Гектор Мало - Ромен Кальбри

• Название: Ромен Кальбри
• Автор: Гектор Мало
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Детская проза
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-699-37634-6

Книга французского писателя Гектора Мало «Ромен Кальбри» повествует о приключениях подростка, которому пришлось пережить много невзгод и не утратить при этом бодрости духа. Сбежав от скаредного и бессердечного дяди, мальчик пускается бродяжничать, испытывает лишения, путешествует с бродячим цирком, чуть не погибает на улицах Парижа и даже переживает кораблекрушение.

---

Она подозвала двух-трех соседок, и они стали совещаться о том, куда бы меня пристроить. Дело было нелегкое, потому что детей обычно не берут для работы на рынке. Наконец после долгих переговоров и расспросов, узнав, что я умею разборчиво писать, все единодушно решили, что я мог бы переписывать бумаги и объявления о продаже с торгов, если только для меня найдется свободное место.

Я не участвовал в этих хлопотах, которые, как я потом узнал, оказались довольно трудными. Знаю только, что на следующее утро в пять часов меня усадили за стол возле прилавка, где продавалась с торгов рыба, и я должен был переписывать небольшие счета. Дело было не сложное, я писал быстро и разборчиво. Когда тетушка Берсо забежала узнать, справляюсь ли я с работой, ей меня похвалили и сказали, что я буду получать тридцать су в день. Плата была невысокая, но тетушка Берсо разрешила мне ночевать в ее лавке, а на еду мне этих денег хватало с избытком.

Дьелетту положили в больницу в понедельник. Я с большим нетерпением ждал четверга и в этот день, окончив свою работу, тотчас отправился на улицу Севр. На рынке мне надавали множество апельсинов, которыми я набил себе карманы. Я очень беспокоился о Дьелетте и потому пришел рано, задолго до начала приема. Что с ней? Жива ли она? А вдруг умерла?

Когда мне указали, где ее палата, я бросился бежать туда со всех ног. Больничный служитель остановил меня и строго сказал, что, если я буду так шуметь, меня немедленно выведут вон. Тогда я пошел на цыпочках.

Дьелетта не только была жива, но уже начала поправляться. Никогда не забуду я выражения ее глаз, когда она меня увидела!

— Я так и знала, что ты сегодня непременно придешь, если только не замерз на улице, — сказала она.

Дьелетта попросила рассказать, как я жил после того, как мы с ней расстались. И, выслушав историю моего ночлега в каменоломне, сказала:

— Хорошо, очень хорошо, дорогой мой брат!

Раньше она никогда не называла меня братом.

— Поцелуй меня, — попросила она, подставив мне щеку.

А когда Дьелетта узнала о том, что сделала для меня тетушка Берсо, она воскликнула со слезами на глазах:

— Какая чудесная женщина!

Потом она стала отвечать на мои вопросы. Сперва ей было очень худо. Она лежала без сознания, у нее был сильный жар и бред. Но за ней прекрасно ухаживали. Одна из сестер была с ней особенно ласкова и добра.

— Все-таки мне хочется поскорее выбраться отсюда, — сказала Дьелетта шепотом. — Здесь так страшно! Прошлой ночью рядом со мной умерла девочка. Когда ее положили в большой ящик, мне сделалось дурно.

Дьелетта напрасно надеялась, что сможет скоро выйти из больницы. Болезнь ее была очень серьезна, и выздоровление тянулось медленно. Она пролежала в постели больше двух месяцев.

Впрочем, все сложилось для нас очень удачно. За это время Дьелетту полюбили все, кто за ней ухаживал, — сестра, главный врач и его помощники. Так она была со всеми мила и приветлива. Все знали теперь нашу историю — по крайней мере, то, что мы считали возможным рассказать, — и относились к нам с искренним сочувствием. Когда по воскресеньям и четвергам я приходил на прием, меня встречали как старого друга.

Наконец настал день выхода Дьелетты из больницы. Врач и сестра сказали, что они позаботятся о том, чтобы нам не пришлось возвращаться в Пор-Дье пешком. Они нашли агента, привозящего из деревень кормилиц, и поручили ему доставить нас в Вир. В Вире агент должен был посадить нас в дилижанс, отправляющийся в Пор-Дье, и уплатить за наш проезд. Устроили складчину по палатам и собрали нам на дорогу двадцать пять франков. Этого было больше чем достаточно. Во время болезни Дьелетты я очень беспокоился о нашем дальнейшем путешествии и, не зная, как все обернется, ежедневно откладывал по несколько су; так я накопил еще двадцать два франка.

Какая огромная разница между нашим приходом в Париж два месяца назад и теперешним отъездом! Добрая тетушка Берсо проводила нас до повозки и дала на дорогу много всякой всячины.

Правда, повозка оказалась весьма неудобным экипажем: две длинные деревянные скамьи да немного соломы под ногами — вот и все. Но для нас и это было роскошью.

