Алексей Маслов - Воля за пределами воли

• Название: Воля за пределами воли
• Автор: Алексей Маслов
• Жанр: Прочая научная литература

---

Одной из характерных черт учителей ушу была их жизненная ненавязчивость, шифу никогда не проповедовал о пользе ушу среди непосвященных, не "зазывал" к себе в школу. "Даодэцзин"

сравнивает осторожность мастера по отношению к жизни с "человеком, переходящим реку по льду зимой".

Учитель ушу как главный, а порой и единственный носитель школы был не просто человеком, лучше других знающий свой стиль. По существу, он человек с абсолютно иным, качественно более высоким восприятием мира как метафизической целостности. Он не только тот, кто лучше всех знает ушу, он и есть манифестация самого ушу.

Подавляющее большинство его последователей навряд ли понимали ту глубину, которую он открывал перед ними, но все попадали под непреодолимо притягательное обаяние его облика - по сути, под влиянием его трансцендентного образа. Именно этот образ, растянутый по времени, и сохранял традицию школы в непрерывности так, что даже со смертью она продолжала жить в учениках.

"ТЕМЕН И ПУСТ"

Интенсивность, чувственность, реальность традиции поддерживались именно представлениями об облике первоучителя, сам же этот образ ковался в мифах, тайных учениях и рассказах о "людях необычайных". Причем этот образ для последователя ушу не был чем-то далеким и расплывчатым, но обладал абсолютной конкретикой, материальностью, ибо всякий ученик осмыслял себя не иначе как преемником этого образа.

О каком образе, в сущности, идет речь? Образ учителя, традиционный для Китая, может показаться для европейца парадоксальным и необычным. Это не прекрасно сложенный атлет, не мудрец, говорящий четкими и меткими афоризмами, что предусматривается канонами греко-римской красоты. Это и не силач, внушающий ужас и поклонение своими подвигами. Облик легендарных мастеров - Бодхидхармы, Чжан Саньфэна - зачастую отталкивающ. У одного огромные уши, нечесанные волосы до земли, другой - хром и безобразен.

Естественно, не стоит считать, что каждый учитель ушу именно таков, реальность подсказывает нам скорее абсолютно противоположное. Речь идет об образе, о собирательном персонаже легенд. И этот образ учителя уродливого и насмешливого - несомненно создание народной культуры, реакция на вычурность и подчеркнутое благородство чиновников, на их самовозвеличивание. Народная культура отреагировала на культуру элитарную созданием некоего. "антисоциального" образа учителя, поклоняясь ему не меньше, чем богам и духам.

Мастер-учитель в китайской традиции противоположен обыденному порядку вещей, он "не таков", он обратен привычности. Это и выражается в подчеркнутом юродстве таких людей. Они противоположны канону не только красоты, но и обучения. Наставник ушу учит не по писанным канонам и не объяснениями, но парадоксами (эту парадоксальность мы встречаем и в чаньбуддизме) - непоколебимым молчанием, пронзительным криком, заставляет ученика то рубить дрова вместо изучения ударов, то часами наблюдать за падающими каплями воды. Поведение мастера ушу сближалось с природной естественностью, спонтанностью действия "вне мысли".

Утрирование, гротеск мастера отнюдь не становились эпатажем социальной действительности. Скорее наоборот, четче обрисовывали те вещи, мимо которых равнодушно проходит интеллектуальный взор непосвященного. Здесь размывается привычный строй вещей, декристаллизуется обыденность, понятия нашего внешнего, вещного мира теряют устойчивость, твердость своих граней.

Мастер переводит жизнь, да и весь мир в иную плоскость - плоскость духовного бытия. Само размывание границ обыденности, ее распластывание в пространстве и времени в конечном счете ведет к сердцевине, к началу всех вещей, оно обращается в абсолютную пустоту - идеал философской и эстетической традиции Китая. Не случайно даос Чжуан-цзы говорил, что облик учителя "темен и пуст, хоть целый день гляди - не углядишь, слушай - не услышишь, дотрагивайся - не дотронешься", то есть фактически он повторяет все характерные черты Дао.

Не случайно мастеров сравнивали с темным или сокровенным зеркалом (сюаньцзин) - предметом ранней культовой практики даосов, которое представляло собой отполированную круглую металлическую пластину.

Зеркало объективно отражает события, но в то же время не меняется, вечно оставаясь самим собой. Более того, человек, глядя в зеркало, видит не зеркало, а свое отражение в нем, и не замечает самой зеркальной поверхности. Действительно, мастер - это "сокровенное зеркало", он находится в ином измерении и живет жизнью космической, вселенской.

