Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 4 2011)

• Название: Новый Мир ( № 4 2011)
• Автор: Новый Мир Новый Мир
• Жанр: Современная проза

Ежемесячный литературно-художественный журнал http://magazines.russ.ru/novyi_mi/

---

Батя: — Год за годом.

Артем: — Хорошо вас понимаю… Это зов. Я называю это корневое просыпающееся в нас чувство — зов. Нас всех зовет… Нас зовут прежде всего холмы. Иногда зов горестный! Иногда постыдный!.. Но всегда — заживляющий! Врачующий! Поэтому от холмов нам не убежать… Холмы прорастают. Из нашего прошлого — в наше, казалось бы, зачеркнутое будущее.

Батя: — Замечательно вы сказали.

Артем: — Когда-то философствовал!

Батя: — Меня потянуло, можно сказать, позвало в Сибирь. К моим друзьям.

Артем: — А меня — в воронежскую провинцию, где я когда-то родился и вырос.

Женя: — Мы не в самом Воронеже, а под Воронежем.

Женя: — Мы в пригороде под Воронежем.

 

— Чай готов! — Инна кричит юным Жене и Жене. — Ну вы, воронежские, несите еще тройку стульев!

— Константа… Константа… — припоминает Батя. — А знаете: мои сибирские друзья иногда о вас говорили… Вспоминали. Хвалили… Я-то сам плохо в нынешней политике… Не слежу. Но для них, бывших зэков и ссыльных, ваше имя звучно… На слуху.

Женя: — Надо же! Ссыльные! В Сибири!.. имя на слуху.

Женя: — Даже в Сибири!.. Запишем?

Женя: — У нас будут самые свежие анналы.

У них блокноты и магнитофоны. Но возможно, молодые люди слишком увлеченно, старательно и без должного отбора собираются писать новейшую Историю.

Так что Артем их нет-нет и одергивает. Свежие анналы — абсурд.

— Ребята. Еще раз предупреждаю вас — не мелочиться!.. Только важное. Только то, что касается Речи о цензуре…

 

Инна весела, в мажоре: — Оля! Вечер удался. Согласись, сестричка, — свадебная торжественность все-таки чувствуется в воздухе… Разве нет?.. Во-первых, нагрянувшие пестрые гости!.. Ящик шампанского!.. Красивая невеста!

Инна получает еще один сестринский подзатыльник.

 

Все наконец расселись. Пьют чай.

Артем объясняет свое здесь появление. Объясняет всем, но в первую очередь Ольге — он искренен и немного печален: — Оля… Это не воронежское тщеславие, поверь. Меня попросили восстановить, как была создана (извини за высокий слог) Речь о цензуре. Год назад… Которая тогда в Москве так полезно прозвучала…

— Прозвучала мощно. Не умаляй! — прикрикнула Инна.

— Люди попросили. Серьезные московские люди… Ты, конечно, забыла. А меж тем сегодня ровно год, как… год моего выступления…

— Это была лавина! — кричит Инна.

— Да. Сравнивали и с лавиной… С лавиной в высоких горах. Мальчонка, мол, вскрикнул — эхо ответило — и снега начали съезжать. Снега! Перемены в горах начинаются с детского вскрика. Так получилось… Таким вскриком оказалась моя Речь о цензуре.

— Неужели год?

— Ровно год, Оля. И вот старшие товарищи… из Москвы позвонили. Попросили меня припомнить подробности… факты… Как речь возникла. Откуда импульс… Припомнить мелочи тех судьбоносных дней. Не из тщеславия, поверь.

— Год… И значит, год, как мы…

— Ровно год, Оля.

Ольга застыла с чашкой чая в руке.

Артем совсем негромок. Он переменился. Школьный учитель знает свое место:

— Присмотрись, Оля, к моим юным друзьям. Прошу любить и жаловать… Они все-таки в помощь моей смирившейся памяти. В поддержку моему иссякшему тщеславию.

Женя: — Для мемуаров.

Женя: — Для истории.

 

Артем: — Время так быстро нас сжирает. Нас и вокруг нас. Но…

Ольга: — Жесткие слова.

— Но согласись, Оля, должно же остаться в памяти хоть что-то… Из того нашего и лучшего, что время уже… как я сказал?

Женя и Женя: — Сжирает.

— Извини, Оля… Ты можешь считать, что я приехал просто повспоминать о прошлом. Недолеченная ностальгия. А если хочешь, приехал просто в гости…

— Это понятнее.

— И ненадолго — на один только день. Меня только и отпустили на выходные… Так ты не против, чтобы школьный учитель один день… здесь у тебя (и у твоего Кандинского, конечно) поностальгировал?

