Эльмира Нетесова - Месть фортуны. Фартовая любовь

• Название: Месть фортуны. Фартовая любовь
• Автор: Эльмира Нетесова
• Издательство: АСТ
• Жанр: Боевик
• Год: 2006
• ISBN: 5-17-021323-9

Дети – преступники?! Дети, чья жестокость превосходит порою жестокость взрослых?! Это – не миф, а реальность. Обычная, повседневная реальность нашей жизни. Сломаны, истерзаны судьбы пацанов и девчонок, выросших по воровским «малинам» и едва ли не с молоком матери усвоивших звериный блатной «закон»: ИЛИ ТЫ – ИЛИ ТЕБЯ. Они давно уже ничего не боятся и ни во что не верят. Они готовы на все…

---

— Пацаны! Пустые ваши обиды на меня. Я вовсе не хотела обидеть или унизить кого-то. Я считаю вас своими, родными мне кентами, самыми лучшими на свете! Оскорбить вас — значит, плюнуть на себя! Вы меня не поняли! Вы мне жизнь спасли, такое не забыла. И не только мне. Кентам моим! Я всегда помню ваше доброе.

— Брешет все! — нахмурился Ванечка.

— Иначе я не пришла бы сюда снова! Да и кто как не вы — самые смелые во всем городе? Вы много лучше тех, кто дышит наверху.

— Нас корнями зовут! Потому мы лучше! — послышался писклявый голос Вовки.

— Я не на холяву здесь возникла! В малину нужны лучшие. Наверху таких нет. Там проще дышать. Никто из них не сумел бы примориться тут — внизу!

— Когда в жопу клюнет, всякий сможет. Мы тоже не тут родились! — отмахнулся Борька и отвернулся от Капки, бросив сквозь зубы короткое слово:

— Трепло!

— Да пристопорись ты! — остановил мальчишку Король.

Борька, цыкнув слюной сквозь зубы, оглядел Остапа:

— Дурней себя ищете? Не выйдет! Всяк сам для себя ворует. Этим и живет, другим дает жить. Это — как мы! А вы хотите, чтоб наши пацаны для вас воровали? Такого не будет никогда! Всяк свой возок тянет. Сколько сил хватит. Лишнее, чужое — горб трет. Мы крадем по мелочи. Только жратву. За такое не судят. Даже когда в лягашку забирают поначалу, потом разберутся за что замели, дадут поджопника покрепче, чтоб дальше летел. И, гуляй, Вася! А вас по всему городу с автоматами стерегут! Есть разница? Нам жизнь, пусть она и хреновая, одна дана! Мало ли, иль долго протянем, это от Бога. Но к вам — ни ногой! И никого не дам в малину! Хоть к кому из вас!

— Постой, ты за себя можешь вякать! Другим — не мешай! — трясло Капку. Она гладила малышей по вшивым и лишайным головам. Их липкие волосы были такими тонкими, жидкими, что казалось, гладила она лысых лилипутов-стариков.

Внезапно Задрыга почувствовала, как кто-то в темноте сунул себе в рот ее палец и стал сосать причмокивая.

Это был трехлетний Степка. Он отстал от поезда и потерял своих. Никто его не искал, не спрашивал в милиции о пропаже сына. И мальчишка вскоре оказался в подземке.

Капка взяла его на руки. Пошарила по карманам. Нашла конфету, отдала Степке. Тот обхватил девчонку за шею. Сосал конфету торопливо, пока на руках. Внизу отнять могут.

— А я тоже конфету хочу! — захныкала Ирка и потянулась к карману Капки.

На нее прикрикнули, но не обидно, не зло. И девчонка отошла, жгуче завидуя Степке.

— А я к Задрыге хочу! — подал голос рыжий, как подсолнух, Петька. Этому мальчишке было всего десять лет. Но во всей подземке не сыскать второго такого драчуна и забияки, задиры и сорванца. Он бил всех и цеплялся к каждому, как репейник. Он курил лет шесть. И матерился совсем по-взрослому. Ночью он жутко скрипел зубами оттого, что в его вздутом животе водилась прорва глистов. Он никогда не наедался.

— Ты хочешь к Задрыге? — удивленно спросил пацана Толик.

— Очень хочу! — подтвердил Петька.

— Иди, — пожал плечами Борис.

Задрыга слышала, что Петьку выгнала из дома каталкой старая бабка. Ей на попеченье оставил сын троих детей. Сам с женой поехал на Север, на заработки. А бабка получала переводы каждый месяц. Но все скулила, что денег не хватает, что провальная Петькина утроба скоро сожрет и ее вместе с домом. Двое других были нормальными детьми. А Петька, добравшись до погреба, все бабкины припасы на зиму, за неделю, подчистую съел.

Старуха, когда это обнаружилось, выгнала внука из дома на все четыре стороны, запретив показываться на глаза.

С тех пор он к ней не появлялся. В подземке больше года прожил. Когда он выходил в город, все лоточницы прятали от него пирожки с рыбой. Знали, не один, не два пирожка, как другие, весь лоток стянет. Все сожрет одним духом. Без икоты, отрыжки и изжоги. Никогда ни одного пирожка после него не оставалось. То-то удивлялись горожане, как он живым после такой пакости оставался и ни разу его не пропоносило.

— Хиляй ко мне, кент! — подала ему руку Капка и поставила рядом.

