Александр Андреев - Оккультисты Лубянки

• Название: Оккультисты Лубянки
• Автор: Александр Андреев
• Издательство: Издатель Быстров
• Жанр: Эзотерика
• Год: 2006
• ISBN: 5-9764-0023-Х

Два человека из разных миров сошлись на Лубянке, в учреждении с грозным наименованием НКВД, с одной целью: поставить научно-оккультные поиски на государственную основу — найти дорогу в Шамбалу, овладеть «древней наукой» и поставить ее на службу первому в мире государству рабочих и крестьян.

Первый — Глеб Бокий — стоял у истоков большевизма и в то же время был тайным оккультистом, крупным чекистом-контрразведчиком, организатором и руководителем будущего ФАПСИ и системы государственной тайны в СССР и одновременно членом засекреченного масонского сообщества. Второй — никому не известный, загадочный профессор-оккультист доктор Барченко. Они хотели восстановить связь времен. Они верили. Они мечтали основать социализм на принципах древнего буддизма. Но вместе с тысячами других ученых оказались не нужны власти. Так был создан миф о Шамбале, и Шамбала из Счастливой страны буддистов превратилась в зловеще-мрачную силу, представляющую прямую угрозу для великой советской империи.

---

ПРИЛОЖЕНИЕ 1

Краткая автобиография А.В. Барченко

В правление Педагогической академии

16/V 1919

Слушателя 2-го Педагогического института

Александра Васильевича Барченко, живущего

по 10-й линии Вас. О-ва в д, 41, кв. 12

ЗАЯВЛЕНИЕ

По окончании классической (б. 2-й СПб.) гимназии я поступил на медицинский факультет, на коем прослушал лекции два с половиной года (в Казанском и Юрьевском университетах). За неимением средств должен был университет оставить и сначала поступил на службу в Министерство финансов, и затем занялся литературной работой, которая в течение 10 лет является исключительным средством моим к существованию.

В различных популярно-научных столичных и провинциальных изданиях я все время работал как популяризатор биологии и географии. Помимо журнальных и газегных статей, моя книга (сборник географических картин и рассказов) «Волны жизни» выдержала два издания. Моя географическая повесть для юношества старшего возраста «Океан-кормилец» (из быта мурманских промышленников), помимо журнала разошедшаяся отдельным изданием, ныне выходит вторым изданием.

Мне пришлось в качестве туриста, рабочего и матроса обойти и объехать большую часть России и некоторые места за границей.

Попутно я дополнял свое образование собственными силами, штудируя учебники в рамках университетского курса естествознания и работая в частных лабораториях.

В 19И г, возбуждал ходатайство о держании государственных экзаменов по естественному факультету, но как участник войны эту возможность потерял. С 1918 г. состоял слушателем Высших одногодичных курсов при 2-м Педагогическом институте. Получал стипендию и выполнил все объявленные работы (экзамен по общей биологии и зачетный реферат по методике естествознания). Курср за ограниченным числом слушателей в конце января были расформированы, и я оказался слушателем-стипендиатом Института по биологическому факультету.

Слушать 4-летний курс в границах программы, мне достаточно знакомой, я не имею возможности. Специализировавшись в литературной работе по вопросам географии, прослушавши полный семестр на географическом отделении б. Высших одногодичных курсов при 2-м Педагогическом институте, намереваясь в дальнейшем посвятить себя педагогической деятельности в качестве преподавателя географии, я прошу правление принять меня в чйсло слушателей-стипендиатов Педагогической академии по географическому ее отделению.

1919 года апреля 14-го

Александр Барченко.

При сем прилагаю удостоверение ректора 2-го Педагогического института

(приписано)

Кроме сего я сдал на Высших одногодичных курсах зачет по страноведению. По геологии с основами кристаллографии держал в свое время экзамен в Военно-Медицинской академии (получил полный балл).

В 1918 году читал ряд публичных лекций в Тенишевском зале по истории естествознания. В том же году читал законченный курс «История древнейшего естествознания» на частных курсах преподавателей в физическом институте Соляного Городка.

Документы в подтверждение изложенного не замедлю представить дополнительно.

Александр Барченко.

ЦГА СПб. Ф. 2990. On. 1. Д. 103. Лл. 5, 6,6 об.

РСФСР

Комиссариат Народного Просвещения

2-й Петроградский Пед. Институт

12 апреля 1919 г.

(Пр. К. Маркса № 84-в)

УДОСТОВЕРЕНИЕ

Выдано А.В. Барченко в том, что он с 1918 состоял слушателем-стипендиатом Высших одногодичных курсов при 2-ом Педагогическом институте по естественно-географическому отделению. Барченко сдал объявленный в декабре месяце экзамен по общей биологии, получив отметку «весьма удовлетворительно», и предоставил объявленный по курсу методики естествознания зачетный реферат, выполненный вполне успешно.

Ввиду расформирования курсов Барченко ныне перечислен в число слушателей-стипендиатов института и получил стипендию из расчета 500 руб. в месяц за январь и февраль.

1919 г. апреля 12.

Ректор Института Н. Рожков.

ЦГА СПб. Там же. Л. 2.

ПРИЛОЖЕНИЕ 2

Письма A.B. Барченко В.М. Бехтереву 1920–1923 гг. Письмо 1

1920.XII.19

Петроград

Васильевский о-в, 1 линия, д. 40, кв. 21

Высокочтимый Владимир Михайлович!

Я только что вернулся с Мурмана и съездил в Москву. К сожалению, я не мог и там разыскать интересовавшую Вас мою книгу «Доктор Черный». Она разошлась до последнего комплекта.

Прилагаю при сем единственный собственный экземпляр «Доктора Черного». Боюсь, что вещь эта Вас весьма разочарует. Она приспособлена для целей популяризации некоторых научных новинок специально в среде старшей ступени юношества.

Что касается просимых Институтом по изучению мозга препаратов океанской фауны, то дело обстоит так: для препаратов необходима посуда, ею необходимо запастись в Петрограде. Если посудой располагает Институт, — благоволите озаботиться, чтобы меня ею до моего отъезда (4–5 января) снабдили. Если же посуды в Институте нет, дирекция его благоволит снабдить меня требовавиием в «Главстекло». В таком случае я получу возможность доставлять интересующие Вас препараты не позже половины февраля.

Доклад на тему: «Душа древних учений в поле зрения современного естествознания», который я должен был сделать, согласно приглашению Института, 22 ноября, я могу доложить между первым и четвертым января или же в середине февраля. Благоволите обсудить, что для Вас будет удобнее и, если не затруднит Вас, сообщите мне возможно скорее, чтобы я мог ориентировать свой отъезд из Петрограда и приезд в феврале — ad hoc.

Относительно интересовавших Вас вопросов из области древней науки и применения некоторых методов ее к исследованию области, интересующей комиссию, коей Вы руководите, я выяснил все, что от меня зависело, в том числе и форму и рамки моего участия в этой работе, для меня доступные.

Если Вас эта сторона вопроса не перестала интересовать, благоволите известить меня — я до отъезда буду к Вашим услугам во всякое время.

Теперь разрешите обременить Ваше внимание вот чем. Несколько минут назад ко мне неожиданно явилась Вера Князькова — та самая больная, которую я старался направить к Вам на излечение и с коей вместе у Вас был. По ее словам, она совершенно отчаялась в возможности привлечь к себе внимание врачей в размере, обеспечивающем ей возможность более или менее скоро покинуть лечебницу, в коей она, не считающая себя больной, томится уже полтора месяца. По словам [В. Князьковой], ее сестра Нина, неизвестно из каких побуждений, с необъяснимой настойчивостью клятвенно уверяет врачей, ее пользующих, что все слова ее, Веры Князьковой, — болезненный бред и болезненная ложь. В зависимости от такого утверждения врачи, по словам В. Князьковой, совершенно изменили к ней отношение и игнорируют ее заявления как бредовые.

Совершенно отчаявшись добиться более внимательного отношения легальным путем, В, Князькова решилась на крайний шаг — бежать из больницы и умолять меня, как оказавшего ей в свое время теплое участие, чтобы я лично снесся с Вами и обратил на нее персонально Ваше внимание.

Доставши у одной из больных пальто, Князькова вечером в темноте потихоньку выбралась из лечебницы и явилась ко мне. Я по совести должен констатировать, что Вера Князькова сейчас держится настолько спокойно и здраво и настолько логично аргументирует свой поступок, что применить к ней насильственное стеснение свободы не представляется никаких, по крайней мере очевидных, оснований, Посему элементарным долгом человечности я почел до утра предоставить ей в своей семье приют. Я вместе с людьми, совершенно мне посторонними, был в свое время свидетелем, как сестра Веры Нина обнаруживала значительно более болезненную и нервную неуравновешенность, чем Вера Князькова. С теми лицами я был свидетелем, как Нина Князькова обвиняла Веру с ругательствами и криком во лжи и бреде, каковые обвинения Вера совершенно спокойно на глазах у нас опровергала, оперируя фактами. Посему я лишен возможности не доверять Вере в ее рассказах о воздействии ее сестры Нины на врачей лечебницы, черпающих, в силу необходимости, данные для анамнеза из уст Нины Князьковой.

Ввиду же того, что Вера Князькова определенно, и не принимая на себя всяческую ответственность, заверяет, будто д-р Триумфов[375] настойчиво допытывается у нее, «чем ее спасал и лечил д-р Барченко», а д-р Мясищев[376] предложил ей вопрос: «Почему Вы уверены, что д-р Барченко вас не гипнотизировал?», и ввиду того, что я, в действительности, не экспериментировал с гипнозом как Веры Князьковой, так и кого бы то ни было, я вижу себя вынужденным раз и навсегда покончить с плохо объяснимым для меня интересом совершенно неизвестных и незнакомых лиц к моей скромной личности, В сих целях я, вместе с Верой Князьковой, одновременно с отправкой Вам сего письма, направил в Чрезвычайную комиссию, к следователю, ведущему по моему заявлению дознание о странной компании, вторгшейся в мою семью, введшей в нее Веру Князькову и, по-видимому, не оставляющей своим вниманием меня до сих пор.