Галина Лифшиц - Новый дом с сиреневыми ставнями

• Название: Новый дом с сиреневыми ставнями
• Автор: Галина Лифшиц
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-46239-1

У Татьяны все замечательно. Закончили с мужем строительство дома. Пора обзаводиться потомством. Но неожиданно такое продуманное и заслуженное счастье рушится. Начинаются нешуточные жизненные испытания, которых ну никак не должно было быть. Пришло время разобраться в том, что за невидимая сила дергает за ниточки, превращая существование в страшный фарс.

---

– Как снимать? – заливалась слезами Таня.

– Под корень. Наголо. Тогда сразу избавимся.

– А почему к сентябрю?

– А потому, что вас положено всех проверять на вшивость в начале учебного года. Чтоб других не заразили.

Точно! Таня вспомнила, как приходила к ним медсестра, сразу после торжественной линейки, посвященной Дню знаний, и рылась у всех в волосах. А потом во всеуслышание называла пару-тройку фамилий, чтоб к ней в кабинет зашли. И тогда по классу прокатывались смешки: «Вшивые, вшивые…» И вот теперь докатилось до нее! Этот стыд она перенести не сможет.

Убиваться так уж сильно не стоило, ведь за дело взялась Буся. В течение двух дней она маниакально уничтожала паразитов. Мазала чем-то Танину голову, вычесывала расческой с мелкими зубьями, снова мазала. В конце концов, осмотрев буквально каждый волосок, осталась довольна: стричь не придется. Вывели! Терпение и труд все перетрут!

И все-таки Таня боялась 1 сентября, как дня казни. А вдруг бабушка что-то проглядела? Она боялась именно стыда, насмешливых взглядов, удивленного хохота и того, что счастливцы без вшей станут ее сторониться.

Когда в класс вошла медсестра, у Тани от ужаса закружилась голова. Но все обошлось. Буся разгромила-таки противника окончательно и бесповоротно.

Сейчас вернулось воспоминание о страхе возможного стыда. Ведь так или иначе – люди узнают. И никакая Буся, никто не в силах будет уничтожить то, что угнездилось в ней. Саша сегодня сказал, что к концу XX века в мире было больше двадцати пяти миллионов ВИЧ-инфицированных. А сколько сейчас, в какой прогрессии это число увеличивается?

– Танюш! Ты десерт будешь? Мне убегать через десять минут!

Они выпили вместе кофе. Он даже подвез ее к оставленной в получасе ходьбы машине. Распрощались.

Только вечером она вспомнила, что не сказала Олегу о Швейцарии. Совсем недавно это было бы вообще немыслимо. Прежде она боялась за него больше, чем за себя. Думая о том, кто из них умрет раньше, молилась, чтобы она первая покинула этот свет. Сейчас она представила себе картинку: она улетает, так ничего и не сказав. Он звонит ей днем, телефон вне зоны действия сети. «Попробуйте позвонить позже», – советует автоматическая дева голосом, которым обычно рассказывают садистские анекдоты. Что ж, ему понравится. А потом, когда дозвонится, Таня ему передаст привет из маленькой уютной горной страны. Красиво!

Она начала думать о нем со злорадством, а ведь не ясно еще совсем ничего. Допустим, у нее ВИЧ, а у него нет. Ну, просто на минуточку допустим. И он ни в чем не виноват. Совершенно. Мало того, ему понадобится много душевных сил, не говоря уж о физических и материальных: на нем будет больная Таня и, возможно, больной ребенок. Все – невинные жертвы. Все страдают и стоически переносят страшное испытание. В этом случае добавлять от себя в виде подарка лишние неожиданности и удары – дело некрасивое.

Смотрим дальше. У него тоже ВИЧ. Значит, он заразил. Наказан он в этом случае дальше некуда. Пусть доживает как-нибудь, но вряд ли рядом с ней. Сама мысль о нем в этом случае делается невыносимой.

Если ни у кого ничего нет, а все это обычная ошибка лаборатории, то пусть. Пусть так. Это было бы самым большим счастьем. Конечно, она тогда рассказала бы все Олегу. Как она терзалась, как ей приходили в голову разные подозрения, как была временами готова возненавидеть его. Он бы понял. Пожалел.

Таня расчувствовалась от картины счастья. Конечно! Конечно! Эти две недели ожидания не имеют права испортить их отношения. Надо набраться терпения. Каждый день момент истины приближается. Надо держаться.

Веры нет

Вернувшийся с работы муж захотел сразу же идти к Вере. С чайником. Упорный он все-таки невероятно. Если решит – не свернешь. Таня, например, про этот чайник и думать забыла. Ерунда это все. Ну, взяла и взяла. Зачем на всю эту возню время, силы терять, воспитывать взрослого человека?

– Ты ей позвони хотя бы, что зря ходить? – посоветовала Таня.

– Звонил. Отключен телефон. Ну давай на машине просто подъедем, глянем, есть кто дома у них.

Поехали. В кухонном окошке виднелся свет.

Олег довольно глянул: «Ну, что я говорил!»

– Давай сначала просто узнаем, кто дома, оставь коробку в машине, – попросила Таня.

Муж согласился.

