Вячеслав Хотулёв - Клавдия Шульженко: жизнь, любовь, песня

• Название: Клавдия Шульженко: жизнь, любовь, песня
• Автор: Вячеслав Хотулёв
• Издательство: Олимп, Русич
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1998
• ISBN: 5-7390-0520-5; 5-88590-822-2

Народная артистка СССР Клавдия Ивановна Шульженко долгие годы была невероятно популярна. И в то же время ее личная жизнь оставалась тайной «за семью печатями»…

Книга рассказывает об очень непростом творческом пути великой советской певицы, о ее мужьях, увлечениях и страстях… И конечно, о ее песнях, которые неразрывно связаны с этапами жизни нашей страны.

---

Не обращая внимания на некоторую идеологическую ангажированность (ибо таковы были правила игры в бывшем СССР), любознательный читатель все же сможет создать впечатление об этой певице, сегодня навсегда забытой. Но Утесов не совсем прав. В разгар первой мировой войны Иза Кремер пела песенку о прощании девушки с солдатом. Песня называлась «Ах, эти платки, все эти платочки». Вероятно, она стала неким прообразом знаменитого «Синего платочка».

Надо заметить, что любое сравнение с Изой Кремер безмерно раздражало Клавдию Шульженко. Но тень Изы еще долго будет витать над нею. Впрочем, об этом — позже.

Глава 4

…Клава тайно от своих друзей разучивала две новые песенки. Наконец-то появились вещи, написанные специально для нее. «Мой репертуар!» «Мой репертуар!» Она представляла, как на концерте после «Снился мне сад в подвенечном уборе» скромненько скажет: «Сейчас я исполню песни из своего репертуара!» Мама, послушав ее домашние репетиции, одобрительно кивнула:

— Хороша песня, на «Маруся отравилась» похожа.

Отец досадливо хмыкнул:

— Вот именно — «отравилась». Только в кабаках и петь.

Но дочери ничего не сказал. Последнее время он ее опасался, уж больно вспыльчивой стала дочурка. Взрослая уже. Пора замуж выдавать.

Клава теперь торопилась домой из театра, чтобы скорей сесть за пианино, предварительно наглухо закрыв окна. Она пела вполголоса, чтобы на улице ее не слышали. Компании, танцы, вечеринки — все было забыто.

Синельников с неудовольствием наблюдал, как Клава спешила уйти, едва заканчивалась репетиция, и отпускал, если она вдруг отпрашивалась. Он видел, что она чем-то возбуждена и увлечена, и чувствовал, что не его театром.

Надвигались летние гастроли в Ростове-на-Дону. Синельников решил не брать Клавдию, что существенным образом повлияло на ее дальнейшую судьбу.

Она в последнее время в одиночестве гуляла по городу, заходила в книжные магазины. На круглых тумбах, оклеенных афишами, она читала: «Анна Орлова в собственном репертуаре». В магазинах продавались ноты, изданные еще до революции: «Песни и романсы несравненной Веры Колибри», «Песни репертуара Анастасии Вяльцевой», «Песни из репертуара незабываемой Варвары Паниной»… «Скоро и мои ноты будут также продаваться, — думала Клава, пролистывая желтые страницы, и уже с упрямством сказала себе: — И афиши будут на всех тумбах».

Летом 25-го года театр отправился на гастроли в Ростов-на-Дону. Клавдия осталась в Харькове и была несказанно рада этому. Осенью она собиралась показать «свой репертуар», но… надо было как-то зарабатывать деньги. Она уже за полтора года привыкла к финансовой независимости. Подвернулся случай. На окраине города, там, где был Народный дом, расположился Краснозаводский драматический театр. Им руководил человек со звучным псевдонимом — Нелли Влад. Театр расположился, что называется, на рабочей окраине; до него всего час ходьбы от родной Москалевки, что было для Клавдии немаловажно. Нелли Влад взял ее без испытательного срока, ибо школа Синельникова много для него значила. Тут же последовал ввод. В спектакле по роману испанского писателя Бласко Ибаньеса «Кровь и песок» появился новый персонаж — уличная певица.

Во время сцены народного гулянья Шульженко появлялась в ярко-красном платье, массовка изображала жизнерадостных испанцев. Клава же на мосту, перекинутом через сцену, что было по тем временам ярким режиссерским решением, пела непривычный для современного уха текст: «Креолита, ты огнем налита». Успех был бешеный. Публика, обалдевшая от такой яркой испанской жизни, кричала «бис». Нелли Влад был счастлив, в театре с приходом Шульженко пошли аншлаги.

Днями должен был вернуться с гастролей театр Синельникова. Клава догадывалась, что Николай Николаевич уже знает о ее бегстве в Краснозаводский театр, она мучилась, переживала и набиралась мужества для разговора, который она считала необходимым. Она специально выбрала время, когда еще не началась сценическая репетиция, робко постучала в дверь и, не дожидаясь приглашения, вошла. Николай Николаевич против обыкновения полулежал на диване. Увидя Клаву, смутился, сел, потом поднялся, взял ее руку и поцеловал.

— Извините, голубушка… Стар уже стал для гастролей… Знаю, все знаю. Спасибо, что пришла.

Клава схватила его руку и поцеловала:

— Спасибо! Спасибо вам за все, добрый, чудный, милый Николай Николаевич!

— Ну полно, полно!.. Рассказывай.

Клава ему открылась, поведав о своей работе над двумя новыми песенками.

— У тебя дар эстрадной миниатюры, Ты должна работать над песней, как над маленьким спектаклем длиной в 3–4 минуты. Сотворишь это чудо, и тогда у тебя будет свой театр. О чем твои песенки? Про что они?

— Про шахту и про кирпичи, — быстро ответила Клава.

— Про что, про что? — переспросил пораженный Синельников.

— Одна называется «Шахта № 3», — стала объяснять Клава. — Вторая — «Песня о кирпичном заводе». Это очень современные вещи! Только умоляю, Николай Николаевич, никому ни слова.

— Отстал я от жизни, отстал, — усмехаясь в усы, сказал Синельников и поднялся, давая понять, что пора прощаться. — А может, ты и права. Спасибо, что пришла, голубушка. У тебя все получится.

В конце сентября в помещении Краснозаводского театра после спектакля состоялся дивертисмент. Шульженко решилась показать свои новые работы. Она исполнила привычное — «Снился мне сад». Потом чуть томным, немного утомленным голосом сказала: «А сейчас… (пауза) я исполню две новые песни (пауза) из своего репертуара».

Молодой актер «второго положения» Женя Брейтигам хихикнул. Нелли Влад, вытаращив глаза, смотрел на нее и думал: ну вот, началась «звездная болезнь».

После «Шахты № 3» вежливо и с интересом поаплодировали. Потом началась история, как парень с девушкой любили друг друга и работали на кирпичном заводе. А завод принадлежал злому бессердечному фабриканту, но пришла революция и рабочие сами стали хозяевами завода. Паренек стал, естественно, директором завода, а девушка, успевшая выйти за него замуж, успешно трудится на этом же заводе, но уже под началом своего мужа.

Актеры и приглашенные, казалось, сошли с ума. Клаве пришлось дважды исполнять эту песню на «бис». Такого у нее еще не было. Потом все обступили ее и наперебой стали спрашивать, кто автор, чьи слова, и просили, чтобы обязательно Клава переписала слова.

С этого скромного вечера началось победоносное шествие «Кирпичиков» по молодой Стране Советов. Если просмотреть прессу о К. И. Шульженко за последние, скажем, пятьдесят лет, то можно обратить внимание на то, что журналисты не блещут оригинальностью. Большинство статей непременно начинается с «Синего платочка». Однако его популярность ни в какое сравнение не шла с популярностью «Кирпичиков». В истории массовой культуры XX века ничего подобного не было.

Уже через несколько дней «Кирпичики» распевали в ресторанах и пивных Харькова. После каждого выступления к Клаве подходили молодые рабочие и девушки в красных косынках и просили, нет, требовали, чтобы Клавдия переписала им слова. В 1925 году «Кирпичики» Клавдии Шульженко завоевали весь СССР.

Если вспомнить историю советской песни за семь десятилетий, то, пожалуй, трудно в ней найти что-либо подобное по своей оглушительной и совершенно непонятной для теоретиков популярности. Да, в 30-х годах страна распевала «Нам песня строить и жить помогает», «Андрюшу». Массовая песня уютно соседствовала с массовыми репрессиями. В годы Великой Отечественной войны — «Синий платочек», «Темная ночь». В пятидесятые — «Мишка, Мишка, где твоя улыбка?», «Ландыши». Впрочем, у всякой памяти — свои вехи, и у каждого из нас будет свой список, который не всегда будет совпадать с чьим-то другим. Но успех «Кирпичиков», как прозвали песню в народе, — совершенно уникален, непревзойден и вряд ли будет превзойден в обозримом будущем. На пластинках стали писать — «народная песня». В том же 1925 году молодой режиссер и актер Леонид Оболенский, доживший до глубокой старости (он умер в середине 80-х годов), вместе с начинающим оператором Анатолием Головней, будущим гением операторского мастерства, сняли фильм «Кирпичики», где был экранизирован сюжет песни. И наконец, «крещендо» песенки, ее звездным часом стал момент, когда великий Всеволод Мейерхольд включил ее в свой спектакль… «Лес» по А. Н. Островскому. И только некоторые снобы или люди со старым фундаментом культуры, каким был Н. Н. Синельников, морщились, упрекали Клаву в дурном вкусе, низком музыкальном уровне, примитивности…

Когда успех «Кирпичиков» перешел все мыслимые границы, пришли в себя музыкальные критики и стали «крыть» песенку, не жалея черных красок, сарказма, благо это было совершенно безопасно — ругать невзыскательный «хит» (как модно сейчас говорить) и мало кому известную певичку из Харькова с простонародным именем Клава. Ее ругали несколько десятилетий (!). Спустя три-четыре года «Кирпичики» исполняли только в поездах так называемые лица без определенных занятий, а куплетисты на эстраде, не отказывая себе в удовольствии спеть простенький запоминающийся мотивчик, — все резвились… Критики же на протяжении 30-х годов со сладострастным усердием рассказывали ошалевшему читателю, какая плохая и бездарная песня эти «Кирпичики», тем самым продлевая ей жизнь.