Андрей Шкуро - Гражданская война в России: Записки белого партизана

• Название: Гражданская война в России: Записки белого партизана
• Автор: Андрей Шкуро
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2004
• ISBN: 5-17-025710-4

Мемуары генерала А. Г. Шкуро и воспоминания о нем, представленные в этой книге, в значительной степени могут способствовать восстановлению противоречивой картины Гражданской войны 1917–1920 гг. на юге России.

Текст снабжен предисловием, приложениями и комментариями. Книга будет интересна как специалистам, так и любителям военной истории.

Аннотация первого издания

Ценнейшие воспоминания непосредственного участника описываемых событий. Генерал-лейтенант А. Г. Шкуро окончил 3-й Московский кадетский корпус и Николаевское кавалерийское училище (1907 г.). Участник Первой мировой войны. В 1915 году сформировал первый Кубанский конный отряд особого назначения для действий в тылу на Германском фронте. В 1918 году организовал партизанский отряд во время гражданской войны, который соединился с Добровольческой армией. В Добровольческой армии командовал дивизией и Кубанской армией. После разгрома белых выехал из Крыма в эмиграцию в 1920 году. В эмиграции жил в Париже и работал в цирке наездником. В годы Второй мировой войны принимал участие в формировании антисоветских казачьих частей, подчиненных германскому командованию. В мае 1945 года был выдан англичанами советскому командованию в Лиенце и казнен 16 января 1947 года в Москве по приговору военной коллегии. Предлагаемые мемуары, единственная книга автора, были написаны по горячим следам событий гражданской войны, в 1920–1921 гг. Но самому генералу Шкуро не удалось их издать. До 1961 года рукопись лежала у полковника Белой армии Бека, который уехал из Парижа в Аргентину в 1936 году. И только после его смерти его вдова издала предлагаемую книгу. Таким образом, рукопись надолго пережила своего автора. Поистине «рукописи не горят».

Подлинные материалы эпохи по истории гражданской войны. Для славистов, историков России, библиографов. Большая редкость

---

Пробыв в Ессентуках сутки, я вернулся в Кисловодск; двух казаков, данных мне Глуховым, отправил на подводе с вещами в аул Кумско-Лоовский. Оба казака (фамилия одного из которых Ягодкин) были впоследствии расстреляны большевиками, захваченные в разведке. Их повез на подводе старик казак, отец Ягодкина.

В назначенный час и в условленное место прибыла за мною заказанная заблаговременно лихая тройка; извозчик был свой, преданный нашему делу человек. Простившись со своими, мы со Слащовым, переодетые красноармейцами, сели в нее, и я демонстративно громко приказал:

— В «Замок коварства и любви»!

Это был популярный кабачок, расположенный верстах в шести от Кисловодска. Проезжая мимо, патрулей, стоявших на окраине города, мы со Слащовым сидели развалясь, горланя пьяные песни, обнявшись. Благодаря этому патрульные, предполагая, что мы подобные им пьяные «товарищи», беспрепятственно нас пропускали.

Проехав версты четыре по направлению к «Замку коварства и любви», мы свернули на Камбиевский кабардинский аул, недалеко от которого нас ждали предупрежденные заранее о нашем приезде два брата Тамбиевы. Они были вооружены и привезли вооружение также для нас со Слащовым. В качестве проводников они поскакали впереди нашей тройки, указывая дорогу на Кумско-Лоовский черкесский аул, отстоявший от Тамбиевского верст на 25.

Владетельный князь Лоов,[94] старый офицер, прапорщик милиции, был деятельным членом нашей организации и именно через него велась связь с менявшими постоянно местоположение казачьими отрядами; вокруг Кумско-Лоовского аула патрулировали, предохранявшие от внезапностей, многочисленные черкесские разъезды. Несмотря на то что весь аул знал о предстоящем нашем приезде и благодаря чрезвычайной солидарности черкесского населения, ни одно лицо не повернулось в нашу сторону при нашем следовании по улицам аула. Милейший князь Лоов встретил нас обильным угощением. Так как Ягодкин с подводой был уже в ауле, то я переоделся тотчас же в черкеску с погонами, надел револьвер и шашку. Впервые после долгих месяцев унижений я вновь почувствовал себя русским офицером. Из отряда прибыл к князю Лоову для встречи меня, еще до моего приезда, поручик Фрост, который теперь доложил мне, что завтра утром лошади будут ждать нас в ближайшем лесочке.

Переночевав у князя, на другой день на рассвете на подводе Ягодкина и в сопровождении вооруженных конных черкесов мы поехали к месту, где нас должны были ждать кони. Поверх черкески у меня была бурка. Нам повстречались ехавшие из лесу мужики соседнего большевистского селения Михайловского.

— Куда вы? — окликнули они нас.

— Мы из Кисловодска в Бекешевку за хлебом.

— Тут кругом казаки белогвардейские бродят.

— Мы их не боимся, — ответил я.

— Оттого и не боитесь, что вы, верно, с ними, — заметил один из мужиков.

— Да не с тобой, дураком, — крикнул ему я.

Поехали дальше, а лошадей все нет. Решили сесть в лесок, перекусить хлебом с салом. Едет из лесу казачишка на возу.

— Здравствуйте, чего тут робите?

— А ты кто?

— Я из Бугурусланской; ездил по дрова. Чего же вы в лесу будете делать? Может, вы до Шкуры едете? — А это кто? — спросил я.

— Да полковник один. Гарнизовал казаков; говорят, тысяч десять по горам бродят; пока баранту крадут да коней у мужиков угоняют.

— А вы что будете делать? — спросил я его.

— Если придет к нам Шкура, мы с ним вместе с большевиков шкуру спустим.

Тут он принялся ругать большевиков. Затем пристал к нам опять:

— А вы кто будете? Наверно, офицеры?

— Скоро увидишь и узнаешь, кто мы такие.

Тут он сразу принял положение человека, разговаривающего с начальством, чтобы подчеркнуть свою приверженность к старым порядкам.

— Коней видел?

— Да вон там, версты полторы отсюда, пасутся кони — четыре коня поседланные с сумами.

— Ну, прощай, козаче, — сказал я ему, — да скажи в станице, что скоро к ним приедут гости…

Этот казак, Литвиник, впоследствии был у меня ординарцем.

Мы поехали дальше. В это время прогремели в стороне, куда мы направлялись, 2–3 выстрела. Вскоре мы увидели пасущихся коней, и навстречу нам выскочили вахмистр Перваков и несколько казаков, закричавших «ура».

— Кто это стрелял? — спросил я Первакова.

— Да тут ехали два мужика Михайловских. Мы к ним: «откуда, мол, ребята?» Кони у вас очень добрые. «Да это мы помещика делили». Я говорю мужикам: «Помещик тот сказал, чтобы вы коней этих мне отдали». Они, конечно, удирать. Тут мы выстрелили — вроде по ним. Они с коней со страху попадали и… дёру. Ну, мы, конечно, коней забрали.

Я принялся ругать Первакова, что он может, действуя таким образом, переполошить большевиков и наделать тревоги пальбой. Затем мы сели верхом и двинулись в путь.

Долго прорывались по водомоинам, ущельям и лесным трущобам. Наконец добрались до седловины между двух гор. Это была так называемая Волчья поляна. Под исполинским дубом стоял сложенный из сучьев шалаш; возле него была воткнута пика, и на ней трепетал мой значок — волчья голова на черном поле.

— Смирно! Равнение направо, господа офицеры! — раздалась команда подполковника Сейделера, стоявшего на правом фланге небольшой шеренги офицеров и казаков. Затем он подошел ко мне с рапортом: — Господин полковник! Во вверенной вам армии налицо штаб-офицеров 2: Слащов и Сейделер; обер-офицеров 5: подъесаул Мельников, поручик Фрост, прапорщик Лукин, прапорщик Макеев, прапорщик Светашев; казаков 6: вахмистр Перваков, вахмистр Наум Козлов, урядники Лучка, Безродный, Совенко, Ягодкин; винтовок — 4, револьверов — 2, биноклей — 2…

— Здорово, Южная кубанская армия! — крикнул я. — Приветствую вас с началом действительной борьбы. Глубоко верю, что с каждым днем армия наша станет все увеличиваться и победа будет за нами, ибо наше дело правое, святое.

Восторженные крики «ура» были мне ответом. Так началась новая эра моей жизни.

Глава 10

Скитания в горах. — Волчья поляна. — Начало восстаний в Пятигорском и Баталпашинском отделах в мае 1918 года. — Взятие станиц Суворовской и Бекешевской.

Последние числа мая я провел на Волчьей поляне, подготовляя восстание казаков. Для этой цели рассылал своих офицеров и партизан по соседним станицам Усть-Джмуримской, Воровсколесской, Баталпашинской, Бекешевской, Бургустанской и другим. В каждой из них у нас были верные люди, через которых мои разведчики узнавали о силах большевиков, о казачьих настроениях и новостях. Вместе с тем они пускали фантастические слухи о силах моего отряда; чтобы побудить станичников охотнее идти мне навстречу и подцержать их оппозиционное к большевикам отношение.

С Кисловодском, где у меня сидел поручик Бутлеров, и с Ессентуками, где был Мельников, поддерживалась регулярная связь, и я знал ежедневно о действиях и намерениях большевистских верхов, о положении дел на Тереке и действиях Добрармии. Мое исчезновение из Владикавказской тюрьмы наделало, как я и ожидал, много шуму; большевики тщетно искали меня на Группах и даже арестовали мою жену. Ходившие по станицам слухи о приблизительном местонахождении моего отряда докатились и до Кисловодска; в Совдепе начались разговоры о необходимости выслать вооруженную силу для моего окружения и поимки.

Во избежание всяких случайностей мы охранялись весьма бдительно. На вершине горы на дереве сидел цостоянно дозорный с биноклем, держа под своим наблюдением все ведшие к нам дороги. Со стороны Кумско-Лоовского аула нас охраняли черкесские патрули. Однако наше местопребывание постепенно становилось известным окрестному населению. К нам стали приходить пастухи, казаки, наконец, даже бабы, приносившие нам гостинцы. Тут случилось еще одно досадное обстоятельство: поехавший в станицу Бекешевскую вахмистр Перваков и еще один казак напились там после спора на политические темы и выпороли одного большевизанствующего мужика. Вскоре после этого в Бекешевскую прибыл большевистский карательный отряд в составе роты пехоты с пулеметами и полевым орудием, назначенный для нашего уловления. Надо было менять убежище.

Поздно ночью мы поседлали коней и гуськом, шагов по 40 дистанции, двинулись в путь, в глубь гор, где, по выражению казаков, была хорошая щель. Проезжая по местам, где пастухи пасли овец, или мимо хуторов, мы подымали крик и шум, чтобы оставить впечатление, что идет большой отряд. На Волчьей поляне с этой же целью оставили громадное количество пепелищ от костров; это мы делали на каждой остановке отряда. Кроме того, волочили за собой под брезентом деревянный пулемет, что также производило свой эффект. Как выяснилось впоследствии, карательный отряд, уже после нашего ухода, обстрелял поляну из пулемета и атаковал ее пехотой. При этом едва не погиб приехавший в разведку на старое место подполковник Сейделер. Спасся он прямо чудом.