Анатол Имерманис - Призраки отеля «Голливуд»; Гамбургский оракул

• Название: Призраки отеля «Голливуд»; Гамбургский оракул
• Автор: Анатол Имерманис
• Издательство: Дружба народов
• Жанр: Политический детектив
• Год: 1991
• ISBN: ISBN 5-285-00026-2

Роман латышского писателя входит в серию политических детективов «Мун и Дейли».

«Гамбургский оракул» — роман о нравах западных политических кругов и о западной прессе. Частные детективы Мун и Дейли расследуют невероятно запутанную гибель главного редактора прогрессивной газеты.

---

— Если учесть, что я сегодня увидел его впервые в жизни, что знаком он не со мной, а с таможенником, которому весьма кстати намекнул, что я детектив Интерпола, то филантропом можно назвать скорее его.

— Боже мой! — Мун имел вид совершающего панихиду пастора. — С вашим талантом работать в детективном агентстве — это то же самое, что папе римскому стать лектором по пропаганде атеизма… Куда он пропал? — Увлеченный беседой, Мун на миг упустил из вида Мэнкупа. — Сумку я тоже больше не вижу.

— А вы уверены, что пистолет вам не померещился? — Насладившись своим триумфом, Дейли сразу же стал серьезным.

— Слава богу. — Мун с облегчением вздохнул. Заслонившие Мэнкупа посетители отошли в сторону. Все было целым и невредимым — бутылки с шампанским, бокалы, сумка и сам Мэнкуп.

— Так как же с пистолетом? — повторил Дейли.

Мун сделал ему знак замолчать. Молодой красивый блондин, вошедший полминуты назад, все еще продолжал мыть руки. Покончив с этим занятием, он продолжал прислушиваться.

— Пошли! — предложил Мун. — Тем более что проторчали мы тут вполне достаточно, чтобы утвердить за нами национальную репутацию…

— Страдающих хроническим расстройством желудка? — пошутил Дейли.

— Зачем так грубо? Я говорю о легенде, согласно которой американец направляется в уборную только затем, чтобы вытащить из заднего кармана плоскую фляжку и высосать до дна… Подождите! Я еще не все сказал. — Мун удержал Дейли, намеревавшегося возвратиться к столику.

— В таком случае предлагаю продолжить роль стыдливого алкоголика за буфетом! — улыбнулся Дейли.

Стойка была мраморная. Облокотившись о нее, несколько наспех забежавших в кафе прохожих пили лютилют, — видимо, традиционный напиток гамбуржцев. Один из официантов, совсем еще молоденький, беспрерывно уносил пустые кружки и рюмочки, не забывая каждый раз тщательно вытереть мокрую стойку.

— Вы спрашивали насчет содержимого сумки. — Заказав водку, Мун продолжал разговор. — Не знаю.

— Только что вы были более уверены.

— Эти пять минут я, в отличие от вас, размышлял. Ловиза Кнооп мне нравится. Когда Мэнкуп сказал, что она стоит их всех, вместе взятых, это не походило на замаскированный сарказм. Почему же он, такой умный и проницательный, ошибается на ее счет?

— Допустим, что не ошибается.

— Поищем другой конфликт? — нахмурился Мун.

— Ревность.

— Я уже думал об этом. Похожи они на любовников? — Мун посмотрел в сторону Мэнкупа.

Метрдотель только что запустил вентиляторы, дым косыми слоями уходил к потолку, лица Мэнкупа и Ловизы были отчетливо видны.

— Не будь большой разницы в возрасте, я бы сказал — да. Но, помнится, кто-то не без основания заметил, что если людям удалось преодолеть бездонную пропасть между мужской логикой и женской непоследовательностью, то все остальные различия скорее сближают.

— Мне пришло в голову еще одно соображение. — Мун задумался. — Судя по письму, Мэнкуп уже несколько недель страшится за свою жизнь. Допустим, что угроза действительно исходит от Ловизы. Почему она так долго ждала?

— Пошли! — Увидев, что Ловиза встает, Мун заторопился. Но она, поздоровавшись с проходившей мимо пожилой женщиной, опять села.

— Я только расплачусь. — Дейли бросил на стойку банкнот. — А между прочим, выпивка пошла мне на пользу. Как вы относитесь к идее, что Ловизе известно, кто мы такие? И почему-то стало известно, что Мэнкуп откладывает объяснение с нами?

— Как вижу, Дейли, вы все еще не отказались от своих подозрений.

— Ну, а если все-таки? В таком случае логика подсказывает, что она выстрелит именно сегодня.

Когда они подошли к столику, оказалось, что скульптор пересел поближе к Магде. Стул возле Ловизы был свободным. Дейли сразу же воспользовался этим. Оживленно флиртуя, он незаметно подтягивал лаковую сумку к себе.

— Извините! Мы немного задержались. — Мун занял старое место, рядом с Мэнкупом. — Обсуждали серию статей, которые Дейли хочет написать о Гамбурге. — Мун сказал это нарочито громко, чтобы проверить, как реагирует Ловиза на эту разработку легенды. Если ей действительно известна истина, это должно как-то проявиться. Актриса продолжала спокойно разговаривать с Дейли.

— Не пора ли нам на спектакль? — спросил Мун.

— Торопиться незачем. — По голосу Мэнкупа можно было судить, что пил он немало. — Это театр для избранных, для интеллектуальных гурманов… Беккет, Ионеско, Олби. Туда ходят люди, которым не надо рано вставать. Представление начнется только в девять.

— Одним словом, театр эксперимента, — поморщился Мун. — Впрочем, ради того, чтобы посмотреть Ловизу Кнооп на сцене, я пошел бы даже на пьесу, где все остальные актеры будут в течение целого вечера изображать глухонемых.

— От вас такая жертва не потребуется. Ловиза сообщила мне по секрету, что сегодняшняя вещь нечто вроде детектива.

— По секрету? — удивился Мун.

— Так точно. Этот спектакль обставлен полной тайной. Репортеров не допускали на репетиции, с актеров взяли обет молчания, автора никто не знает. Псевдоним — Арно Хэлл, настоящее имя не известно даже литературному агентству, которому он прислал пьесу.

— Если она нуждается в такой рекламе, ничего хорошего ждать не приходится, — улыбнулся Мун.

— Вы, должно быть, не поняли.

— Нет, превосходно понял. В наше время отсутствие рекламы — самая лучшая реклама.

— В данном случае дирекция скорее заботилась о своей репутации. Интеллектуальные ребусы для избранных ценителей — и вдруг плебейский детектив! До меня дошли слухи, что автору пришлось скупить театр на десять спектаклей.

— То есть выложить из своего кармана весь кассовый сбор? Видимо, у этого драматурга недостаток таланта компенсируется избытком денежных средств.

— Сумма не такая уж большая. — Мэнкуп рассмеялся. — В зале всего сто сорок мест. Театр так и называется — «Театр в комнате».

Художница, покончив со скульптором, рисовала портрет Магды. Нетрудно было догадаться, почему она отдала ей предпочтение перед Ловизой, — яркие краски, колоритность, не требующая точного штриха. Магда, не прекращая беседы с Баллином и скульптором, с откровенным удовольствием позировала. Напротив нее сидел тот самый блондин, которого Мун и Дейли видели в туалете. Перед ним стояла нетронутая кружка пива. Судя по его напряженной позе, он внимательно наблюдал за их столиком.

— Почему вы не пьете? — Мэнкуп напомнил Муну о своем присутствии. — Зато постоянно смотрите на Ло! Можно подумать, что вы охраняете не меня, а ее, — добавил он еле слышно.

— За ваше здоровье! — Мун взял бокал. — Между прочим, вы давно с ней знакомы?

— Лет десять. Поскольку женщина не политик, который за это время трижды вывернет наизнанку свое кредо, можно сказать — я знаю о ней почти все…

— Почти — это еще не все.

— Все человек не знает даже о самом себе. Разве я… — Не закончив, он с лихорадочной поспешностью заговорил о другом: — Угадайте, почему мне нравится это кафе? Из-за «мементо мори». Помните о смерти! У древних римлян этой мудрой цели служил гроб, который ставили рядом с пиршественным столом. Здесь его заменяют настенные росписи.

Прямо перед собой Мун видел панораму большого гамбургского пожара.

— Фантазия художника придала этой мысли довольно современное оформление, — усмехнулся Мун. Растопыренными пальцами он словно выхватил из объятого табачным дымом горящего города башню. Отделенный от крыши тонкий шпиль на вертикальном столбе пламени возносился к небу. — Чертовски похоже на ракету!

— Это не фантазия. Мой дед был очевидцем.

— Ваш дед? — с сомнением спросил Мун. — Пожар ведь случился в…

— В тысяча восемьсот сорок втором! — Мэнкуп кивнул. — Деду было тогда семь лет, умер он в день, когда гитлеровские войска вступили в Австрию. Почти все Мэнкупы доживали до библейского возраста, вероятно, я буду единственным исключением.

— Если вы так пессимистически смотрите на свои шансы… — начал Мун, но Мэнкуп прервал его:

— Дед рассказывал, как это было. Он приехал с отцом продавать рыбу. Пожар постепенно оттеснил их к собору Святого Николая. Когда загорелась башня, которая вам так понравилась, колокола зазвонили сами собой. Звонили так долго, пока не расплавились. Шпиль сначала взлетел вверх и только после этого рухнул. Дед говорил, что это было как прямое общение с богом — нестерпимо жутко и прекрасно. Жутко и прекрасно… Он без конца повторял эти слова.

— Меня это не слишком удивляет. Знаете, о чем и кем сказано: «Красота этой сцены под силу только великим поэтам»? Генералом Фареллом. Этой фразой он характеризует взрыв экспериментальной атомной бомбы в Аламогордо…

— Дед рассказывал, что на площади перед церковью собралась громадная толпа… Волосы, загоравшиеся от случайной искры, искаженные пляшущим заревом запрокинутые лица, треск рушащихся балок, мощный голос колоколов, суеверный ужас и благоговейный восторг. В детстве мне часто снилась эта картина, пока я не просыпался от собственного крика. Вы думаете, меня, десятилетнего мальчика, страшил сам пожар? Нет, меня уже тогда страшило дедовское слово «прекрасно». Вы когда-нибудь ломали себе голову над тем, почему наблюдаемые с безопасного расстояния грандиозные катастрофы внушают скорее восторг, нежели ужас?… Сюда можно отнести что угодно — величественную фигуру Нерона, глядящего с балкона на пылающий Рим, поджог рейхстага, уничтожение Ковентри, сожжение Лидице…