— Не против.

— Спасибо, Оля. Какая ты умница, Оля. Как это мило. Как это по-московски.

“Прошлое подвижно, — вдруг вспыхивает мысль Артема. — Прошлое тоже переменчиво. Но зато место встречи с прошлым стойко — менять его нельзя. Оно здесь…”

Однако человек, который только-только из гулких школьных коридоров, стесняется умничать слишком. Словно бы побаиваясь внезапного окрика.

 

— А ведь кое-что и я смогу припомнить из прошлого, — не может не подыграть Инна.

— Не насмешничай, — останавливает Ольга.

— Так я же про лавину в горах, — веселится Инна.

Артем обращается к заскучавшему Бате: — Мы, Сергей Сергеич, только на один день. Не стали искать гостиницу. Нам важно именно здесь потоптать пыль…

— Понимаю.

— Но именно здесь, Сергей Сергеич, и должна была родиться Речь о цензуре. В этом придавленном просторе полуподвала… Я в Воронеже, признаться, даже рассчитывал на Ольгу. На ее московскую ненатужную доброту. И конечно, я помнил, что для ночлега у нее здесь большой-большой законсервированный приют.

Батя: — Что ж вы оправдываетесь! Я сам здесь гость. Я сам на одну ночь.

Артем: — Здесь когда-то ночевали вразброс… не меньше десятка людей московского андеграунда! Инакомыслящие… Но притом все такие разные! Настолько разные, что казалось — враги!.. Какое время! Какое время ушло!

— Как вы странно сказали. Время… нас… сжирает.

 

Ольга: — Инна, ты куда?

— Размещать новых гостей, хозяйка. Покажу дорогу.

Артем: — Инночка. Оля!.. Мы сами. Я все-все здесь знаю и помню. Даже, может быть, лучше вас.

Артем вздымает руки к потолку, к стенам, к картинам Кандинского, к своему недавнему деятельному прошлому:

— Помню!

Инна смеется: — Не сразу сжирает нас время.

Артем приобнимает Женю и Женю: — Друзья. Мои юные друзья. Вперед — и не робеть!.. Мы сейчас входим в самые джунгли. Здесь был приют и постой андеграунда, настоящего, матерого, злого… высокого!.. прекрасного!.. увы, так и не прозвучавшего до конца публично. Здесь именно мы бросим наши пустотелые чемоданчики… бой!

Артем обернулся к Бате:

— Единственное, Сергей Сергеич, из-за чего не дрались и не спорили в этом небольшом духовном подполье, был чай… Все знали! Званые и незваные. Чай Ольги Тульцевой!

Женя и Женя: — Мы запишем. Мы запомним.

 

Артем и его юные помощники благоговейно удалились вглубь полуподвальных комнат. Чемоданчики их крохотны. Расселение новоприбывших не займет много времени.

Женя и Женя: — Вы ведь сестра Ольги?.. Вы, наверное, тоже что-нибудь интересное для нас припомните. Для анналов.

Инна: — Припомню.

Артем смеется: — Ребята. С ней осторожнее. Она злюка.

 

Сестры меж собой. Обе возбуждены.

— Да, да, да, Инна!.. Ровно год, как его Речь о цензуре. День в день. Как точны оказались наши сроки!

— И значит, ровно год, как вы с ним вместе. Звонкая веха?.. День в день?

— Не вспомнил.

— Что? Действительно день в день?

— И ночь в ночь.

Инна не может поверить:

— Он вспомнил. Он наверняка вспомнил, но помалкивает. Он, Оля, деликатен.

— Не вспомнил...

— К тому же, сестренка, учти — здесь все еще витает дух Максима. Звук его дурашливого смеха… Остались шаги… в воздухе!.. Мужчины такое чувствуют остро.

— Не всегда.

— Но я же слышала — Артем с болью сказал. Время сжирает. Время все сжирает… Утрата… Утрата, он даже повторил.

— Это он про Речь. Про свою уже остывшую Речь о цензуре.

— Ты, Оля, смеешься…

— Чтобы не плакать.

 

Звонок в дверь.

Батя, оживившись, кричит: — А вот это оно — вино от Марлена!

 

Ольга и впрямь впускает рослого мужчину — здоровяк принес целый ящик шампанского.

— По адресу… Получите… Просили передать — Ольге. Это вы?

— Это я.

Батя кричит: — Ставьте, ставьте на пол!.. Каков Марлен Ива-аныч!.. А каков сын Марлен Иваныча!.. Какие люди! Какие наши люди в Сибири!.. Я же говорил…