Риити Ёкомицу - Прозаические миниатюры

• Название: Прозаические миниатюры
• Автор: Риити Ёкомицу
• Издательство: Иностранная литература
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2012

---

Они с женой стали похожи на два сросшихся высохших стебля и молчали целыми днями. Теперь оба уже были готовы к смерти. Что бы ни произошло, им уже нечего было бояться. И в темном, затихшем доме сердце его обрело покой и бездвижность, как та чистейшая вода, которую им приносили из источника в горах и наливали в глиняную бочку до самых краев.

Каждое утро, пока жена еще спала, он ходил босиком по обнажавшемуся в отлив морскому дну. К ногам прилипали прохладные водоросли, принесенные вечерним приливом. Иногда, словно пригнанный ветром, забредал местный мальчишка и, скользя по ярко-зеленым водорослям, забирался на угловатый утес.

На море начинали появляться белые паруса. День за днем все веселее бежала вдоль моря белая дорога. Как-то в их дом доставили букет душистого горошка от знакомого, жившего по ту сторону мыса.

В угрюмом и опустелом доме, стоявшем под холодными ветрами, впервые повеяло ароматом ранней весны.

Он взял букет, как для торжественного подношения, и руку тут же осыпала цветочная пыльца. Войдя в комнату жены, он сказал:

— Наконец-то весна пришла!

— Да, красивые, — отозвалась жена, улыбнулась и протянула к цветам исхудалую руку.

— И правда, красивые.

— Откуда они?

— Эти цветы совершили путешествие в пролетке, они ехали по самой кромке моря и все разбрасывали, разбрасывали, сеяли перед собой весну…

Жена приняла от него букет и крепко прижала к груди. Погрузив бледное лицо в самую гущу ярких цветов, она прикрыла глаза — и ее словно унесло радостным забытьем.

Зима и женщина

Выйдя за бамбуковую изгородь, женщина, задумавшись, рассеянно смотрит в соседний сад. Там по земле стелется несколько спутанных стеблей зимних хризантем. Из-под собранных метелкой в кучку палых листьев к небу поднимается дымок.

Впору спросить у нее, о чем она думает.

Если она, приложив рукава к груди, ответит: «О песнях про осень», — ее необходимо остановить. Спокойно взять за руку:

— Лучше бы вы подумали о весне. Войдите-ка лучше в дом и сделайте чаю… А одежду к весне вы уже всю подготовили — вы уверены? Да займитесь лучше шитьем, севши рядышком с кипятильником на жаровне, где весело бурлит вода. Ведь скоро вернется ваш муж с озябшими покрасневшими пальцами. Неужто до его прихода вы собираетесь предаваться мыслям об ушедшей осени? В осени счастья нет. Ну-ка, ну-ка, пожалуйте-ка в дом. Не хотите совать руки в ящик с углем — одолжу вам перчатки. Вода, наверно, слишком холодная, но вы только подумайте, какие будут пальцы у вашего мужа, а ведь он вот-вот придет. И цветы в окне цветочной лавки еще не увяли. Сотрите пыль с вазы на камине и поставьте в нее пока один нарцисс. Уложите кошку спать на нагретом солнцем местечке на краешке вашей веранды, а щенок пусть играет с собственной светлой тенью. Но не надо заглядываться на зимнюю камелию. Она-то уж точно наведет тоску. Стоит в тени чулана и бесшумно роняет лепестки. Лучше выдохните белый парок в холодный воздух. Пусть он взлетит, как вспархивает птица, испугавшись падающего лепестка. Возьмите в руки белую редьку[9], обведите взглядом все вокруг и засмейтесь на пороге кухни. Быть может, из свертка, который принесет муж, вылетит вам навстречу новая шаль. Ведь скоро придет весна. И будет слышно, как в вашей каменной чаше для умывания — вокруг черпака — бьют крылышками медовые пчелы. Из деревень в город потянутся машины — с каждым днем все больше. Сорокопуты улетят на родину, в дальние края, а старые ветки оживут и выпустят почки. Вы увидите, как влюбленные парочки будут гулять в окрестностях города, держась за руки. Тогда и вы возьмите мужа за руку и скажите ему: «Смотри-ка, вот и весна пришла, правда?» Но нельзя же, чтобы при этом весеннее пальто вашего мужа отдавало запахом плесени…

Конь божества

На самый кончик его носа, потянувшегося к кормушке, упал солнечный луч, просочившийся из-под карниза. Грива свесилась на заостренные к углам коричневые глаза, и он потряс головой. И снова начал есть.

Когда живот его округлился и кожа натянулась, веки его отяжелели, и он незаметно для себя уснул. Но вдруг послышался звук, словно от внезапно хлынувшего дождя, он открыл глаза и увидел желтую фасоль, в обилии рассыпавшуюся у него под мордой. Мельком взглянув на человека, который подбросил ему корм, он шевельнул ноздрями и снова принялся за еду. Сколько ни ешь, а стоит задремать, и кожа на брюхе опять съеживается… Наевшись, он взглянул со своего холма вниз.

