весточек о Маюшке и о тебе.

Будь здорова, целую тебя крепко, крепко. Привет В.П. и его половине. Привет друзьям. Твой папа.

Дальше — снова несколько писем маме:

27.1.56

Родная моя, здравствуй!

Письмецо твоё от 13.1. получил. Не могу сказать, что оно мне очень понравилось, хотя настроение твоё мне вполне понятно и в достаточной мере оправдано. Маюшка тоже пишет о паршивом настроении, и у неё это ещё более оправдано. И я прекрасно понимаю, что дело не в физических страданиях.

На днях мне рассказывали содержание книги Веры Фигнер «Запечатлённый труд». Я эту книгу не читал и глубоко сожалею об этом. Слабая сторона подобных мемуаров в том, что они публикуются после окончания сражения, и авторы мало останавливаются на описании «мелочей жизни» промежуточного периода когда они, разбитые и жалкие, были, казалось, навсегда исключены из жизни. Это тоже «ложь во благо» с благородной целью. А маюшкам это было бы, пожалуй, полезнее, чем примеры геройской твёрдости и прочего.