Чарльз Форт - 1001 забытое чудо. Книга проклятых

• Название: 1001 забытое чудо. Книга проклятых
• Автор: Чарльз Форт
• Жанр: Эзотерика

---

Градины, например. Некто читает в газетах о градинах размером с куриное яйцо. Некто улыбается. Тем не менее я берусь перечислить сотню случаев из Monthly Weather Review о градинах размером с куриное яйцо. В журнале Nature от 1 ноября 1894 года есть сообщение о градинах, которые весили почти два фунта каждая. Сведения о трехфунтовых градинах можно найти в Энциклопедии Чемберса. Report of the Smithsonian Inst. 1879, 479 удостоверяет падение двухфунтовых градин, и сообщает о шестифунтовых. В Серингопатаме, Индия, приблизительно в 1800 году упала градина…

Я боюсь, я боюсь: это один из абсолютно проклятых. Я сболтнул такое, что вероятно следовало бы придержать на несколько сот страниц — но эта проклятая штука была размером со слона. Мы смеемся.

Или снежинки размером с блюдце, говорят, выпали в Нэшвиле, штат Теннесси 24 января 1891 года. Некто смеется.

«В Монтане зимой 1887 года выпали снежинки 15 дюймов диаметром и 8 дюймов толщины». (Monthly Weather Review, 1916,73).

В топографии мышления я бы сказал, что то, что мы называем знанием, есть невежество, окруженное смехом.

Черные дожди — красные дожди — выпадение тысячи тонн масла.

Черный, как смоль, снег, розовый снег, голубые градины, градины с запахом апельсинов. Гнилушки, и шелк, и древесный уголь.

Около ста лет назад, если бы кто-нибудь оказался столь легковерным, чтобы думать, что камни когда-либо падали с неба, ему бы возразили, что: прежде всего, в небе нет камней, поэтому никакие камни не могут падать с неба.

Ничего более разумного или научного или логичного, чем это, нельзя сказать о любом предмете. Единственная беда — это всеобщая беда: что большая посылка недействительна, так как находится где-то в промежутке между реальностью и нереальностью.

В 1772 году французская Академия назначила специальный комитет, членом которого был Лавуазье, для расследования сообщения о том, что в городке Люс во Франции упал с неба камень. Из всех попыток достигнуть позитивности в ее аспекте изоляции я не знаю ничего, что отстаивалось бы с большим упорством, чем представление о несвязности этой земли с внешним пространством. Лавуазье произвел химический анализ камня из Люса. В то время объяснение эксклюзионистов состояло в том, что камни не падают с неба; что иногда, видимо, какие-то светящиеся предметы, по-видимому, падают и что горячие камни могли быть подобраны в том месте, где как будто упал светящийся предмет — всего лишь молния ударила в камень, нагрела или даже расплавила его.

На камне из Люса были видны признаки расплавления.

Проделанный Лавуазье анализ «абсолютно доказал», что этот камень не упал: что он подвергся удару молнии.

Вот так, авторитетно, падающие камни были прокляты. Шаблонным способом исключения остались объяснение молнией, которая, как кто-то видел, что-то ударила — то, что находилось на земле еще до того.

Но какова судьба каждого позитивного (несомненного, окончательного) утверждения… Как-то непривычно думать, что эти проклятые камни вопиют против приговора об их исключении, но аэролиты это делали, т.е. факты о них бомбардировали воздвигнутые вокруг них стены… Monthly Weather Review, 1796, 426: «Феномен, являющийся предметом наших замечаний, покажется большинству людей столь же мало заслуживающим доверия, как и любой другой, какой может быть предложен. Падение больших камней с неба без всякой видимой причины предшествующего их поднятия столь сильно отдает чудом, что почти исключает действие известных и естественных факторов. И все же здесь приводится масса фактов, доказывающих, что такие события действительно имели место, и мы обязаны уделить им надлежащее внимание».

Автор оставляет первое, или абсолютное, исключение и пользуется объяснением, что за день до наблюдавшегося, согласно сообщениям, падения камней в Тоскане 16 июня 1794 года произошло извержение Везувия…

Другим объяснением является то, что камни действительно падают с неба, но эти камни были подняты в небо с какой-то другой части земной поверхности смерчами или в результате вулканической деятельности.

С тех пор прошло более ста двадцати лет. Я не знаю ни одного аэролита, который был бы приемлемым образом прослежен до его земного источника.

Падающие камни следовало бы распроклятить, хотя и с оговорками, исключающими воздействие на землю внешних сил. Можно иметь знания Лавуазье и все же оказаться неспособным анализировать, неспособным даже видеть иначе как в согласии с гипнотически внушенными представлениями своей эпохи или с общепринятыми реакциями против таких представлений. Мы больше не верим. Мы принимаем.