Здесь проявляется особое отношение к акту творчества, характерное для Китая. Для западного художника, поэта, философа акт творчества может состояться лишь тогда, когда его произведение выставлено на публику, прочитано, увидено, оценено людьми. Для китайского же мастера важен не результат, но сам процесс, ибо это всегда путь самосовершенствования. Творческий акт совершается прежде всего для себя, для собственной души, и в нем мы всегда единимся с учителями высокой древности. Прекрасная каллиграфия, великолепный художественный свиток не обязательно должны быть выставлены напоказ. Приведем слова блестящего эстета и художника V века Цзун Биня, описывающего смысл художественного творчества: "Мудрецы и благородные мужи древности возвращаются к жизни в моем воображении, и все интересные вещи сходятся вместе в моем духе и моих мыслях. Что я еще должен делать?

Я оттачиваю свой разум - вот и все.

Что же может быть более важного, чем оттачивать свой разум?"

Только так - "оттачивать свой разум". В китайских текстах зачастую употребляется более точное слово - "полировать", обрабатывать, подобно полировке, поверхности зеркала, дабы оно естественнее отражало реальность, причем не только реальность внешнюю, природно-телесную, но и внутреннюю, скрытую. В этом и есть высший смысл творчества. Момент самовыражения должен быть ускользающе-стремителен, и именно в этой мимолетности, неуловимости состоит высшая ценность мастерства. Оно ускользает снаружи, но остается в вечности, в духовном пространстве бытия.

Мастерство в Китае, которое и было равносильно понятию гунфу, - это восприятие мира, отличного от обыденного. Оно начинается с "прозрения собственной природы" (гуаньсин) благодаря "взиранию внутрь" (нэйгуан). Мир, распадающийся в сознании обычного человека на сотни несвязанных явлений, собирался воедино, и последователь прозревал "целостное Дао" (цюань Дао) и "достигал Единого". Мир приходил в свое изначальное единство, нерасчлененность, суть которого - глобальная Пустота. "Прозрение собственных природных свойств", "своего незагрязненного истинного лика", осознание себя как сверх-бытийного несубстанционального явления (не человека!), разлитого в природной естественности, приводит к ощущению собственной неотличимости от этой глобальной Пустоты. Приводя свой дух в покой и умиротворяя собственную природу, мастер сливается своим пустотным сознанием с Дао, и тогда каждое его движение обретает исключительную ценность, ибо оно и есть воплощение самого Дао, а не механический повтор чьих-то поучений. Лишь у мастера прием исходит из сердца.

Передача традиции в Китае есть всегда передача истины. Ложное не может передаваться, ибо не является Учением, но лишь его формальным исполнением.

ТОТ, КОМУ ПРЕДНАЧЕРТАНО

ВЕРНУТЬСЯ

Возвращение Абсолютного Учителя в каждом последующем поколении учеников - одно из самых мистических явлений в ушу, с трудом понимаемое обычным человеком, хотя это - стержень и нравственный идеал китайской традиции вообще. Как так - если человек умер, погибла его физическая оболочка, тело превратилось в прах, то что "вечно возвращается"? Душа? Дух?

Людям, знакомым с языческой и христианской мистикой, это еще может показаться понятным, хотя некоторые возразят против самого факта возвращения каждой души. Но в ушу не об этом идет речь. Возвращается не просто абстрактный Учитель, возвращается его конкретная личность. Возвращается не только в духе, не только в тождественности помысла и психотипа, но и в конкретных чертах лица.

У конфуцианских философов, например, мы встречаем замечательные пассажи о том, как, услышав древнюю музыку, человек видит в мельчайших подробностях лик того, кто се сочинил, хотя ему никогда не приходилось воочию сталкиваться с автором музыки, жившим за два-три столетия до этого.

Мастер тайцзицюань Ян Чэнфу говорил, что, когда он начинает делать комплекс тайцзицюань, рядом появляется Чжан Саньфэн (образ? лик? реальность?), который обучает и поправляет его.

Создатель стиля багуачжан Дун Хайчуань учился у даосских небожителей, которые появлялись лишь в момент тренировки, причем он ясно видел их облик, одежды, мог описать даже тембр голоса - "низкий и медленный, очень глубокий".

И еще одна история из анналов ушу.

Однажды великий мастер синъицюань Го Юньшэнь собрал своих учеников и сообщил: "Сегодня я решил, что мой путь на земле завершен и я покину вас". Ученики были потрясены решением мастера умереть - умереть так просто и обыденно, при полном здоровье - и принялись уговаривать Го Юньшэня не покидать их. Го, усмехнувшись, заметил: "Напрасно печалитесь. Пока вы занимаетесь этим искусством - я буду жив".