Постучали в дверь. Долго никто не шел. Опять постучали. Услышали шаги. Наконец-то!

Верин муж стоял у открытой двери. Неузнаваемый. Правильнее сказать: в дверях стоял человек, похожий на Вериного мужа. Как похожи бывают отец и сын.

– А, вы… Проходите.

Они вошли в тесные сени.

– Веры нет. Нет Веры. Умерла позавчера. В больницу отвез, там сразу и… Завтра хороним. Из больницы заберем. Приходите.

Таню пронзил стыд. Какое счастье, что они не успели осуществить свою идиотскую задумку! Хоть в собственных глазах людьми остались. Не по своей воле, другая сила уберегла. Уличить хотели. Да с вывертом. Конечно, деньги есть, можно и с вывертом. Чайников накупили себе в убыток. Цена этих двух чайников – это цена ее скидочного билета до Цюриха. Стыдно. Ей казалось, что Вера где-то рядом. Наблюдает за ней. Смеется беззлобно.

Стыд – вот цена экспериментов над человеком. Это серьезная цена, если чувство стыда живо в душе. Сейчас Таня понимает, что это такое, когда тебя испытывают на прочность, проверяют. Пусть даже не люди, обстоятельства. Человек не имеет права делать из жизни театр, да еще считать себя режиссером.

Мужчины о чем-то договаривались, прощались.

– Какое счастье, что чайник с собой не потащили! – вздохнул Олег, как только они оказались в машине.

– Я тоже об этом думала. Заигрались мы в сильных и умных. От хорошей жизни. Нам все казалось, что денег у нас из-за дома не хватает, а мы два чайника, не глядя… Так и по морде получить недолго…

– По морде? От кого? – удивился муж.

– От судьбы, – убежденно ответила Таня.

Она-то знала, о чем говорит. А он пока нет.

– Ты на похороны пойдешь? Я не смогу. Денег с утра завезу. И тебе бы не стоило, ты не выздоровела совсем, зря не отлеживаешься.

– Я бы пошла на похороны. Если б раньше знала о Вере. Но сейчас не получится. Я взяла на завтра билет в Швейцарию. Забыла тебе сказать днем, извини. Мне нужно отдохнуть, продышаться, что ли. И были дешевые билеты. Мне Лика нашла…

– И правильно. Лети. Я и сам тебе хотел предложить вместе куда-нибудь махнуть. Но не раньше, чем через две недели. Сейчас аврал. Жалко. А то бы вместе. Погуляешь, отоспишься. Правильно. Ты на сколько решила?

– Да как раз на эти самые две недели. Вернусь, а там и вместе куда-нибудь отправимся. – В последнюю фразу она вложила свой смысл, Олегу неведомый. А впрочем, почему бы в любом случае не полететь вместе к далеким морям? Терять-то уж будет нечего.

Дана

Вещие сны

Надо самой себе помогать. Вляпалась так вляпалась. Исправляй теперь, что можешь. Ведь сколько себе говорила: нельзя жалеть того, кого не ты обидел!

Плохо человеку – пусть карабкается. Это ему испытание, а не тебе. Ему проверка. И нечего лезть со своим плечом. Плечо раз выдержит, два, двадцать два, а потом – хрясь. Надломится. И все отбегут. Потому что привыкли опираться. Побегут другую опору искать. А ты сиди в одиночестве и ремонтируй свой становой хребет. Скрепляй чем можешь. Хочешь – склеивай слюнями, хочешь – уличной грязью. Или силой далеких предков. У кого предки сильные. И кто про них помнит. Или чует хоть что-то.

Дана чуяла, помнила и знала. Все долгожители ее рода хоть словом, хоть намеком, а кое-что передали. Да и много ли нужно болтать? В генах – все! Расслабься – такое про себя узнаешь! Поверь себе. Мало кто хочет почему-то. Предпочитают верить другим. С раннего детства. Скажут слепцы и глухари: «Ты всерьез утверждаешь, что видишь, как солнце сияет? Опомнись, безумец! Это же невозможно! Ты заявляешь, что слышишь, как трава шелестит? Оставь свои выдумки! Не морочь головы честным людям». Ребенок и верит, что все видимое и слышимое им – глупые фантазии.

Живешь среди невидящих – и сам видеть не смей. Или молчи о том, что видишь, как о стыдной болезни. Иначе вышвырнут в одиночество, и будешь тогда наслаждаться видением своим, сто лет никому не нужным.

Это-то она сызмала поняла. И затаилась. Но верила себе. Верила. Помнила, как прабабка прижимала ее к запавшей своей груди и шептала: «Ты нашей породы! Мы все можем! Ты сны смотри – да запоминай! Через сны все поправить можно. Они у нас вещие. Поможешь себе всегда. И другим, когда потребуется. Но – молчи. Запоминай – и молчи!»

Прабабка была своя. Теплая, тонкая, нежнокожая, вкусно пахнущая сухими листьями. Кому ж было верить, как не ей? Не детсадовской же воспиталке, явно больной на всю голову, оравшей бешеным сипом: «А ну, подняли жопы с горшков!!!» Или: «Жрите немедленно, а то вся группа гулять не попрется!»