Мало-помалу объяснения с помощью смерчей и вулканов пришлось оставить, но сильно было воздействие на умы этой эксклюзионистской гипотезы, этого приговора к проклятию, или этой попытки прийти к позитивности. Даже в наше время некоторые ученые, особенно профессор Лоуренс Смит и сэр Роберт Болл, продолжают выступать против всяких внеземных источников, утверждая, что ничто не может упасть на эту землю, если оно не было заброшено или запущено с какой-нибудь другой части поверхности этой земли.

Это столь же достойно похвалы, как было когда-либо достойно и все другое, — этим я хочу сказать, что этот взгляд является промежуточным между достойным похвалы и достойным порицания. Он девственно невинен.

Метеориты, факты о которых были некогда прокляты, оказались впоследствии принятыми, но складывается впечатление, что это только временное отступление предпринятого исключения; сохраняется мнение, что только два класса веществ падают с неба — металлические и каменные, причем металлические предметы состоят из железа и никеля… Масло и бумага, шерсть, шелк и смола. Мы видим, для начала, что научные девы боролись, и плакали, и вопили против допущения о внешних связях Земли по двум основаниям: Они там были до этого;

Или были заброшены вверх в одной части поверхности этой земли, а упали на другой.

Еще в ноябре 1902 года в Nature Notes, 13,231, один из членов Сэлборнского Общества все еще показывал, что метеориты не падают с неба; что они представляют собой массы железа, лежавшие на земле «еще до этого», которые притягивают к себе молнии; что когда видят молнию, ее по ошибке принимают за падающий светящийся предмет… Под прогрессом мы подразумеваем изнасилование. Масло, и мясо, и кровь, и камень со странными надписями на нем.

ИТАК, МЫ УТВЕРЖДАЕМ, что Наука имеет не большее отношение к реальному знанию, чем рост растения или организация универсального магазина, или развитие нации; что все они представляют собой процессы ассимиляции, организации или систематизации, выражающие различные попытки достигнуть позитивного состояния — состояния, которое обычно называют небом —я хочу сказать, что я предполагаю это.

Не может быть реальной науки там, где имеются неопределенные переменные, но каждая переменная является, выражаясь более тонко, неопределенной, или нерегулярной, т.к. пребывание в Промежуточности означает недостигнутую регулярность. Неизменное, или реальное и устойчивое, были бы вообще ничем в Промежуточности — подобно тому, как, но в относительном смысле, неискаженная интерпретация внешних звуков в уме смотрящего сон не могла бы длительно существовать в сновидящем уме, потому что это касание реальности относилось бы к пробуждению, а не к сновидению. Наука есть попытка проснуться к реальности, в которой она пытается найти регулярность и единообразие. Или регулярное и единообразное были бы тем, для чего нет ничего внешнего, которое могло бы потревожить его. Под всеобщим мы подразумеваем реальное. Или, иначе, лежащая в основе сверхпопытка, выраженная в Науке, безразлична к предмету Науки; что попытка регулязировать, то есть открыть закономерность, есть жизненный дух. Насекомые и звезды и химические смеси: они только квазиреальны и о них ничего реального узнать нельзя; но систематизация псевдофактов есть приближение к реальности, или к конечному пробуждению…

В сновидящем уме кентавры и канарейки, которые превращаются в жирафов, не имеют отношения к реальной биологии, но попытка в состоянии сновидения систематизировать такие видимости была бы движением в сторону пробуждения — если лучшая умственная координация есть все, что мы подразумеваем под состоянием бодрствования, относительного бодрствования.

Вот и выходит, что для Науки — после ее попыток систематизировать, игнорируя внешние факторы, представление о вещах, падающих на эту землю из внешнего пространства, является столь же огорчительным и нежелательным, как — трубы, врывающиеся в относительно симметричную композицию музыканта, — мухи, совершающие посадку на плод усилий живописца достигнуть гармонии и размазывающие краски, суфражистка, которая на молитвенном собрании встает и произносит политическую речь.

Если все вещи принадлежат единому целому, которое есть состояние, промежуточное между нереальностью и реальностью, и если ни одной вещи не удалось оторваться и установить бытие для себя, и даже если бы ей удалось вырваться, и она бы не могла продолжать «существовать» в промежуточности, как нечто рожденное не может в то же время оставаться внутриутробным — я, конечно, не вижу никакой позитивной разницы между Наукой и Христианской Наукой — и отношение обеих к нежелательному одинаково: «это не существует».