Стоял конец января, однако погода была не холодная. Путешествие нам очень понравилось. Мы не были избалованы и скоро подружились с кормилицами, возвращающимися в деревню с малышами, взятыми на воспитание. Когда младенцы начинали слишком громко кричать или когда их пеленали, мы вылезали из повозки и шли пешком.

В Вире агент пересадил нас в дилижанс, на котором мы доехали почти до самого места. Теперь до нашего поселка оставалось меньше одного лье. Было воскресенье, прошло ровно семь месяцев с тех пор, как я ушел из дома.

Некоторое время мы шли молча, смущенные, нам обоим надо было поговорить, но мы не знали, с чего начать. Дьелетта первая прервала это тягостное молчание.

— Пойдем потише, — сказала она, — мне надо тебе что-то сказать.

Начало было положено; теперь заговорил и я:

— Мне тоже надо кое-что сказать тебе. Вот письмо, которое ты передашь маме.

— Почему письмо? Почему ты не войдешь со мной? Почему ты не хочешь сам отвести меня к маме? Ты ведь не знаешь, захочет ли она меня принять? А если она меня выгонит, куда я денусь?

— Не говори так, ведь ты не знаешь маму.

— Нет, я знаю, какая она. Но неизвестно, простит ли она мне, что я не уговорила тебя остаться. Поверит ли, что я упрашивала и умоляла тебя, а ты не послушался и все-таки ушел! Подумай, ты проводил меня до самого дома и не захотел войти и обнять свою мать! Этому трудно поверить.

— Вот об этом-то я и пишу ей в своем письме. Я пишу, что ухожу, не повидавшись с нею, только потому, что, если увижу ее, я не в силах буду уйти. А если я не уйду, мне придется вернуться к дяде. У нас есть письменный договор, а дядя не такой человек, чтобы отказываться от своих прав на меня.

— А может быть, твоя мама найдет способ взять тебя от дяди?

— Если мама нарушит договор, ей придется платить неустойку. Но, если я поступлю на морскую службу, дядя ничего не сможет сделать ни с ней, ни со мной, когда я вернусь, потому что матрос принадлежит государству, а государство сильнее моего дядюшки. Видишь, я уже обо всем подумал!

— Я, конечно, не знаю всех этих правил и не могу в них разобраться, но чувствую, что ты поступаешь дурно.

Я сам был не совсем уверен в своей правоте, и, когда я думал о маме, меня не раз мучила совесть, а потому ее возражения меня рассердили:

— По-твоему, я поступаю дурно?

— Да, очень дурно! И, если твоя мама станет тебя осуждать, если она скажет, что ты ее не любишь, я не смогу защитить тебя, потому что тоже так думаю.

Я не отвечал и с минуту молча шагал рядом с Дьелеттой. Огорченный, взволнованный, я уже готов был уступить, но вскоре взял себя в руки.

— Был ли я когда-нибудь жестоким с тобой?

— Нет, никогда!

— Думаешь ли ты, что я могу быть жестоким с другими?

Она посмотрела на меня.

— Ну, отвечай же!

— Нет.

— Может быть, ты думаешь, что я не люблю свою маму? Что нарочно заставляю ее страдать?

Дьелетта надеялась меня убедить, но, видя, что я продолжаю упорствовать, замолчала. Я заговорил снова:

— Тогда если ты хоть немного благодарна мне, если веришь, что я не злой, не говори больше со мной об этом. Ты, может быть, уговоришь меня остаться, но я знаю, что это будет несчастьем для всех нас.

Дьелетта не сказала больше ни слова, и мы молча шли рядом, грустные и подавленные.

Для того чтобы ни с кем не встречаться, я выбрал дорогу, проходившую через ланды. По ней мы дошли до канавы, примыкавшей к нашему двору. В церкви уже отзвонили. Значит, обедня кончилась, и мама вернулась домой.

— Вот наш дом, — сказал я, стоя за кустами терновника и показывая ей кровлю, под которой я жил так счастливо и где меня так любили.

По моему дрожащему голосу Дьелетта поняла, что я сильно взволнован.

— Ромен! — умоляюще проговорила она.

Но я притворился, что не замечаю, с какой горячей мольбой произнесла она мое имя.

— Ты спустишься вниз, — быстро заговорил я, — войдешь в дом, отдашь маме письмо и скажешь: «Вот письмо от вашего сына». Будь уверена, что, прочитав его, она тебя не отпустит. Я вернусь через полгода. Из Гавра я вам напишу. Прощай!

Я хотел бежать, но она бросилась ко мне.

— Оставь меня, не удерживай! Ты же видишь, что я сейчас заплачу!

Она опустила руки.

— Поцеловать ее за тебя, Ромен?

Я уже отошел на несколько шагов, но теперь вернулся и, обняв Дьелетту, крепко поцеловал. Я почувствовал, что лицо ее мокро от слез.

«Если я сейчас же не уйду, то уже буду не в силах уйти», — подумал я и бросился бежать без оглядки.

Однако вскоре я остановился, вернулся ползком и спрятался в кустах терновника. Дьелетта спустилась во двор и вошла в дом.