Андрей Саргаев - Е.И.В. штрафные баталлионы. Часть 1.

• Название: Е.И.В. штрафные баталлионы. Часть 1.
• Автор: Андрей Саргаев
• Жанр: Альтернативная история

---

– Скуси! Забей! Товсь!

Пользуясь всеобщей суматохой, на всякий случай лезу под стол. Оно мне нужно, пулю от своих схлопотать? А если назвать это военной хитростью и отступлением на заранее подготовленные позиции, так вовсе выглядит не благоразумной осторожностью, а чуть ли не безрассудным геройством.

Но место занято – кто-то в парадном мундире (пор рукой чувствуется жёсткое золотое шитьё) отталкивает меня, и не пускает прятаться. Что же за скотина такая? Бью наугад обутой в тяжёлый ботфорт ногой. Раз, другой… на третий ногу перехватывают и резко дёргают на себя. Валюсь навзничь, крепко приложившись затылком о паркетный пол так, что искры и глаз да шпага вылетела из руки и укатилась в неизвестном направлении, и тут же сверху наваливается громадная туша. Мало того, что душит, так ещё и царапает шею камнями повёрнутых внутрь перстней.

Пытаюсь отбиться, но противник явно сильнее. Ах ты фашистская сволочь… Впившееся в ляжку сквозь кожу лосин что-то острое побуждает к действию – очень не хочется помирать раненому в задницу. Тыкаю обоими указательными пальцами туда, где по блеску угадываются глаза… правым попал, да так, что на лицо плеснуло липким и горячим. И уже можно освободиться, вздохнуть, и встать хотя бы на четвереньки.

Ещё залп! Пули хлестнули по окнам, и поднявший шторы холодный мартовский ветер задул свечи. Дым, впрочем, тоже развеял, что стало заметно после того, как внесли несколько зажжённых факелов. А стреляют-то солдатики хреново – из десятка заговорщиков лежат лишь пятеро, причём троих могу с гордостью записать на свой счёт. Поднимаюсь с колен, пока никто не обратил внимания на пикантную позу, и стараюсь принять величественный вид.

– Поручик, тебе тоже не спится? Согласись, в этой ночи есть какая-то томность.

Сказать, что Бенкендорф выглядел удивлённым – ничего не сказать. Не удивлённым, скорее стукнутым пыльным мешком по голове. И лицо являло сложную гамму чувств, а чо, как настоящий буржуй я теперь и в фортепьянах разбираюсь, – от облегчения при обнаружении меня живым и здоровым, до некоторого разочарования. Неужели он огорчился невозможностью свершить праведную месть за невинно убиенного государя?

– Ваше Императорское Величество!

Возгласу поручика вторит звон. Звон оружия, брошенного заговорщиками на пол. Виктория? Да, она, но только с тыльной стороны, с той, где спина теряет своё благородное название. Так что рано ещё праздновать, вот кое-что сделаем, и уж тогда…

– Солдаты! Братцы! Орлы! – гренадёры вытянулись по стойке смирно, хотя, казалось, более некуда. – Да, орлы! Но не солдаты-победители… Почему на поле боя оставлен враг не желающий сдаваться?

Не понимают, лупают оловянными глазами и молчат. Ладно, попробуем зайти с другой стороны.

– Вы разве не видите, что подлый супостат упорствует и по сию пору не сложил оружия? Тому ли учил чудо-богатырей генералиссимус Суворов? Не слышу ответа, господа офицеры!

Взгляд правофлангового, усатого детины лет тридцати пяти с пройдошистой рожей ротного старшины, мигом приобрёл осмысленное выражение. Покосился на меня, на лежащие шпаги…

– А хуле теперя! На штык их, робяты!

Управились меньше чем за минуту. Слегка погрустневший Бенкендорф подал шпагу, потерянную мной в героической битве у стола.

– Спасибо, поручик. О чём печалишься?

– Простите, государь, но я так и не смог выполнить ваше приказание.

– Какое?

– О проведении политинформации. Не зная, что сие из себя представляет, я взял смелость…

– Пустое, ты всё правильно сделал.

– Да?

– Ну конечно же. Настоящая политинформация – суть объяснение подчинённым подлой природы врага, определение врага на сегодняшний день с государственной точки зрения, и, главное, объяснение, почему уничтожение супостата является благом не только для державы, но и для каждого солдата по отдельности. Ты прекрасно справился, Александр Христофорович, проявив разумную инициативу, соответственно должен быть вознаграждён.

– Ну что Вы, государь, не за награды… – слишком ненатурально начал отнекиваться Бенкендорф.

– Верю, конечно верю, что движимый исключительно помыслами о благе Отечества… – чего я несу, он же немец? – Да, Отечества!

Кончик шпаги упирается в грудь лежащего без памяти генерала, получившего графином в лоб.

