Вероника Руа - Знак убийцы

• Название: Знак убийцы
• Автор: Вероника Руа
• Издательство: АСТ, АСТ Москва
• Жанр: Детектив
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-17-049176-6, 978-5-9713-7797-9

В Парижском Национальном музее обнаружен чудовищно изуродованный труп одной из сотрудниц. К телу приколота записка со странной надписью: «Человек вырождающийся».

И это — лишь одно из звеньев в цепи чудовищных преступлений, происходящих в музее.

Убийца ведет изощренную игру, всякий раз оставляя следователям подсказки — листья растений и отрывки из научных трудов, минералы и раскрытые книги…

Полиция никак не найти связь между этими символическими знаками.

И тогда собственное расследование начинают детективы-любители: известный антрополог Питер Осмонд, его коллега — священник и ученый отец Маньяни и сотрудница архива Леопольдина Девэр…

---

— И это вы называете простым? — спросил лейтенант Вуазен.

— По правде сказать, удивительно, что такой сложный механизм существует в таком элементарном организме. Для креационистов это знак, указывающий на «чудесный» характер мироздания.

— Понятно, — сказал Коммерсон. — Но если бы виды подчинялись естественному отбору, эта жужелица никогда не смогла бы выжить, потому что ей не хватило бы времени создать, этап за этапом, такой процесс защиты, как это утверждает дарвинизм.

Оба его коллеги переглянулись, пораженные его эрудицией. А Питер Осмонд продолжил не смутившись:

— Верно. То, что одно насекомое может производить две жидкости, создающие взрывчатую смесь, но само при этом не взрывается, в глазах креационистов отклонение от нормы, что нельзя объяснить без предположения о Божественном. Но они не имеют никакого понятия о сложности: что бы вы об этом ни думали, лейтенант, эволюция, этап за этапом, защищает себя.

Комиссар Руссель нетерпеливо вмешался:

— Все это очень интересно, но отнюдь не помогает нам определить следующую жертву.

Питер Осмонд начал размышлять вслух:

— Тело Норбера Бюссона было представлено словно насекомое, пришпиленное на витрине…

— Следовало бы узнать, кто в «Мюзеуме» занимается изучением этих насекомых, — сказал отец Маньяни, который выслушал довод Осмонда с величайшим вниманием.

Леопольдина принялась за работу. Через несколько минут она разочарованно помотала головой.

— Никто специально, — сказала она. — Есть один специалист по жужелицам Южной Америки, но он сейчас в Бразилии.

Наступило молчание. Питер Осмонд в раздражении стукнул кулаком:

— Мы идем по ложному пути! На этот раз наш эффективный метод ни к чему не ведет!

Несколько секунд слышалось только тяжелое дыхание шестерых человек. Потом в тишине раздался голос отца Маньяни:

— А если знак — это сама сцена преступления?

— Что вы хотите этим сказать? — спросил комиссар Руссель.

— Что место, где было обнаружено тело Норбера Бюссона, само по себе указывает след. Норбера нашли в зоотеке, среди птиц, а именно — попугаев… Леопольдина, в «Мюзеуме» есть специалист по попугаям?

Леопольдина вошла в различные базы данных на своем компьютере. И со своей обычной оперативностью отыскала ответ.

— Я нашла здесь множество статей по эволюции различных видов попугаев. И все они подписаны Эриком Годовски.

И каждый из присутствующих вспомнил в эту минуту записку, обнаруженную в кабинете Аниты Эльбер: «О. приехал в „Мюзеум“. Предупредить Годовски».

Годовски. Он тоже мог воссоздать логику событий, которые привели к убийству шестерых человек в ужасных условиях. Может быть, он владел, как и Анита Эльбер, неизвестной информацией об убийце. Во всяком случае, одно было ясно: он следующий в списке жертв.

Комиссар Руссель распорядился:

— Коммерсон, Вуазен, быстро в лабораторию Годовски. А к нему домой я направляю патруль.

— Я пойду с ними, — сказал Питер Осмонд. — Леопольдина, тебе удалось разобраться в планах?

— Я восстановила подземные ходы вплоть до зоотеки.

— Прекрасно. Постарайтесь вместе с отцом Маньяни проследить все пути, которые ведут в лабораторию Годовски.

Трое мужчин покинули Большую галерею эволюции, бегом проскочили улицу Бюффон и мгновенно оказались перед мрачным зданием, увитым плющом. Четверо полицейских в форме проследовали за ними.

Лейтенант Вуазен толкнул дверь и не спеша достал из кобуры револьвер. В коридорах стояла полная тишина. Слева дверь лаборатории Годовски была приоткрыта. Неслышным, нетвердым шагом Вуазен подошел к двери и резким движением толкнул ее свободной рукой, выставив вперед оружие.