— Ты один десятка стоишь! — сказала громко.

— Это точно! — похлопал себя пацан по худеющему животу.

— И меня возьмите! — продирался к Задрыге ершистый, как ежик, Митька. Ему было девять лет.

Самый упрямый и молчаливый, он ушел из дома три года назад. Случилась в семье беда. Посадили в тюрьму отца-бухгалтера. Мать на третий день привела с улицы чужого мужика. Потом и другие наведываться стали. Митька не выдержал однажды. Вытолкал очередного кобеля. Мать скандал закатила. Митька пригрозил ей, если не перестанет позорить — сжечь вместе с хахалем живьем. Та не поверила. А через день, выведя из дома младшую сестру, облил керосином весь дом и поджег. С одной спички большой пожар получился.

Мать и впрямь сгорела в нем. А хахаль — успел выскочить. Голяком через весь город скакал без оглядки. Митька с сестрой в этот же день пришли в подземку.

Пацан люто ненавидел проституток. Он узнавал их по запаху издалека и всегда швырял в них камни и бутылки.

— А меня примете? — робко глянула на Задрыгу большеглазая Тоська. Этой уже тринадцать лет исполнилось. И многие малыши звали девчонку мамой.

— Ты, что? С ума сошла? — удивился Борис,

— Я мышей и крыс боюсь! Они даже мертвецов едят! И меня сгрызут когда-нибудь! — выдала давний страх.

— А там тебя в тюрьме сгноят! Или менты подстрелят. Ты же не умеешь быстро бегать, ноги больные! — останавливал девчонку Борис.

«Тоська смотрела на Задрыгу. Та, оглядев девчонку бегло, сказала:

— Тебе очень нужно скорей слинять отсюда. Но не к нам. Слаба ты для фарта. Но я беру тебя. Не в малину. Станешь старика присматривать. Файный кент, — оглянулась на Короля, тот понятливо подморгнул.

— Хамовку будешь готовить, стирать, убирать в доме. И сама — в тепле и сыте задышишь.

— А меня он не будет колотить? — спросила девчонка, боявшаяся крепких трепок. Ее слишком часто били, сколько себя помнила.

Родителей своих она не знала. Ее в недельном возрасте, прямо из роддома, в казенном белье, подкинули на порог к богатой семье. У них своих детей не было.

Тоську взяли. Из жалости. Хозяин семьи — толстый мужик, в летах, работал директором мясокомбината. Жена — медсестра, совсем молодая баба, польстившаяся на сытость и положение мужика. Она не беременела от своего мужа, видимо, из-за его возраста. До нее он имел три семьи. Там оставил пятерых детей, больше десятка внуков. С ними он иногда виделся. Подбрасывал мяса. Но подолгу не общался. Его раздражали бывшие жены — старые, огрузневшие, ругливые. Он предпочел им миловидную, молодую бабенку, умевшую крутиться на одной ноге. Ее он кормил и наряжал, ее обожал, с нею он себя чувствовал гораздо моложе. Она никогда не жаловалась На болячки и усталость, как прежние жены. Она всегда пела, смеялась, радовалась своему бабьему счастью, довольствовалась тем, что имела.

Оставить Тоську у себя посоветовал ей муж. И хитро прищурившись, шепнул ей на ухо:

— Скажем, ты родила! Пусть от зависти лопнут. Что я и в шестьдесят — мужик. Авось, вырастим. Да и тебе, когда я на работе, скучно не будет. Все не одна, сначала привыкнешь, потом полюбишь, — уговаривал жену.

Та согласилась взять, как игрушку. Забаву в дом. Но… За девчонкой потребовался уход. Пеленки и распашонки, молоко надо было покупать каждый день, купать и вставать к ребенку по ночам. Это вскоре надоело. И баба уже вслух жалела о своей оплошности.

Вдобавок, Тоська была болезненной и некрасивой, черной, как галчонок, она даже на самую малость не походила ни на кого в семье. На свою беду была горластой. Очень любила быть на руках. Не понимая, что живет в чужой семье, где рассчитывать на любовь и тепло — бессмысленно.

Вскоре в семье охладели к Тоське. О ней забывали надолго. Порою целыми днями лежала в мокрой постели, надорвав горло. Вскоре разучилась кричать, поняв бесполезность.

Ее заметили, когда встала на ноги и сама, без посторонней помощи, стала ходить. Это не вызвало особой радости.

Девчонка оказалась любознательной и залезала в шкафы, столы, тумбочки, разбивала вазы, фужеры, бокалы, ломала всякие безделушки. Поначалу ее ругали, потом стали бить.

Тоська особо боялась гибкого хлыста. Он больно впивался в тело и причинял долгие муки. Но Тоська не понимала, почему взрослым можно брать в руки все, а ей нельзя. И однажды добралась до косметички.

Ох и отвела душу перед зеркалом, пока никого не было дома. Все французские духи вылила на себя. В лаке, в кремах, красках блаженно уснула на диване. Вскочила от дикого визга вернувшейся с работы женщины. Та в ярости избила девчонку так, что наплевав на сытость, она рванула в дверь, крича одно:

— Спасите!

Тут соседи выскочили. Завели к себе, стали успокаивать, утешать девчушку. Ругали бабу, избившую Тоську до черна. Вызвали милицию. Показали ободранную хлыстами спину ребенка.