Перемежаясь, тянулись друг за другом бледно-алое поле с астрагалом, желтое поле сурепки, зеленое поле ячменя. А за ними, вдали, раскинулась морская ширь цвета густого индиго, а сверху, склонившись над морем, нависло голубое небо — кажется, будто небу наказали баюкать море, как маленького ребенка…

Однако тут ему снова подсыпали фасоли, и он забыл обо всем. В передней его обиталища ему молился какой-то старик с зонтиком из дерева хиноки и в белом кимоно с нанесенными киноварью иероглифическими печатями. Он в это время, набив за щеки еду, самозабвенно жевал. Подняв голову, он увидел рядом со стариком послушника, который, сунув палец в рот, дивясь, разглядывал его.

(Какой маленький… Однако такие, бывает, приносят угощение…) Он перевел взгляд на старика. Тот уже закончил молитву и стал пригибать голову мальчика сзади.

— Ну что же ты, молись! Если так будешь пялиться, глаза лопнут.

Но мальчик из-под руки старика все так же смотрел на него во все глаза. Вскоре он ушел.

(Такие маленькие, бывает, и странные штуки выкидывают. А этот-то что не так сделал?)

Вдруг он почувствовал крайнее неудобство где-то в задней части крупа. Он напряг низ живота. Потом поднял хвост, и где-то у пола послышалось — «блямс-блямс». Он опустил веки. И увидел крошечную тень, которая, соскользнув с каменных ступеней, бесшумно, с чудесной силой побежала по земле. Что это такое может быть? Он присмотрелся к тому, что только что пронеслось мимо, и понял — это ястреб широко и свободно чертил круги в высоком небе.

(Вот что, ястреб, а я подумал было — опять овод заявился.) Он снова собрался заснуть, но приметил, что золотой карп в прудике в тени дерева поклевывает кончик шеста, и засмотрелся на него. Посреди полей шла широкая дорога. По ней в обе стороны бежали, мотая головами, лошади, шли люди с повязками на голове и пели песни, ехали машины.

(Я бы тоже хотел размяться), — подумал он, и ему захотелось перекусить веревки, привязывавшие его удила к двум столбам по бокам. Ему вспомнились его мучения, когда он однажды сбегал несколько раз подряд, и каждый раз потом дня три-четыре ему совсем не давали корма.

(Вот уж тяжко-то было), — он потряс головой. Подул ветерок. Закачались ветки ближайшего к нему деревца сакаки. Белая пыль затанцевала на нижней дороге, поглотив и людей, и машины, и лошадей. Карп приник к шесту— послышался плеск. Пыль унеслась к подножию дальних гор, и снова стало тихо. Потемневший было горный пик снова ярко осветился. Девочки, перебираясь с места на место, пололи траву на поле астрагала. Еще три девочки играли в прятки на ячменном поле. Когда им удавалось найти друг друга, они громко хохотали. Как мальчишки-сорванцы. На перекопанном поле сутулый мужчина разбрасывал удобрения. У подножия горы со стуком, выпуская белый дым, ехал за город поезд. Со стороны ступеней послышался звук колокольчика. Он поспешно повернул голову в ту сторону. По лестнице, опираясь на высокий посох, сходил человек с блестящим медно-красным лицом. На этом лице не было носа, виднелись только два маленьких отверстия.

(Странный тип. Даст что-нибудь или нет?) Мужчина действительно посмотрел на него, но прошел мимо.

(Ничего не дал. Эге! Опять кто-то идет!) Снизу послышался дробный стук сандалий гэта.

(А, ну если это тот тип, то ждать нечего. Он каждый день мимо проходит.)

И опять внизу послышался шум. Вскоре наверху появилось несколько детей с учителем. Дойдя до него, учитель остановил детей и принялся объяснять:

— Вот послушайте. Этот конь был на русско-японской войне, ему посчастливилось уцелеть под градом пуль. Как видите, даже лошади делают все, что в их силах, ради своей страны и своего государя. Вам тоже надо лучше учиться, а потом отдать все свои умения государству.

Дети в изумлении уставились на него, приоткрыв рты. Лица их залились краской.

(И что это они все на меня пялятся? А при этом явно ничего дать не собираются…) И он подобрал лежавшие перед ним несколько оставшихся фасолинок. Дети, оживленно переговариваясь и поднимая пыль, стали взбираться по каменным ступеням. Когда перед ним уже не осталось ничего съестного, он стал озираться по сторонам — не найдется ли чего-нибудь подходящего. Но нигде ничего не было. Он хотел было ухватить корм из ящика перед мордой, но не дотянулся до него. Взгляд его упал на желтый померанец, некоторое время назад брошенный под деревце сакаки.