Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 12 2008)

• Название: Новый Мир ( № 12 2008)
• Автор: Новый Мир Новый Мир
• Жанр: Современная проза

Ежемесячный литературно-художественный журнал http://magazines.russ.ru/novyi_mi/

---

Тем не менее кафе оказалось неожиданно хорошим, он понял это уже по фурам дальнобойщиков на стоянке; среди дальнобойщиков тайные знания о качестве придорожных харчевен передаются быстро и эффективно.

Здесь даже были скатерти, а не клеенки, белые в красную клетку. Женщина в таком же клетчатом фартучке подала очень горячую солянку, затем отбивную с жареной картошкой. Он заказал пиво, понимая, что создает сам себе проблемы, но пива почему-то очень хотелось. Тем более что светлое пиво тут тоже было очень хорошее.

Их спутница сидела за соседним столиком и ела какой-то салатик. Возможно, подумал он, у нее не очень хорошо с деньгами?

Но угостить и тем более подозвать к своему столу не решился, да и не очень хотел, честно говоря.

Водитель жигуленка быстро выхлебал свою порцию солянки и занялся огромным бифштексом с яйцом, который он заказал на дармовщину. Наверное, ему обидно, что я пью пиво, а он — нет, подумал он и с удовольствием отхлебнул еще глоток.

Он рассчитался с официанткой, сходил в грязноватый туалет сбоку от кафе и вернулся к машине. Водитель уже сидел на месте, рассеянно постукивая пальцами по баранке и слушая омерзительное, как название “Болязубы”, идиотически бодрое:

Пусть морозы, дожди и зной,

Мне не надо судьбы иной,

Лишь бы день начина-а-ался

И кончался тобой!

У него появилось острое ощущение, что он провалился лет на двадцать назад, впрочем, тогда они тоже не слушали такую дрянь. Тогда они слушали Битлов. И “Джезус Крайст, суперстар”; Джезус Крайст, Джезус Крайст… ху тат-та-та-тата сэкрифайзд...

Женщина появилась со стороны придорожного сортира, она на ходу протирала руки бумажной салфеткой.

— Поехали, что ли? — спросил водитель равнодушно. — Мне еще вернуться надо до вечера.

— Да, — сказал он, — конечно.

Выпитое пиво приятно плескалось в животе.

В окне уплывали назад телеграфные столбы, на проводах сидели рядком небольшие птицы, сверкающие, как драгоценные камни, их грудки отливали на солнце синим и зеленым.

— Это кто? — спросил он, внезапно заинтересовавшись.

— Где? — спросил водитель.

— На проводах? Сидит?

— Птицы, — сказал водитель.

— Это выводок зимородков, — сказала женщина, не оборачиваясь. — Молодняк.

— А, — ответил он зачем-то, — спасибо.

Зимородки остались позади. На проводах сидели буроватые, словно припорошенные пылью ласточки, какая-то мелочь с хохолками, стрижи, агрессивные, словно росчерк начальственного пера.

Тут вообще много птиц, подумал он.

Он начал почему-то вспоминать, каких птиц вообще знает, вернее, какие водились в городе его молодости — удоды, иволги, кто еще? Свиристели, кажется? Снегири? Скворцы? Те же ласточки? Он помнил обрывы, изрытые их норами, почему-то их обычно сравнивают с дырявым сыром, хотя совершенно не похоже. Дятлы еще водились. Он помнил сухую, частую барабанную дробь их клювов. Голуби, конечно, но еще горлицы, кольчатые горлицы, которые так странно, почти страшно воркуют, а местные алкаши уверяют, что они кричат “буты-ылку! буты-ылку!”. Он подумал, что давно не видел горлиц. И не слышал.

Он протер глаза, столбы мелькали за окном, линия проводов то поднималась, то опускалась, птицы были как запятые в унылой дорожной песне.

Они съехали сначала на щебенку, потом на грунтовку, машину стало подбрасывать, далекий лес на горизонте колебался отчасти поэтому, отчасти от зноя; поток горячего воздуха уходил от земли, возникали воздушные линзы, через них каждая травинка на обочине казалась очень большой и четкой; через ветровое стекло он видел две утопленные в высохший грунт темноватые колеи. В самой глубокой рытвине на дне блестела лужица воды, в ней плескались воробьи.

Он невольно задремал, торопиться было некуда, все делалось без его помощи или вмешательства, само по себе. Бесцельный и бескорыстный покой этого места перемещался вместе с ним в прозрачной капсуле времени.

Проснулся он потому, что машина стояла. Это как в поезде, подумал он, спишь, пока поезд едет, мягко покачивая, и просыпаешься, когда он останавливается. Потому что поезд обязан двигаться, а если он стоит, это перерыв, промедление, непорядок в обычном ему присущем состоянии.

Впрочем, может, их водитель просто захотел отлить. Ему и самому не помешало бы выйти; почки уже перегнали большую часть пива, и он ощущал, как давит разбухший мочевой пузырь. Женщина на заднем сиденье сидела выпрямившись, сцепив руки.

Он отворил дверцу и вылез из машины. Водитель опять копался в моторе.

— Перегрелся? — спросил он.

— А хрен его знает, — злобно ответил водитель. — Не едет.

Он отошел за высокие кусты бурьяна. Было оглушительно тихо, хотя меж листьями сновали пчелы, а в траве что-то цокало и тикало. Тишина была выше этого, она не зависела от таких мелочей. В небе парили крестообразные силуэты, но это были не самолеты, а ястребы.

Вернувшись, он увидел, что водитель поднял уже не капот, а багажник, их вещи стояли у колеса, женщина тоже вышла и беспомощно глядела на него, словно ожидая, что он сейчас вмешается и все уладит.

— В чем дело? — спросил он скучным деловым голосом.

— Дальше не поеду, — сказал водитель, вытиравший руки ветошью. — Вот обратно кто поедет, прицеплюсь — и назад.

— А как же мы? — спросил он растерянно.

До самого горизонта, поднимаясь и опускаясь, шла колея грунтовки, пропадая за холмами. Звенели кузнечики. Стеклянистое тело зноя наполняло пространство от земли до неба.

— А вы пешком. Или, может, посадит кто.

— Тогда возвращайте деньги, — сказал он не столько для себя, сколько для женщины. На ногах у нее были лодочки со сбитыми каблуками, и остальная одежда не подходила для свободного путешествия по жаре; черная прямая юбка до колен и дурацкая кофточка с люрексом, наверняка синтетика.

Водитель бросил выразительный взгляд на лежащую в багажнике монтировку.

— Меня на буксире за спасибо не потащат, — сказал он. — А вам чего? Еще пара километров — а там от этой дороги отходит дорога на Болязубы. Туда свернете, а там уже недалеко.

Он знал, что в таких вот местах “недалеко” может быть километров пять, а может, и все десять.

— И сколько идти, — спросил он, — примерно?

— К вечеру дойдете, — равнодушно сказал водитель.

Вот зараза, подумал он, лучше бы я подождал автобуса до Головянки. Солнце припекало, и все ощутимей хотелось пить. Он вспомнил про

съеденную солянку и подумал, что она была слишком острой.

Водитель оставил капот открытым и открыл все дверцы, жигуленок стал похож на растопырившегося жука.

Женщина взяла чемодан, он вновь мысленно чертыхнулся. Рюкзак у него был легкий и ловкий, и он, с некоторым неудобством по причине жары, все же мог передвигаться свободно, но женщина на каблучках и с чемоданом…

— Может, останетесь здесь, — спросил он, — а потом вернетесь автобусом?

— Нет-нет. — Женщина покачала головой, мотнув темными волосами. — Я с вами… Я сама понесу чемодан, вы не думайте.

— Я не думаю, — сказал он рассеянно.

Он подошел к чемодану, приподнял — тот весил так себе, терпимо.

— Там есть какие-то вещи, которые можно было бы переложить ко мне? — спросил он. — В рюкзак? Было бы легче.

— Зачем же? — сказала она упрямо.

— Мне легче, — сказал он. — Послушайте, я и так хожу быстрее вас, вдобавок налегке. Вы хотите, чтобы мы заночевали в поле? Я — нет.

— Ладно. — Она кивнула. — Ладно. Только отвернитесь.

На водителя никто из них уже не обращал внимания, как будто тот и вовсе перестал иметь какое-либо значение.

Он отвернулся, потом сел на траву у обочины и вытянул ноги. Хотелось лечь. Небо, точно в детстве, притягивало взгляд, казалось, в него можно упасть, как в озеро.

Женщина шуршала, перекладывая что-то из пакета в пакет. Он уже заметил, что у путешествующих женщин всегда все разложено по каким-то пакетикам, сверточкам и они ими все время в дороге шуршат. В поезде это было невыносимо, сейчас терпимо, наверное, оттого, что пространство тут было большое, а женщина — маленькая, но тоже раздражало.