Александр Андреев - Оккультисты Лубянки

• Название: Оккультисты Лубянки
• Автор: Александр Андреев
• Издательство: Издатель Быстров
• Жанр: Эзотерика
• Год: 2006
• ISBN: 5-9764-0023-Х

Два человека из разных миров сошлись на Лубянке, в учреждении с грозным наименованием НКВД, с одной целью: поставить научно-оккультные поиски на государственную основу — найти дорогу в Шамбалу, овладеть «древней наукой» и поставить ее на службу первому в мире государству рабочих и крестьян.

Первый — Глеб Бокий — стоял у истоков большевизма и в то же время был тайным оккультистом, крупным чекистом-контрразведчиком, организатором и руководителем будущего ФАПСИ и системы государственной тайны в СССР и одновременно членом засекреченного масонского сообщества. Второй — никому не известный, загадочный профессор-оккультист доктор Барченко. Они хотели восстановить связь времен. Они верили. Они мечтали основать социализм на принципах древнего буддизма. Но вместе с тысячами других ученых оказались не нужны власти. Так был создан миф о Шамбале, и Шамбала из Счастливой страны буддистов превратилась в зловеще-мрачную силу, представляющую прямую угрозу для великой советской империи.

---

Машинопись, б\д

Архив УФСБ по С-Петербургу и Ленобласти. Дело П-21098 (архивно-следственное дело К.К. Владимирова). Эти две сводки и некоторые другие донесения находятся в отдельном конверте в деле.

ПРИЛОЖЕНИЕ 5

Отрывок из письма Элияху Хаима Алтгауза о встрече А.И. Барченко с духовным главой хасидов Иосифом-Ицхаком Шнеерсоном.1925 г.

В это время случилось с Рабейну (И. И. Шнеерсоном. — А.А.) неприятное событие, которое на самом деле до сегодняшнего дня не было раскрыто и прояснено, и оставалось оно закрытой тайной, и никто не знает какое найти ему объяснение. И если бы не случилось всяческих обсуждений и обвинений во время заключения в тюрьму, то я не нарушил бы своего молчания. В ночь имени Ацерет года 5686 (12 октября 1925 г. — А.А.), перед обрядом Акафот пришел в дом Рабейну один чужой человек и попросил доложить Рабейну, что профессор Барченко из Москвы хочет войти к нему и поговорить с ним наедине в покоях его. Услышав, что сегодня праздник и Рабейну не занимается в такие дни какими-либо будничными делами, он не принял этого ответа, решил, что это отговорка и настаивал неприлично на том, чтобы его представили Ребе. И из-за уважения к имени профессора и из-за опасения (ибо на лице не написано, кто он), пошел один из нас к высокому столу, за которым сидел Ребе и все принимавшие участие в трапезе, и рассказали ему об этом госте. Ребе ничего не сделал, а подозвал своего секретаря Либермана и попросил передать гостю свои извинения, поскольку из-за святого дня не сможет принять его, а если ему будет угодно, пусть придет на следующий день после праздника, и тогда примут его с почетом. После ответа Либермана сказал профессор: Жаль мне очень, что потерял я время зря, но останусь я подождать в Ленинграде до исхода праздника. Так он и сделал.

И в день после праздника пришел еще раз и немедленно был принят в покоях Ребе и сидел наедине с ним долгое время. И не знали мы, приближенные Ребе, о целях его прихода, и зачем ему понадобился Ребе. А после этого он признался нам, что этот Барченко занимается мудростью скрытой от людей, основанной на нумерологии, чтобы открывать скрытое и предсказывать будущее, и есть у этого [учения] некое отношение и связь с Каббалой (не вместе они да будут помянуты), и что он уже организовал общество в Москве, которое интересуется и занимается этим учением, и есть у них разрешение от правительства на занятие этим, и многие из больших и великих в это общество вступили. И вот, когда стаю известно Барченко, что в Ленинграде находится величайший ученый Израиля, мудрый мудростью Каббалы, от которого нет тайных секретов и открыты ему пути небес, тшел он к нему, чтобы услышать его толкования, ибо по словам Барченко, мудрость его привела его к вере в единого Всевышнего, да благословен будет Он, подобно тому, как верим мы, сыны Израиля. Из ответов Ребе стало известно нам только это, ведь нету изучения хасидизма никакого отношения и связи с предсказанием будущего, и запрещено нам толковать его и то, что касается вопросов Барченко, относящихся к Каббале и каббалистическим книгам, но он, Ребе, готов служить ему в этом только для того, чтобы не погибло зря его драгоценного времени; а так же не может он переводить с языка на язык, но вот, когда приедет из Екатеринослава рае. М. Шнеерсон (Менахем-Мендл, в будущем 7-ой Любавичский ребе. — А.А.), попросит он его найти для Барченко рассказы из Каббалы и перевести на язык России и послать ему по адресу), который он оставит, поскольку он, р. Шнеерсон, хорошо владеет языком каббалистов, а так же хорошо переводит на другой язык. И Барченко был доволен и поблагодарил Ребе за то, что он принял его, и отправился Барченко в путь.

Также и нам стало известно мнение Ребе и его взгляды на могущество этого профессора, которого он уважал ибо опасайся, ибо в первые минуты, когда тот начал говорить о единственности Всевышнего, благословен Он, и о нумерологии, и о предсказании будущего, подумал Ребе, что он немного сумасшедший, Но и Барченко почувствовал это и вытащил из кармана важную бумагу от великих профессоров Москвы, в которой удостоверялось их подписями, что разум его ясен и нет в нем шпионства, чтобы не смотрели на него, как на соглядатая, и показал много бумаг из политотдела и из Совнархоза (Совет народного хозяйства), в котором служит он на важной должности. И спустя некоторое время была вдруг получена от Барченко для Ребе некоторая сумма денег, несколько сотен золотых рублей. В письме, приложенном к ним, говорилось, что он посыпает эту сумму на дорожные расходы р. Шнеерсона из Екатеринослава в Ленинград. Ребе в тот же день вернул ему всю сумму обратно. Барченко, получив назад свои деньги, не находил покоя своей опечаленной душе, и написал Ребе длинное письмо, в котором пытался объяснить. ему и показать свою праведность и честность и прямоту и что нету него, упаси Господь, никакого криводушия, а из того, что Ребе вернул ему деньги, он понял, что Ребе сомневается в его искренности, и вынужден он будет из-за этого прибыть и поговорить с ним лицом к лицу, чтобы очистить сердце Ребе от напрасных подозрений. И так и сделал, приехав зимой навестить Ребе, и тогда познакомил его Ребе с р. Шнеерсоном (Менахем-Мендлом. — А.А.); и весь год была переписка и встречи с р. Шнеерсоном в доме Барченко, и забыл о нем и о его деле Ребе, и не отслеживал он происходившее и не обращал внимание и не думал об этом больше.

Likkutei Dibburim. An Anthology of Talks by Rabbi Yosef Yitzchak Schneerson of Lubavitch. Vol. V. 1990. C. 1375–1377 (на иврите).

Перевод с иврита М.Ю. Брук

ПРИЛОЖЕНИЕ 6

Из протокола допроса Г.И. Бокия от 17–18 мая 1937 г.

СЛЕДОВАТЕЛЬ: Расскажите о всех политических расхождениях, которые, по вашим словам, привели вас к внутреннему разладу.

БОКИЙ: Мои расхождения с партией начались еще в 1918 г. с периода Брестского мира, когда я поддался мелкобуржуазным настроениям и вместе с Бухариным и другими левыми коммунистами пошел против Ленина. В силу выработавшихся у меня традиций я тогда подчинился партийной дисциплине, но, так как переубежден я не был, обстоятельство это оставило во мне неприятный осадок. Это неприятное чувство усилилось, когда меня с партийной работы помимо моего желания перебросили на работу в ЧК, и в особенности когда из-за конфликта с Зиновьевым отозвали из Ленинграда в Москву, затем послали в Ташкент, откуда я также вместе с другими членами Турккомиссии был отозван, вернее, снят с работы. К периоду профсоюзной дискуссии выросшая на почве изложенных выше неудач личная неудовлетворенность начала перерастать у меня в недовольство более общего порядка. В период дискуссии я стоял на позиции Ленина, но применявшиеся нами, на мой взгляд, демагогические методы борьбы отталкивали меня от нее и углубляли сложившееся у меня недовольство существующим положением. Неизгладимое впечатление произвели на меня кронштадтские события. Я не мог примириться с мыслью, что те самые матросы, которые принимали участие в Октябрьских боях, восстали против партии и власти, и в поисках объяснения этого факта приходил к обвинению ЦК При введении нэпа я, несмотря на образовавшийся у меня надрыв, не выступал против этого мероприятия партии. Нутром однако я воспринять нэп не мог и признал его только потому, что не видел другого исхода. Обстоятельство это привело к углублению внутреннего разлада во мне, и я начал отходить от партийной жизни.

Дискуссию с Троцким 1923–1924 гг. я воспринял уже по-партийному, и хотя не разделял взглядов Троцкого, но был против той, на мой взгляд, излишней страстности, которая применялась в полемике против него. Решающее влияние в дальнейшем имела смерть Ленина. Я видел в ней гибель революции. Завещание Ленина, которое мне стало известно, не помню от кого, мешало мне воспринять Сталина как вождя партии, и я, не видя перспектив для революции, ушел в мистику.

К 1926–1927 гг. я уже отошел от партии настолько далеко, что развернувшаяся в это время борьба с троцкистами и зиновьевцами прошла мимо меня, и я в ней никакого участия не принял. Углубляясь под влиянием Барченко все более и более в мистику, я в конце концов организовал с ним масонское сообщество и вступил на путь прямой контрреволюционной деятельности.

СЛЕДОВАТЕЛЬ: Кто такой Барченко, откуда вы его знаете и каким образом он вовлек вас в масонскую организацию?

БОКИЙ: Барченко А.В., биолог, в настоящее время сотрудник ВИЭМ, куда я устроил его в 1935 г. Познакомили меня с Барченко в 1924 г. приезжавшие из Ленинграда бывш. сотрудники Ленинградской ЧК Лейсмейер-Шварц и Владимиров. Явившись ко мне в Спецотдел ОГПУ в сопровождении Барченко, они рекомендовали мне его как талантливого исследователя, сделавшего имеющее чрезвычайно важное политическое значение открытие, и просили меня свести его с руководством ОГПУ с тем, чтобы реализовать его идею. Барченко выдвигал теорию о том, что в доисторические времена существовало высокоразвитое в культурном отношении общество, которое затем погибло в результате геологических катаклизмов. Общество это было коммунистическим и находилось на более высокой стадии социального (коммунистического) и материально-технического развития, чем наше. Остатки этого высшего общества, по словам Барченко, до сих пор существуют в неприступных горных районах, расположенных на стыках Индии, Тибета, Кашгара и Афганистана, и обладают всеми научно-техническими знаниями, которые были известны древнему обществу, так называемой «Древней Науке», представляющей собой синтез всех научных знаний. Существование и Древней Науки, и самих остатков этого общества является тайной, тщательно оберегаемой его членами. Это стремление сохранить свое существование в тайне Барченко объяснял антагонизмом древнего общества с римским папой. Римские папы на протяжении всей истории преследовали остатки древнего общества, сохранившиеся в других местах, и, в конце концов, полностью их уничтожили. Себя Барченко называл последователем древнего общества, заявляя, что был посвящен во все это тайными посланцами его религиозно-политического центра, с которыми ему удалось однажды вступить в связь.