– А вот скажи мне, поручик, каким манером сей мерзавец похитил твой орден да себе нацепил? Изволь исправить недоразумение и не допускать подобного впредь!

Бенкендорф присел на корточки и дрожащей рукой потянулся к звезде Георгия второй степени. Остановился, недоверчиво подняв голову:

– Государь, но он же генеральский?

– И чего? Зато будет куда расти и к чему стремиться. Карьеризм, братец, подобен елдаку! У каждого офицера быть непременно должен, но показывать его на людях неприлично. Но мы тут все свои, не так ли? Не стесняешься же ты в бане?

Оставив свежего кавалера радоваться награде, обращаюсь к солдатам, тьфу, то есть офицерам:

– Ну что, господа лейб-кампанцы, каковы ваши дальнейшие действия? Вот ты что скажешь? – палец указывает на гренадёра, первым пошедшего в штыковую.

– Сергей Викторов Акимов! – представляется тот.

– Викторович, – мягко поправляю.

– Так точно, Ваше Императорское Величество!

– И?

– И бить врага далее, покуда не опомнился! Пленных допросить, да и раздавить змеиное кубло разом.

– У нас есть пленные?

– А как же! – ухмыльнулся Акимов. – Господин поручик изволили сюда полкового командира принести.

– Депрерадовича?

– Так точно! Господин полковник хотели помешать нашей роте на полиформации следовать, так его… того…

– Где он?

– Да там, под диванчик положили.

Не успел я отдать приказание, как за спиной послышался хлёсткий звук удара и возглас Бенкендорфа:

– Кусаться вздумал, сучье вымя? Так сейчас и вторую ногу выдерну.

Оборачиваюсь – поручик трясёт укушенным до крови пальцем, другой рукой выворачивая пленному ухо. Только что замечаю некоторое несоответствие, ранее пропущенное мимо внимания – у того всего одна нога. И какого чёрта, прости Господи, на костыле сюда припёрся? В прошлых снах этого инвалида не встречал. И кто же таков?

– Александр Христофорович, голубчик, ты точно ему ничего не оторвёшь? По "Уложению", конечно, четвертование полагается, но давай дождёмся приговора трибунала. И вот тогда милейшего генерала… э-э-э…

– Зубова, государь!

– Что, опять Зубов? Когда же они кончатся?

– Брат вот этих самых, – Бенкендорф кивает в сторону душившего меня одноглазого исполина, милосердно добитого штыком, и ещё одного, с развороченным пулей лицом. Интересно, как опознал? – Надо бы всё их семейство пощупать, государь.

– Дело говоришь. Акимов!

– Я, Ваше Величество!

– Полковника тащите сюда, и поможешь поручику допросить обоих. Только ласково, а то ведь вы, ироды, и для эшафота ничего не оставите. И пару пистолетов мне раздобудь.

– Сей секунд, Ваше Императорское Величество!

А сам подмигивает с таинственным видом, будто выпить тишком от жены приглашает. Что за секреты такие? Отвожу гренадёра в сторону:

– Ну?

Тот мечтательно закатывает глаза:

– Намедни довелось такую пару видеть, что лучшей во всём Петербурге не сыскать…

– Так принеси.

– Тут такое дело, Ваше Императорское Величество… они работы самого Симона Норча, и…

– Да хоть работы капитана Мосина! Царь я, или хрен собачий? Если лучшие, то должны быть у меня!

– Разрешите взять с собой ещё роту семёновцев?

– Один не донесёшь?

– Но ведь…

Некогда слушать объяснения – махнув рукой, отпускаю Акимова, вручив в качестве мандата и подтверждения полномочий золотую табакерку с собственным портретом на крышке. В смысле, с портретом Павла. А что, не хуже любого удостоверения личности – вряд ли у кого достанет духу сомневаться в предъявителе сего.

Как там наш предобрейший Валериан Александрович поживает? Явно не хуже братьев, те вообще никак не поживают. Но морду графином разнесло так, что не только мне, и родному папаше мудрено было бы узнать. И если давеча в слабом свете свечей лицо показалось знакомым, то сейчас… маска, на которой кровь перемешалась с пудрой и румянами. Говорит еле слышно, слова скорее угадываются по движению губ, но допрашивающий Зубова Бенкендорф вполне разбирает, знай себе чиркает пёрышком по бумаге ровным изящным почерком, умудряясь не посадить ни единой кляксы.

Протягивает лист:

– Вечор о том и хотел доложить, государь! Кабы изволили выслушать…

Что там? По мере чтения холодеет спина, но в груди разгорается горячая, но спокойная ярость. Именно так, хотя и не знаю, как это сочетается между собой.

– Не врёт? Полковника допрашивал?

– Ещё сразу после ареста, государь, вот его листы. Потому и поспешил на… э-э-э… на выручку.

Хреново, всё настолько хреново, что хочется плюнуть на всё, и отдаться на волю судьбы. Хотя… да, большевики не должны ждать милостей от природы!