В лаборатории царил ужасный хаос. Стопки книг и разбитые скелеты птиц валялись на полу, стулья были перевернуты, содержимое мусорной корзины вывернуто. Лейтенанты Вуазен и Коммерсон прошли вперед медленно, словно они боялись увидеть то, что ожидало их за массивным письменным столом. И действительно, густая полоса крови, местами уже свернувшейся, растеклась по полу. Вуазен, побледнев, в шоке опустил руки, едва удерживая тошноту.

Леопольдина показывала линию, петляющую под галереей палеонтологии.

— Это ответвление Бьевр, небольшой речки, которую закрыли в девятнадцатом веке.

— И все это, — уточнил отец Маньяни, ведя пальцем по разветвлениям линий, — все это галереи, которые проходят под Ботаническим садом?

— Да.

Опершись на широкий стол, комиссар Руссель склонился над планами Национального музея, которые он освещал светом настольной лампы.

— Теперь я понимаю, как убийца безнаказанно перемещался. Смотрите, есть выходы вот тут, около галереи ботаники, и тут, рядом с Большой галереей эволюции. Даже здесь, рядом с мусорным рвом. Неподалеку от лаборатории Годовски.

— И здесь, в зверинце, около вивариума, — заметил отец Маньяни.

— Ясно, — сказала Леопольдина, — тот, кто прошел по этим ходам, должен в совершенстве знать «Мюзеум» и его историю. Очень немногие подозревают о существовании этой подземной сети.

— Следовательно, — сделал вывод комиссар Руссель, — он знаком с «Мюзеумом» уже давно. И знает все его секреты.

— Конечно, — подтвердила Леопольдина.

— Но возможно, он просто ознакомился с этими планами? — рискнул предположить отец Маньяни.

— Нет, — сказала Леопольдина, помотав головой. — Я нашла их, покрытыми пылью, в шкафу в запаснике. К ним не прикасались как минимум пятьдесят лет.

— Но почему они оказались там? — удивился комиссар Руссель.

Она бессильно развела руками:

— Это пришлось бы долго объяснять, комиссар… В «Мюзеуме» размещение происходит весьма и весьма своеобразно…

Но кто же все-таки убийца? Комиссар Руссель попытался высказать предположение:

— Я слышал, как говорили о ком-то как о живой памяти «Мюзеума»…

Леопольдина испуганно взглянула на полицейского:

— Что? Вы имеете в виду профессора Флорю?

Комиссар молчанием подтвердил свои слова. Леопольдина энергично тряхнула головой, как в знак уверенности, так и из боязни быть опровергнутой.

— Нет, он не мог сделать это. Он самый добрый из людей. К тому же едва ходит. Нет, это невозможно.

Она погрузилась в раздумье. И вдруг мысли побежали одна задругой, воспламенившись, словно пороховой привод.

Ведь именно в лаборатории профессора Флорю она забыла книгу Ньютона…

Книга Ньютона…

Книга по алхимии…

Ученик чародея…

— Отец Маньяни, — сказала она возбужденно, — один из выходов ведет в зверинец, не правда ли?

— Да, — подтвердил священник, проведя пальцем по линии. — Вот здесь, около вивария.

Словно в вспышке молнии, она увидела Сервана, который вышел из запасника и направился в лабораторию…

— Это Серван! — крикнула она. — Серван, генетик! Смотрите, его лаборатория выходит на наружную лестницу. Нужно пройти всего несколько метров, чтобы войти в запасник, вот здесь. А отсюда можно пройти в любую точку «Мюзеума».

Комиссар Руссель включил свой телефон:

— Мне нужны для сопровождения три человека. Отправляйтесь в зверинец!

ГЛАВА 42

В поисках вещественных доказательств полицейские тщательно обследовали лабораторию Годовски. В углу лейтенант Вуазен пытался прийти в себя.

— Я не думал… я никогда не думал, что такое может быть. Ведь даже невозможно опознать жертву…

Перед его глазами снова был вид этого безжизненного, лежащего в луже крови обезглавленного тела. Плоть щей, куски хрящей, зияющие раны, резким ударом перерезанные артерии.

— Это Годовски, думаю, я не ошибаюсь, — ответил ему Осмонд.

— Какая дикость… — пробормотал Вуазен.

Внимание Питера Осмонда вдруг привлекло что-то поблескивающее под столом. На полу валялся блокнот со спиралью, испачканный небольшими красными пятнами, словно он упал во время сопротивления, которое Годовски оказал своему убийце.

Почерком четким и аккуратным орнитолог вел личный дневник своих исследований:

«Я не являюсь нетерпимым человеком, каким представляют меня мои соперники. Вся моя жизнь была подчинена одному идеалу: Науке как подлинному гуманизму. Теория Дарвина определила природный источник происхождения морали, где рождаются чувства сострадания и солидарности путем естественной селекции. Религии не нужны больше для того, чтобы их объяснить. Его теория главным образом напоминает нам, что все люди, несмотря на различия, — родственники.

Перед лицом клеветы я хотел здесь установить мою истину. Меня не поняли. Возможно также, что я плохо объяснил. Я был ведом всего лишь одной заботой об истине».

Питер сразу перешел к последней странице: