Анатолий Степанов - Скорпионы

• Название: Скорпионы
• Автор: Анатолий Степанов
• Издательство: Отечество
• Жанр: Детектив
• Год: 1991
• ISBN: 5-85808-013-8

---

Большой Коптевский, Красноармейская, у стадиона «Динамо» вывернули на Ленинградское шоссе, у Пушкинской свернули на бульвары. Вот и Петровка, дом родной, огни во всех окнах родного дома. Незаметно, по-весеннему быстро стемнело.

III

В его кабинете Ларионов продолжал трепать несчастного Витеньку. Похмельный Витенька потел, маялся.

— Устал, Сережа? — осведомился у Ларионова Александр. Тот не успел ответить — встрял в разговор Ящик:

— Это я устал, кончайте мотать!

— Здесь ты не устал, Витенька, здесь ты слегка утомился. Уставать будешь в зоне лагеря особо строгого режима. — Смирнов сел на свое место.

— Ты можешь отдыхать, Сережа. Только скажи, на чем остановились.

— Да все на том же, Александр Иванович.

— Дурак ты, Ященков, — с сожалением констатировал Смирнов.

— Не дурее некоторых, — Витенька ощетинился, глянул на Александра гордым глазом. — Мне перо в бок получать ни к чему.

— Эге! — обрадовался Александр. — Уже кое-какие сдвиги.

— Вокруг да около пока, — пояснил Ларионов. Он скромно сел у стены. Смирнов выбрался из-за стола, взял за грудки Ященкова, рывком поднял.

— Бить будете? — весело осведомился Витенька.

Смирнов долго молча смотрел в мутные, в похмельных жилках, Витенькины глаза.

— Вместе со мной моли Бога, мразь, чтобы фронтовик тот выжил! Он четыре года, от звонка до звонка, под пулями, он тебе, подонок, жизнь вручил, а ты его — в ножи!

— Это не я, это не я! — Ященков скуксился лицом, заплакал, Александр кинул его на стул, вернулся к столу.

— Жена потерпевшего в больнице дежурит, — дал справку Ларионов. — Неудобно, конечно, но побеспокоим, проведем опознание. Она узнает тебя, Ященков. Довольно точно описала в предварительных показаниях.

— Где Сеня Пограничник отлеживается, Ященков? — тихо спросил Александр.

Витенька пошмыгал носом, убрал слезы с соплями, повернул голову к стене, сказал ему полушепотом:

— На Оленьих прудах.

— У Косого? — уточнил Ларионов. Витенька пожал плечами — не отрицал и не подтверждал, думайте что хотите.

— У Косого, значит. — Смирнов встал. — Ты, Ященков, подумай в камере, а мы на Оленьи поедем. В твоих интересах заговорить всерьез.

…На лодочной базе служил сторожем старый греховодник Косой. Жил здесь же, в комнате при базе.

Ларионов остался у калитки, Казарян перекрыл тропку к замерзшему еще пруду, а Смирнов отправился в гости. Постоял немного на крыльце, осторожно постучал в хлипкую дверь.

— Кто там? — спросил нарочито старческий голос.

— Свои, Федор Матвеевич, свои, — негромко сказал Александр и вежливо пояснил: — Смирнов из МУРа.

Федор Матвеевич тотчас открыл дверь.

— Здравствуйте, Александр Иванович, — приветствовал он Смирнова, улыбаясь умильно.

— Сеня Пограничник у тебя?

— Раз вы за ним пришли, значит, у меня.

— Что ж не шумит?

— Бухой в усмерть.

— Ствол у него имеется?

— Не, при мессере.

— Тогда веди.

Косой услужливо распахнул дверь пошире. Александр вытянул пистолет из подмышки, сунул за пояс, вошел в комнату и включил свет.

Сеня Пограничник спал одетым, уткнувшись мордой в подушку. Сопел, пускал нечистую слюну. Смирнов вынул нож из-под подушки, тряхнул Сеню за плечо. Сеня замычал страдальчески, не желая ничего менять в собственной прекрасной жизни, но тут же был поднят за шиворот и откинут к стенке. Тогда и открыл бессмысленные глаза. Александр громко распорядился:

— Федор Матвеич, ребят моих позови. Они поблизости.

Сеня прижался к стенке и норовил заснуть. С крыльца донесся насмешливый старческий тенорок:

— Оперсосы, вас пахан кличет!

Александр похлопал Сеню по щекам, растер уши — будил.

— Не надо, — попросил Сеня.

— А что надо? — от дверей поинтересовался Казарян.

— Ты кто? — вдруг почти трезво осведомился Пограничник.

— Я — оперуполномоченный Московского уголовного розыска Роман Казарян. Пойдешь со мной?

— А куда?

— В камеру.

Силы для того, чтобы сообразить, что с ним происходит, иссякли, и Сеня опять приспособился заснуть.

— Кончай балаган, Рома. Пригони машину, а мы с Сережей под белы рученьки выведем.

Пока вели, Сеня, раскачиваясь между Смирновым и Ларионовым, пытался петь «В Кейптаунском порту», а в машине мигом уснул с храпом и стонами.

— Господи, такое стопорит! — удивился Ларионов.

— Это-то и страшно, Сережа, — сказал Роман серьезно. — Сколько таких дураков, несмышленых сявок, которые решили, что они — отпетые урканы.

— Рома, ты складское дело полистал? — перебил Смирнов.

— Эге. Там довольно странная компания. Много их и все разные. Я списочек готовлю.

— Следователь для закрытия концы рубил?

— На первый взгляд все гладко.

— А на второй?

— Читать надо, Саня, а не листать. А я листал.

IV

По Каретному Смирнов добрел до Садового и по Садовому доплелся до площади Маяковского. Казалось, поздно уже. Так нет — гуляли, вовсю гуляли по улицам москвичи. Да и куда деваться — в коммуналках набитых только спать можно, да и то с грехом пополам.

Широкой грудью хватил холодного воздуха. Пахло талой водой, весной. Вот она, расслабка. У Художественного ремесленного училища он свернул на Красноармейскую и направился домой. Мало-Коптевский, стоящие покоем дома — два-«а», два-«б», два-«в».

К двери кнопкой пришпилена записка: «Саша, я у Лешки Бэза. Жду до половины двенадцатого». Александр глянул на часы: без десяти одиннадцать.

У Гольдиных забивали «козла». За непокрытым столом сидели Алик, школьные дружки Виллен Приоров и Лешка Бэз, отец Лешки, глава семейства Яша Гольдин. Со страшной силой колотили они по некрашеной столешнице костяшками домино.

Неунывающее это было семейство, жившее в двух комнатах барака-развалюхи. Яша заведовал ларьком утильсырья на Инвалидном рынке. Лет двадцать уже заведовал. Правда, с перерывом: отлучался на три года на войну. Был там при лошадях, ездовым, возил, что прикажут. Дали ему за это две медали «За боевые заслуги». Постоянную работу Яша очень любил за ясность и покой: сами клиенты товар принесут, сами свешают, деньги получат и уйдут. Правда, последние пять лет сильно беспокоила макулатура. После каждого постановления по идеологическим вопросам библиотеки — районная, учрежденческие, школьные — заваливали палатку вредными книгами. Туго бы пришлось Яше, пришлось бы самому вешать, интеллигентные библиотекарши наотрез отказывались, но в добровольные помощники напросился Алик — собирал для себя домашнюю библиотеку.

Особенно урожайной была кампания по борьбе с космополитизмом. Киплинг, Хаксли, Олдингтон, Дос-Пассос, Хемингуэй, до безобразия плодовитый Эптон Синклер, Андре Жид — это только часть богатства, которым владел теперь Алик. На книжных развалах даже собрание сочинений Уоллеса рижского издания тридцатых годов, на радость Саньке Смирнову, любившему легкое чтиво после тяжелой работы, раскопал. Весьма благодарен был Алику Яша за то, что тот дал ему возможность не отвлекаться от любимого занятия: сидеть и подремывать в ожидании самообслуживающихся клиентов.

Яша дремал и царствовал, а Роза работала, как лошадь, и кормила многочисленное семейство. Считала чеки для продавцов из соседних магазинов, отмывала и сдавала неотмываемые бутылки, дежурила при чужих ребятах. Хотя и своих деток было немало — Лешка, Мишка, Элеонора и приехавшая из Херсона племянница Соня. Роза подметала также окрестности — была дворником при домоуправлении.

Мужики со страшной силой стучали костяшками, нимало не смущаясь, что за стеной спали, а Роза сидела на кровати и считала бесконечные чеки.

— Шолом-Алейхем, евреи! — рявкнул от дверей Смирнов.

Мужики, не отрываясь от серьезного дела, рассеянно поприветствовали вошедшего, а Роза обрадовалась искренно:

— Санечка, голодный, наверное? Я тебе сейчас макароны по-флотски разогрею. Хорошие макароны, ребята очень хвалили.

— Да не стоит, Роза, возиться, — фальшиво отказался от обеда Александр и сел рядом с ней на кровать.

— А что возиться, что возиться? Керогаз горит, я им чайник кипячу. Подождут с чаем, а ты голодный, голодный, ничего не говори, по глазам вижу — голодный! — Она выскочила в коридор, к керогазу, и скоро вернулась.

— Подвиньтесь! — приказала она козлодавам. — Дайте человеку поесть.

— Я из кастрюли, Роза. Давай сюда.

— Это некрасиво, — заметила Роза, подвигая кастрюлю к Александру, и уже другим голосом распорядилась — Все, козла в хлев. Чай пить будем. — Она смешала на столе искусно выложенную змейку кончавшейся партии.

Гольдины следовали завету умиравшего еврея, который не жалел заварки. Мировой чай был у Гольдиных, крепкий, обжигающе горячий, ароматный. В башке у Александра прояснилось, в тусклом глазу проснулся блеск, он поинтересовался: